Я продиктовал имя, прежний адрес, последнее место работы Гектора, описал его внешность, сообщил о жене и детях.
- Возраст?
- Около тридцати.
- Примерный годовой оклад?
- Тридцать пять тысяч.
- Если четверо детей, значит, один наверняка ходит в школу. Имея такой доход и проживая в Бетесде, вряд ли он послал ребенка в частное заведение. Говоришь, испанец?
Скорее всего католик. Что еще?
Больше мне в голову ничего не пришло. София вернулась к своему столу. Сквозь открытую дверь я наблюдал за ней. Вот она раскрыла толстенную записную книжку и принялась перелистывать страницы. Вот сняла трубку и связалась с каким-то почтовым служащим. Разговор постоянно сбивается на испанский. За первым звонком следует второй: поздоровавшись по-английски, она переходит на родной язык. Насколько я улавливаю, ей нужен католический священник.
Часом позже София возвестила:
- Они переехали в Чикаго.
- Как тебе...- От удивления я запнулся.
- И не спрашивай! Знакомый знакомого, у которого есть друг в церкви. Палма уехали в выходные, в страшной спешке. Новый адрес нужен?
У окна большой комнаты Софию дожидались шестеро посетителей.
- Попозже,- сказал я.- Спасибо, София.
- Не стоит.
"Не стоит". Я смирился с мыслью, что вечером проведу несколько часов на холоде и в темноте, буду приставать с расспросами к незнакомым людям, вызывать подозрения у охраны и молиться Богу, чтобы остаться целым и невредимым. А Софии на розыск нужного мне субъекта потребовался только телефон!
В чикагском отделении фирмы я был пару раз по делам клиентов. Офис располагался в небоскребе, фасадом выходил на озеро Мичиган. В высоченном, на несколько этажей, вестибюле били фонтаны, бесшумно скользили эскалаторы, у бесчисленных магазинчиков толпился народ.
В этом Вавилоне, спрятавшись за газету, я легко выслежу Гектора.
Глава 26
Бродяги живут на тротуаре, в непосредственной близости от шоссе, мусорных урн, канализационных люков, пожарных гидрантов, автобусных остановок и витрин магазинов. День за днем бродяги медленно обходят облюбованную территорию, останавливаются, чтобы поболтать с товарищем, поглазеть на пробку перед светофором, запомнить в лицо нового наркоторговца. Они вбирают звуки улицы, впитывают выхлопные газы и запахи дешевых забегаловок. Забыв о времени, как сфинксы, бродяги сидят под окнами аптек в тени полосатых навесов, и ничто не ускользает от их внимательных глаз. Если в течение часа мимо дважды проедет один и тот же автомобиль, бродяги его запомнят. Если раздастся пистолетный выстрел, они точно укажут, в каком месте. Если в частной машине сидит переодетый в гражданское коп, его моментально вычислят.
- Там кого-то караулит полиция,- сказал Софии клиент.
София выглянула на улицу. Белый замызганный "форд" метрах в пятидесяти от нашей конторы действительно смахивал на полицейскую машину. Через полчаса София опять вышла на крыльцо. Машина стояла на прежнем месте. София отправилась к Мордехаю.
Я спорил по телефону с чиновником из офиса окружного прокурора. В пятницу после обеда бюрократическая машина ускоряет вращение шестеренок, люди думают только о предстоящих выходных.
София и Мордехай явились вместе, дабы сообщить мне неприятную новость.
- По-моему, там копы,- угрюмо предположил Мордехай.
Я испытал секундное желание нырнуть под стол.
- Где?
- На углу. Следят за нашими дверями больше часа.
- За тобой пришли,- сострил я.
Улыбок не последовало.
- Я навела справки,- ровным голосом произнесла София.- Выписан ордер на твой арест. Тебя обвиняют в краже со взломом.
Кража! Тюрьма! Симпатичный белый парень в камере с отребьем! Подавшись вперед, я изо всех сил постарался не выдать страха:
- Ничего удивительного. Переживем.
- У меня есть знакомый в офисе окружного прокурора.
Могу поговорить. Пусть разрешат явиться без сопровождения.
- Было бы здорово.- На самом деле поблажка мало что значила.- Но я полдня болтаю с ними по телефону - никто никого не хочет слушать.
- В офисе работают более двухсот человек...
Друзей вне улицы Мордехай не имел. Полисмены и прокуроры являлись для него естественными врагами.
Мы спешно разработали план действий. София свяжется с чиновником, оформляющим документы для освобождения под залог. Он встретит нас на пороге тюрьмы. Мордехай попытается отыскать не слишком враждебно настроенного судью. Ни слова не было сказано лишь о том, что сегодня пятница. До понедельника я в камере могу и не дожить.
Мордехай и София отправились звонить, а я, вслушиваясь в скрип входной двери, остался за столом - опустошенный, неспособный ни думать, ни двигаться. Долго страдать от ожидания мне не пришлось. Ровно в четыре часа дня вместе с двумя подручными порог конторы переступил лейтенант Гэско.
При нашей встрече на квартире у Клер я не жалел насмешек и угроз - еще бы, ведь он малограмотный коп, а я дипломированный юрист. Я и представить не мог, что в один далеко не прекрасный день Гэско получит блестящую возможность отомстить мне.
