На продажу отцовского дома
Там жизнь взошла и юность колосилась,
И начиналась зрелость, но потом…
Как приговор какой-то темной силы
Висит на нем, что продан будет дом.
Тот старый дом, наверно, станет сниться —
Гнездо, что свито дедом и отцом,
Где мать ждала — в тревогах вечных птицей
За нас больших шальных своих птенцов.
Мне звонкую калитку не потрогать
И больше никогда не увидать —
Спешит, слегка хромая, батя строгий,
В глазах бесята. Чуть отстала мать.
И не услышать лай, сперва сердитый,
Потом смущенный и уже не злой.
И не пробраться в сад, где ветви свиты,
И яблони мне руки тянут — свой.
Последний раз дверь заперта за нами.
Оставлен стол, комод, сундук, кровать…
Нет, не легко своими же руками
Свое гнездо чужому отдавать.
Мы разбредемся, молча глядя в землю,
Чтоб больше не сойтись на месте том,
Где, зову чувств и совести не внемля,
Мы предали тебя, отцовский дом.
Всё позабуду, всё изгладят годы,
Но знаю, что остался навсегда
Щемящий звук калиточной щеколды,
Который дом послал нам вслед тогда…
На степном полустанке
На степном полустанке небо, солнце и ветер…
Там в июне зачахнет, пожелтеет трава.
На степном полустанке и разлуки, и встречи,
И счастливые речи, и печали слова.
Как вагоны составов, дни бежали за днями,
Как составы, привычно проходили года.
И дремал полустанок под крутыми холмами,
Но однажды без стука там явилась беда.
Но однажды ростовский скорый поезд промчался,
Как обычно, в пять двадцать, и растаял вдали,
А на рельсах горячих неизвестный остался.
Его вскоре случайно при обходе нашли.
Как он здесь очутился в пиджачишке потертом?
То ли добрая воля, то ли злая рука?
Но лежал он на рельсах, на сто сорок четвертом,
Весь искромсан, истерзан, не опознан пока.
На степном полустанке всё составы, составы…
Дни промчались за днями, траур сняла вдова.
Погребли и забыли — ни почета, ни славы,
Лишь дождем запоздалым прошумела молва.
На степном полустанке вновь густые туманы,
След последний замыла дождевая вода.
На степном полустанке лишь холмы-великаны
Знают страшную правду, но молчат, как всегда.
Поезд
Мы сели в поезд, чуть на свет явившись.
Билет вручен нам матерью с отцом,
Чтоб, шар земной слегка исколесивши,
В последний раз сойти в конце концов.
Вот поезд мчит, мелькают дни за днями.
Из-под колес искрит, а сверху — дым.
И широко раскрытыми глазами
По сторонам мы с жадностью глядим.
А поезд мчит, сквозь годы пролетая,
Все чаще, чаще, чаще стук колес.
И вот, вопросы мельче отметая,
Во весь свой рост встает один вопрос.
Как там, как там за станцией конечной?
Как там, как там — несется до небес.
Порасспросить бы где-то поезд встречный,
Но нет его — маршрут в один конец.
К чему терзать себя проблемой вечной?
Как ни крути — от факта не уйти!
А поезд мчит, до станции конечной
Остался крохотный отрезочек пути.
Сентиментальная баллада о необычной любви
Позабросив дела и заботы,
И, казалось, уставши навек,
Без надежды и всякой охоты
Ехал к морю больной человек.
Ехал к морю без всякой охоты
Безнадежно больной человек.
Ну а море под солнцем вздыхало,
Обнимало, целуя волной.
В тихом воздухе радость витала.
Он, как в сон, погружался в покой.
Всё вокруг тихим счастьем дышало.
Он, как в сон, погрузился в покой.
И однажды, блестя чешую,
Вдруг русалка к нему подплыла,
Поманила поплавать с собою
И, смеясь, ему руку дала.
Предложила: «Поплавай со мною»
И, смеясь, за собой увлекла.
Пусть покажется вам диковинкой,
Но с тех пор он бежал ото всех,
Чтобы слушать над лунной тропинкой
Голос моря и ласковый смех.
Чтобы слушать над лунной тропинкой
Моря шум и русалочий смех.
И опять море берег ласкало,
Слало вздохи и шепот во тьму,
И русалка всё так же смеялась,
И опять приплывала к нему.
