Виден почерк, но почерк не тот
Это почерк любимой дочурки:
Домой папочку дочка зовет.
«Милый папа, не слушай ты маму,
Приезжай поскорее домой.
Этой встрече я буду так рада,
Буду знать, что мой папа живой.
Я в коляске катать тебя буду
И цветы для тебя буду рвать.
В душной комнате весь ты вспотеешь,
А я буду тебя прохлаждать».
Вот уж поезд к вокзалу подходит,
Потихоньку по рельсам скользит,
А в том поезде радость к горе —
Капитан молодой там сидит.
Капитан из вагона выходит,
По перрону нетвердо идет.
И глазам он поверить не может:
Эта дочка его или нет?
«Папа, папа! Как это случилось?! —
Руки целы и ноги целы!
Орден яркий со знаменем красным
Расположен: на левой груди»
«Постой, дочка, постой, дорогая!
Видно, мать не пришла и встречать.
Она стала совсем нам чужая,
Так не будем о ней вспоминатъ!»
Этот случай давно был когда-то
В Ленинграде суровой зимой.
Капитан после грозных сражений
Возвратился здоровым домой.
Помню, помню, помню я
Помню, помню, помню я,
Как меня мать любила,
И не раз, и не два
Сыну говорила.
Говорила: «Ты, сынок,
Не водись с ворами.
В Сибирь-каторгу сошлют,
Скуют кандалами.
Сбреют волос твой Густой
Аж до самой шеи.
Поведет тебя конвой
По матушке Расее»
Я не крал, не воровал.
Я служил народу.
В Сибирь-каторгу попал
По пятому году.
Помню, помню, помню я,
Как меня мать любила,
И не раз, и не два
Сыну говорила.
Гудки тревожно загудели
Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.
Зачем ты, парень, торопился,
Зачем коня так быстро гнал?
Или десятника боялся,
Или в контору задолжал?
Десятника я не боялся,
В контору я не задолжал.
Меня товарищи просили,
Чтоб я коня быстрее гнал.
Ох, шахта, шахта ты — могила.
Зачем сгубила ты меня?
Прощайте все мои родные —
Вас не увижу больше я.
В углу заплачет мать-старушка.
Слезу рукой смахнет отец.
И дорогая не узнает,
Каков мальчишки был конец.
Прощай, Маруся ламповая,
Ты мой товарищ стволовой.
Тебя я больше не увижу —
Лежу с разбитой головой.
Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.
Приморили гады
Приморили гады, приморили,
Загубили молодость мою.
Золотые кудри поседели.
Знать, у края пропасти стою.
Всю Сибирь прошел в лаптях разбитых.
Слушал песни старых пастухов.
Надвигались сумерки густые.
Ветер дул с охотских берегов.
Ты пришла, как фея в сказке давней,
И ушла, окутанная в дым.
Я остался тосковать с гитарой,
Оттого что ты ушла с другим.
Зазвучали жалобно аккорды,
Побежали пальцы по ладам.
Вспомнил я глаза твои большие
И твой тонкий, как у розы, стан.
Много вынес на плечах сутулых,
Оттого так жалобно пою.
Здесь, в тайге, на Севере далеком,
По частям слагал я песнь свою.
Я люблю развратников и воров
За разгул душевного огня.
Может быть, чахоточный румянец
Перейдет от них и на меня.
Приморили гады, приморили,
Загубили молодость мою.
Золотые кудри поседели.
Знать, у края пропасти стою.
Два друга
Если есть на свете пламенных два друга,
Так это друг мой, и это я.
И мы не сходим вечно с дружеского круга —
Куда товарищ, туда и я.
А на квартире мы не ахнем и не охнем —
Не ахнет друг мой, не охну я.
Хозяйка ждет, когда мы с мухами подохнем —
Подохнет друг мой, за ним и я.
Мы с другом песенку поем одним мотивом —
Поет и друг мой, пою и я.
Одну шалаву мы любили коллективом —
Любил и друг мой, любил и я.
И коллективом мы ходили к этой даме —
Ходил и друг мой, ходил и я.
А денег не было арапа заправляли
Заправит друг мой, добавлю я.
А год прошел, дочь родила мамаша.
Ходил ведь друг мой, ходил и я.
Но мы не знаем, кто из нас двоих папаша.
Возможно, друг мой. Только не я.
Потом в милицию служить мы поступили —
Служил и друг мой, служил и я.
За службу верную в тюрьму нас посадили —
Сначала друга, потом меня.
И если есть на свете пламенных два друга,
Так это друг мой, и это я.
И мы не сходим вечно с дружеского круга —
Куда товарищ, туда и я.
Караван Джафар-Али
Мерно шагая в пути,
Окутан вечерней мглой,
Караван Джафар-Али
В край свой идет родной.
Там по сыпучим пескам,
Где бродит один джейран,
Через границу идет
Контрабандный караван.
Шелк он везет и хну
Из знойной страны Пакистан,
В тюках везет он с собой
Лучший кашгарский план.
Сам караванщик сидит
С длинною трубкой в зубах,
Тонкие ноги скрестив,
Качается на горбах.
Богатствам его нет числа.
Богаче он был паши.
Но погубил его план,
И тридцать три жены.
Давно уж потухли глаза.
Не радует солнца восход.
И лишь на расшитый халат
Скупо слеза течет.
Не долго качаться ему
На мягких верблюжьих горбах —
Его похоронят рабы
В знойных сыпучих песках.
Пересекая пески,
Мерно шагая в пыли,
Из Пакистана идет
Караван Джафар-Али.
Проститутка
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не могла
От стакана холодного бренди.
Ведь я — институтка, я — дочь камергера.
Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и суровое слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот — проститутка и фея из сквера,
И — черная моль, и — летучая мышь.
Вино и мужчины моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Я сказала полковнику: «Нате — берите,
Не донской же валютой за это платить!
Только франками, сэр, мне чуть-чуть доплатите
А все остальное — дорожная пыль»
Ведь я — проститутка, я — фея из сквера,
Я — черная моль, я — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Только лишь иногда, сняв покров лживой страсти,
Вспоминаю обеты, родимую быль.
И тогда я плюю в их слюнявые пасти,
А все остальное — дорожная пыль.
Ведь я — институтка, я — дочь камергера.
Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Вот мое последнее письмо
Вот мое последнее письмо.
Не пиши, не надо мне ответа.
Я хотел сказать тебе давно,
Что любви моей уж песня спета.
А портрет не надо мне, не шли —
Я тебя и так неплохо помню.
Сыну ничего не говори —
Молча поцелуй его с любовью.
Вот мое последнее «прости».
Трудно будет — сын тебе поможет
Будет он обманутым расти,
Пока сам понять всего не сможет
Вот мое последнее «прощай».
Будешь жить ты в мире одинокой,
Будешь тихо плакать по ночам,
Вспоминать о юности далекой.
На мое последнее письмо
Не пиши, не надо мне ответа.
Я хотел сказать тебе давно,
Что любви моей уж песня спета.
Когда качаются фонарики ночные
Когда качаются фонарики ночные,
Когда на улицу опасно выходить.
Я из пивной иду, я ничего не жду,
И никого уж не сумею полюбить.
Мне дамы ноги целовали, как шальные.
Одна вдова со мной пропила отчий дом.
А мой нахальный смех всегда имел успех,
Но моя юность раскололась, как орех.
Сижу на нарах, как король на именинах,