Ах, в Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.
1988 год
В солнечном порту
В солнечном порту, где все глаза раскосы,
Где седлает солнце мачты словно кол,
Где, дурной травой шпигуя папиросы,
Подмигнет тельняшечник мне, пропит и гол.
В солнечном порту изогнута лекалом
Год назад, и два, и нынче точно так,
Дама на углу стоит, как и стояла, —
Вспыхивает-гаснет «Мальборо» — маяк.
Весел я, но мне не ощупать порт,
Здесь не я один хочу ее обнять.
Выберусь и — прочь. Закачаюсь, горд —
На сто пальм березу мне не променять.
Хриплы голоса. Гудки из моря хриплы.
Льет на плечи бронзу солнечный черпак.
Небо хочет птиц, но к глазам прилипли
Бронзовые чайки, севшие в кабак.
Якорь тяжко спит. Меня не ждут на трапе.
Поднял паруса я бы всей душой.
Белый и смешной в азиатской шляпе,
Брошусь на песок теплый, но чужой.
1994 год
Весы
Мир — весы. Мы все на них положены.
Нет покоя чашам ни на миг.
Каждому есть противоположное,
Если равновесие на них.
Кренятся весы, и умолкают бравые,
С левой чаши — глянь — прыгают
на правую.
Кренятся весы, и иссякают смелые,
С правой чаши — глянь — прыгают
на левую.
Скачет мир — вселенская экспрессия,
Под весами — Вечный Океан.
Входят континенты в равновесие —
Разновес больших и малых стран.
Кренятся весы. Поштучно и оравами
С левой чаши — глянь — прыгают
на правую.
Кренятся весы, сам черт с Пречистой
Девою
С правой чаши — глянь — прыгают
на левую.
Вверх и вниз кидает, дурью мает их,
Дарит то падение, то взлет.
Что — весы? Такой же в сути маятник —
Если остановится — умрет.
Кренятся весы. Гонимые потравами,
С левой чаши — глянь — прыгают
на правую.
Кренятся весы. А я-то что же делаю?
Правой чашей сыт. И сыт по горло левою.
1986 год
Влюбился, девушка, в тебя
Плыл по ветру теплый вечер
И за горизонтом гас.
Ты попалась мне навстречу
В первый раз.
Твоя улыбка певчей птицей
Растаяла в ночи,
И замелькали встречных лица:
Ищи ее, ищи.
Помнил я, за ней шагая,
Все черты ее лица,
Но вела меня другая
Улица.
И полетело время свистом,
Как камень из пращи,
Аэропорт гудел и пристань:
— Ищи ее, ищи!..
Город в суете извечной
Вряд ли встречу принесет.
Кто я ей? Обычный встречный,
Вот и все.
Меняет мир свои одежды,
Но в огоньке свечи
Живет всегда тепло надежды.
Ищи ее, ищи.
Я влюбился, девушка, в тебя.
2008 год
Во дворе
Во дворе, где радиола на конце иглы держала
Нить мотива и луны лимонный диск,
Пробивал гитарой-соло какофонию квартала
Такт за тактом ливерпульский гитарист.
А потом игла чихала, открывалась дверь
балкона,
Дом полночный пестрой шторой делал вдох…
В послезвучье возникала темноглазая икона,
И отскакивали пальцы от ладов.
И шептал полночный идол в огорошенное
небо
То ли имя, то ли рифму, то ли бред.
И казалось мне, обронит: «Милый мой, сейчас
я выйду,
Мне родительское слово не запрет».
Мирно спал киоск с газетой, где объявлен
был крамолой
Этот парень, что с пластинки хрипло пел.
Но парили над запретом эта девочка и соло,
И над ними — звезды, белые, как мел.
………………………………….
А вчера на углу, там где очередь кольцом,
Мы столкнулись с ней к лицу лицом.
— Я узнал вас по ногам и духам.
Не узнали и подумали вы: хам!
Вот ведь время лица как подправило —
Ни на ощупь не узнать, ни на глаз.
И разговор у нас по правилам:
Хвастайтесь, я радуюсь за вас!
…Толстый, глупый и довольный, вот он,
Как павлин, как майский мотылек,
Щурится со свадебного фото —
Ваш уже законный кошелек.
А фото мне не нравится, но я совсем
не злюсь
За то, что на картин очке не я вас приласкал.
Но в складках платья вашего спит дорогая
грусть.