И русалка призывно смеялась,
И опять подплывала к нему.
Пара нежных существ, неразлучных,
Совершенно счастливой была
Близ людей равнодушных и скучных,
Но пора их, как видно, пришла.
Возле скучных людей и бездушных,
Только вскоре пора их пришла.
Тот же поезд, как рок неизбежный,
Человека обратно унес.
Стало море соленей, чем прежде,
Столько в нем было пролито слез.
Стало море соленей, чем прежде, —
От русалкою пролитых слез.
Счастье дразнит, но даться не хочет,
И не ждем мы от жизни утех,
Только слышим в бессонные ночи
Голос моря и ласковый смех.
Часто слышим в бессонные ночи
Моря зов и русалочий смех.
Баллада о рыбаке
Бьёт о причал набегающий вал,
Тучи к востоку сгоняет.
Рвется из рук непослушный штурвал,
Пену на мостик швыряет.
Что ты решил, неразумный рыбак,
В хмурое утро такое?
Что не уснёшь на рассвете никак,
Или надумал плохое?
Вспомни вчерашний багровый закат,
Стой, пока жив, человече!
Слышишь, как чайки тревожно кричат?
Крик их — как гири на плечи.
Бросит он сети, не глядя, в баркас,
Даже воды не захватит.
Море подхватит баркас и тотчас
Влагой солной окатит.
Там, за кормой, на рассвете пустом
Встанет маяк неуснувший.
Там, за грядой, неприветливый дом,
Берег, давно обманувший.
В море уйдет на рассвете рыбак,
Боль за наколкою спрячет.
Только чудак и отшельник — маяк
Друга в тумане оплачет.
Эшелоны
Ветер на крыльях принес
То, что давно отзвучало.
Видно, от стука колес
В памяти прошлое встало.
Вижу я наш батальон,
Слышу приказ — по вагонам!
Родина слала на фронт
Верных сынов легионы.
Так начиналась война
В том грозовом, сорок первом,
И напрягала страна
Все свои силы и нервы.
Сколько потом их прошло —
Лица, шинели, вагоны…
Вечным быльем поросло —
Серых солдат эшелоны.
Что твой растерянный взгляд
Ищет в толпе на перроне?
Может, твой бравый солдат
Рядом, в соседнем вагоне…
Кончились водка и чай,
Время расстаться влюбленным.
Стон над перроном —
«Прощай!» — Снова идут эшелоны.
К сыну старушка прильнет.
Спину обхватит руками.
«Время! — им скажет комвзвод, —
Поезд уже под парами».
Завтра в проигранный бой
Бросят нас прямо спросонок,
И полетит над страной
Медленный снег похоронок.
Времени ветер унес
То, что когда-то звучало.
Только от стука колес
В памяти прошлое встало…
Новый встает батальон.
Новый приказ — по вагонам!
Снова и снова на фронт
Мчатся, спешат эшелоны.
В пивной на Садовой образца пятидесятых
Он тяжело прыг-скок,
Костыль, нога — стук, топ,
Тревожным взглядом столики обводит,
И заросли виски,
И возле глаз мешки,
Кадык, как поршень, вхолостую ходит.
Вот подошел впритык,
Еш быстрей кадык.
Он кривит рот, трёт лоб, со свистом дышит.
И знаю, что сейчас
Уже в который раз
Одну и ту же формулу услышу
«Оставь 10 грамм, братишка,
Я после тебя допью».
Он пил бы не спеша,
Но запеклась душа,
И ходуном пошла грудная клетка.
И потому спешил,
И потому пролил,
К тому ж рука тряслась, как в шквале ветка.
И снова стук и топ,
И снова прыг и скок,
Тяжелый труд дает плоды не сразу.
Сквозь гам пивной и смрад,
Сквозь папиросный чад
Уж от стола в углу я слышу фразу:
«Оставь 10 грамм, братишка,
Я после тебя допью».
Он смят войны волной,
Едва лишь начал бой,
И обойден в награде шлюхой-славой…
И тут как ни крути —
Сошёл на полпути,
Когда фашист нажал под Балаклавой.
В подарок от врага
Горит-печёт нога,
Отнять последнюю хирург желает.
Боль сукой по пятам,
И просит он не сам —
Болезнь-палач под пыткой вынуждает:
«Оставь 10 грамм, братишка,
Я после тебя допью».
Иди сюда, герой,
Иди, садись со мной.
Ты заслужил покой души и тела.
А кто не так поймет,
Тому по хую в рот,
Чтоб не совали рыло в это дело.
И снова стук и топ,
И снова прыг и скок,
А на груди Звезда цветёт и рдеет.
Он выпьет, инвалид,
Он скажет, что болит,
И станет мир большой чуть-чуть светлее.
«Допей 10 грамм, братишка,
А я сейчас на двоих закажу!»
Счастливый санаторий
На земном шаре насчитывается 10 млн. больных лепрой
Под солнцем Юга много, много лет
Стоит в глуши наш странный санаторий.
На всем лежит горячий солнца след,
Им сожжены и горести, и горе.
С утра леченье, бескорыстный труд,
С обеда — то же, после — отдых, речи.
К тому ж разлуки не увидишь тут,
А только встречи, радостные встречи.
Припев:
Но, может быть, невзгода принесет
Немного туч и вдруг погасит зори,
Но, может быть, разлука забредёт-придёт
В наш вечно солнечный счастливый санаторий.
Под вечер вынес поп глухой гармонь,
Он хоровод веселый собирает.
И не беда, что слишком часто он
Культяпки пальцев невпопад бросает.
Вот старый дед, певун, плясун и мот,
Ногой здоровой ринулся вприсядку.
Эй, расступись, наш маленький народ,
Незрячие, кончайте ваши прятки!
Припев.
Потом отбой, слетает птицей сон.
Повис над нами серп луны всегдашний.
То сладкий вздох, то вдруг любовный стон.
И ни к чему ты нам, наш день вчерашний.
А утро вновь восторги принесет
И радость встреч, и ни крупицы горя,
Но, может быть, за облачко зайдет
Светило вечное, когда подует с моря.
Припев:
Но, может быть, невзгода принесет
Немного туч и вдруг погасит зори,
Но, может быть, разлука забредет-придет
В наш вечно солнечный счастливый санаторий.
Трясется площадка
Трясется площадка, и стены дрожат.
Обида, скопившись, хлестнет через край.
И вот уже часто колеса стучат —
Прощай, дорогая, прощай.
Я жгу сигареты, одну за другой.
Давно, словно сахар, растаял вокзал…
Мчит скорый меня не к другой дорогой —
Я просто сейчас убежал.
Все тише плацкартный, сном зыбким объят.
Совсем уже рядом утерянный рай.
И только колеса стучат и стучат —
Прощай, дорогая, прощай.
Другой тебе даст и комфорт и уют,
Ему по заказу детей нарожай.
А мне пусть колеса с надрывом споют —
Прощай, дорогая, прощай.
Мой сын не родился — он смог бы понять,
А ты не поймешь, так хотя бы узнай —
Я просто хотел от себя убежать…
Прости мне, прости мне, прощай!
Соловецкая цыганочка
Соловки вы, Соловки,
Синие озера,
Голубые родники —
Прихоть фантазера.
Соловки вы, Соловки,
Нагрузили рюкзаки
И пошли беспечно топать
По лесам, каменьям, топям.
Соловки вы, Соловки.
Потянулись грибники
И пошли, пошли, пошли —
Под ольхой скелет нашли.
Что же так темно вокруг,
Тучи ли нависли?
Иль нерадостные вдруг
Навалились мысли?
Разошлись материки,
Но сошлись дороги.
Соловки вы, Соловки, —
Скиты да остроги.
Соловки вы, Соловки.
Чайки прокричали…
Край надежды и тоски,
Веры и печали.
В ту весну на Соловки
Тоже вышли грибники.
Не с лукошком, а с ключами,
И секира за плечами.
Ах, какие грибники!
На подбор здоровяки,
С топорами и ключами —
Палачи со стукачами.
«Соловки вы, Соловки,
Я вас не боюся.
Я три года отсижу
И домой вернуся.
Соловки вы, Соловки…»
Слышь, не надо, не с руки.
Помолчи, друг, не галди —
Не вернулся ни один.
Как на те на Соловки
Высылались кулаки,
Высылались комиссары,
Высылался млад и старый.
Вместе были, вместе выли,
Вместе гнус собой кормили,
Воду ели, слезы пили,
Кровью до ветру ходили.