И в кольцах изумрудных — зеленая тоска.
А вчера на углу без запиночки и в лоб
Оценили вы мне свой гардероб.
И что на скрипочках у вас детвора —
То ли дело! — А что я вам пел — мура.
Вот ведь слово — как назло застряло
в горле —
Не пропеть, не выговорить враз.
И разговор у нас по форме:
Хвастайтесь, я радуюсь за вас!
…Звоном, хрустом и шуршаньем полный
Снимочек — не взять, не упрекнуть:
Катят вас брильянтовые волны
Золотому берегу на грудь.
А остальное мелочи. И я гляжу вдогон —
Всего тебе хорошего, пей сладко и до дна.
А все-таки та девочка выходит на балкон,
И в платье ее грошевом спит медная струна.
1990 год
«Волны сдвинулись с такта…»
Волны сдвинулись с такта,
И рассыпался в клочья прибой.
Вы, как белая яхта
С белокруглой вихлявой кормой,
Протаранили ночью
Все, что встало на вашем пути,
И якорь бросили прочно
До утра у меня на груди.
И глядел исподлобья
На меня солнцедиска колосс,
Как взрываю я хлопья
Золотых несусальных волос.
И, забывши про иней,
Холодящий рассудок виска,
Ниже всех ватерлиний
Опускается сладко рука.
Я в войне с целым миром,
Я собой над войсками — верховный
Источаюсь, как миром,
Золотыми слезами стихов.
Я — поэзии дьякон,
Причитая, у моря бродил.
Вы здесь бросили якорь.
Так пришлось — у меня на груди.
2005 год
Воробьи
Проститутки на Тверской, как воробьи,
Жмутся с холода к шныряющим авто.
Подобрал бы кто, уж тут не до любви —
Под дождем стоять, распахивать пальто.
Поиграл бы кто хоть в теплые слова
(Ну, какие, к черту, «бабочки» в мороз!).
Где же ездишь ты, богатая братва, —
Глазки синие, как медный купорос?
Где бы выловить, чтоб — денег три мешка?
Поделили, всем хватило бы расцвесть.
А что возьмешь с приезжего лошка —
На помаду да на пару раз поесть.
И столичная презлая суета
Не поверит ни слезам и ни словцу.
Время — за полночь. Ну, где ж вы, блатата?
Привезли бы, что-ль, богатую овцу.
Синим пламенем гори она, дыми,
Папиросочка кайфовая в горсти.
На Тверскую со студенческой скамьи —
Мать узнает, зарыдает, не простит.
И красива, и собой не лимита,
И с артистами могла бы покутить…
Может, просто улица не та?
На Лубянскую пора переходить.
Что за осень — на асфальте ни листка,
От неона ночи светлые, как дни.
Вот и розочки голландские с лотка
Тоже маются — приезжие они.
Тоже ввалятся сегодня в чей-то дом.
(Ну какие, к черту, жрицы от любви!)
Принцы… Ротшильды… Но это все потом.
А сегодня — на Тверской. Как воробьи.
1997 год
Воспоминание
Смеется девушка чему-то у фонтана,
Ей все обыденное — сказочно и странно,
И провожатый — молод, мил и мимолетен —
Смешит ее стихом на самой верхней ноте.
Талдычат голуби и кланяются низко
На шпаги ног прелестной чудо-гимназистки.
Я — провожатый. В одиночестве — беда нам.
Горит июль. Мы оба в небо бьем фонтаном.
На кон замётано, что юность накопила —
Кривится девушка над горечью у пива.
Слова срываются с проворством воробьиным,
Улыбка мается собой в бокале винном.
И фонари вокруг в почтительном поклоне
Купают ноги в акварелевом неоне.
Две тени сходятся, и путаются космы.
Смеется девушка так ветрено и просто.
Все как в кино. Все на пределе, как на гонке.
И только нет ни тормозов, ни кинопленки,
И за пустяк в душе сражаются армады,
И вкус победы — вкус пронзительной помады.
Смеется девушка чему-то у фонтана,
Ей все обыденное — сказочно и странно.
И весь сюжет случаен, чист и мимолетен.
И оборвется он на самой верхней ноте.
1990 год
Вот мы и допели
Вот мы и допели
Дошагали, долюбили, как могли.
Давние капели
Нас дождями в эту осень занесли.
Как случилось, если
Не заладилось ни сердцу, ни уму —