Если плохо засыпали,
Девять граммов получали.
Всех сравняли, все сокрыли
Братские могилы.
Правда, нынче Соловки
Нагрузили рюкзаки
И пошли беспечно топать
По костям, болезням, воплям…
Ну а в целом Соловки
Позабыты и жалки.
Впрочем, вся страна забыта.
И забыта, и забита.
От Амура до Дуная —
Сторона моя родная.
От реки и до реки —
Соловки вы, Соловки.
Генетическая сказка
В семье у матери одной взросло три сына.
Был старший умный, как и водится, детина.
Был средний, тоже всем известно, так и сяк,
А младший, как и полагается, дурак.
Что старший в дом тащил, то младший вон из дома.
Всего — у старшего, у младшего — солома.
Здоров наш меньший, лишь в коробке маловато,
Зато у старшего ума и впрямь палата.
И потому в семье никак согласья нет.
И раз меньшой, глаза продрав свои чуть свет,
Опохмелился, и со всей, что было, силы
Старшому в пах вогнал из-под навоза вилы.
Хотел их средний поначалу помирить,
Добро отцовское по чести разделить.
Хотел, как лучше он, за что ему и вышло —
Меньшой на среднем обломал с досады дышло.
Вот стал меньшой у нас хозяйством заправлять.
Женился. Дети вскоре стали подрастать.
Но всё не в лад у них, и мать хворает часто,
А средний так и сяк, но больше безучастно.
Бог с ними всеми. Все же очень жалко мать.
Да кто-то должен все же ясно понимать —
Когда в наличии одно худое семя,
Откуда ждать ему взамен иное племя.
Когда в наличии одно худое семя, —
Взамен иное племя трудно ждать.
Про дорогу к порогу
Мы утром, зачуяв тревогу,
Свой скарб соберем кое-как,
И прямо с порога в дорогу,
Залив до краев бензобак.
Дорога, дорога, дорога…
Дорога — начало пути.
Дорог в этом мире так много.
Давай понемногу крути.
Нас дождик в пути поливает,
Нам солнышко в темя печет.
В дороге чего не бывает,
Но это покуда не в счет.
Дорога, дорога, дорога…
Уже половина пути.
Давай не тяни, ради Бога,
Давай веселее крути.
Но вот позади непогода.
Навстречу широкий простор.
Кредит открывает природа,
Но кашляет подлый мотор.
Дорога, дорога, дорога…
Дорога — остаток пути.
Когда остается немного,
Тогда, что есть силы, крути.
Должно быть, ошибка с горючим.
Теперь не уйти далеко.
Сполна за ошибку получим.
А солнце еще высоко.
Дорога, дорога, дорога…
Казалось, пустяк на пути.
Но вот — у иного порога.
А с этим, дружок, не шути.
Какая уж к черту дорога,
Когда на исходе запас,
Когда нас седлает тревога,
Чтоб гнать на обочины нас.
Дорога, дорога, дорога…
К порогу — пределу пути.
Когда ж мы достигли порога,
Тогда хоть крути, хоть верти…
Когда мы достигли порога,
Тогда никуда не уйти.
Песенка о времени
Мы скользим по планете, как тени…
Нет, ползем, словно вши по свинье,
Обдирая бока и колени
О таких же ползущих по ней.
Как дела, покоритель природы?
Как тебя — Герострат, Геркулес?
Растворились в природе народы,
Закатились звездою с небес.
Время вышло. Седые курганы
Да развалины древних церквей…
Успокоились орды и ханы
Под разливом степных ковылей.
Мы итоги в конце не подводим.
Родились мы и просто живем.
Скромно землю собой унавозим.
Время выйдет — быльём порастем.
Песня
Сколько песен на свете! — в душе одна.
Эта тема совсем не нова.
Да и песня не нами придумана,
Ни напев здесь не наш, ни слова.
С этой песней дорогу мы начали,
С этой песней закончим ее.
С этой песней мы сделали нашими
Два словечка «мое» и «твое».
Эта песня нас делала взрослыми
И ко взлетной вела полосе,
Нас сводила ночами короткими,
Отправляла бродить по росе,
Не давала в разлуке отчаяться,
Научила друзей находить.
Эта песня звучит, не кончается.
Мы прощаемся — нам уходить.