Самоуверенно ухмыляясь и по-петушиному высоко подбрасывая голенастые ноги, лейтенант приблизился к столу Софии.
- Мне нужен мистер Брок.
Я как раз с улыбкой на устах выходил из кабинета:
- Привет, Гэско. По-прежнему ищешь досье?
- Нет. По крайней мере не сегодня.
Появился Мордехай:
- Ордер у вас есть?
- Да, сэр. Выписан на имя мистера Брока, сэр.
- К вашим услугам, сэр.- Я пожал плечами. Ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа.
Коп снял с ремня наручники.
- Я его адвокат,- заявил Мордехай.- Позвольте ознакомиться с ордером.
Пока Мордехай вчитывался в постановление об аресте, коп защелкнул у меня на запястьях холодные кольца наручников, стянув куда сильнее, чем нужно. Я удержал болезненную гримасу. Во что бы то ни стало оставаться презрительно спокойным.
- С удовольствием доставлю клиента по назначению,- казал Мордехай.
- Весьма вам признателен, справимся сами.
- Куда вы направляетесь?
- В Центральный.
- Я подъеду,- заверил меня Мордехай.
Но больше, чем его обещание, меня утешил вид говорившей по телефону Софии.
Немыми свидетелями сцены оказались трое безобидных уличных джентльменов, зашедших перекинуться словечком с Софией. Они в недоумении смотрели на мои руки, отведенные назад.
Через полчаса вся улица будет знать, что полиция арестовала белого человека, юриста. Коп схватил меня за локоть и вытолкнул на крыльцо. "Скорей бы в машину",- подумал я, спускаясь по лестнице.
- Какая бездарная трата времени,- заметил Гэско, усаживаясь на заднее сиденье рядом со мной.- По городу числится сто сорок нераскрытых преступлений, на каждом углу торгуют наркотиками, их предлагают даже в школах, а мы вынуждены валандаться с тобой.
- Ты начал допрос, Гэско?
- Нет.
- Отлично. В таком случае отстань.
Коп-шофер на бешеной скорости вел "форд" по Четырнадцатой улице - ни мигалки, ни сирены, ноль внимания на светофоры и пешеходов.
- Если бы это зависело от меня - с радостью. Но ты встал поперек горла каким-то бонзам. Прокурор сам сказал, на него давят с твоим арестом.
- Кто давит?
Ответ был заранее известен. "Дрейк энд Суини" не станет разоряться на болтовню с полицией, нет, она пойдет сразу к прокурору.
- Потерпевшие,- ядовито усмехнулся Гэско.
Сарказм вполне оправдан: забавно воображать компанию весьма состоятельных юристов в качестве жертвы преступления.
Быть арестованными довелось многим известным личностям. Мартин Лютер Кинг попадал за решетку несколько раз. А прославленные грабители Бойски и Милкен, чьих имен я не помню? А звезды киноэкрана, баскетбола, которых хватали за хранение наркотиков или за автогонки в нетрезвом виде? Я слышал об отбывающем пожизненное заключение судье из Мемфиса, помнил клиента, угодившего в камеру за неуплату налогов. И Мордехай небось побывал в наручниках. Всех их отправляли в участок. И все они пережили это.
Арест принес определенное облегчение. Больше не надо бежать, прятаться, озираться. Мучительное ожидание беды кончилось. И не глубокой ночью, остаток которой наверняка пришлось бы провести в камере. Есть время для маневра.
В случае удачи я выйду под залог до того, как на меня обрушатся выходные, непредсказуемые по последствиям.
Однако вслед за облегчением я испытал ужас, животный, первобытный. В тюрьме всякое может случиться. Куда-нибудь запропастятся необходимые для освобождения под залог документы. Начальство найдет десяток поводов, чтобы перенести уплату залога на субботу или воскресенье, а то и на понедельник. Меня сунут в камеру к отвратительным, если не откровенно опасным субъектам.
Об аресте поползут слухи. Сочувственно вздыхая, мои бывшие друзья будут задавать друг другу вопрос: что еще этот сумасшедший отчебучит, дабы окончательно пустить свою жизнь под откос? Известие, что сын за решеткой, страшно ударит по отцу и матери. Только Клер останется невозмутимой, особенно теперь, найдя мне достойную замену.
Я прикрыл глаза и попытался устроиться поудобнее. Но с руками за спиной сделать это оказалось невозможным.
События в полицейском участке напоминали сюрреалистический сон. Гэско таскал меня из кабинета в кабинет, как собаку на поводке. "Не поднимай глаз от пола,- твердил я себе.- Не смотри на их морды".
Вытащить все из карманов, сдать под опись, расписаться на бланке. По грязному коридору марш в комнатку фотографа, снять обувь и встать к мерной ленте, можете не улыбаться, если не хотите, смотреть прямо в камеру. Так, теперь в профиль. Комната дактилоскопии. Там, как в туалете, занято, и Гэско, приковав меня наручниками к стулу, отправляется на поиски кофе. По коридору шмыгают люди, проходя те же стадии оформления, что и я. Вокруг полно копов.
Чье-то белое лицо, молодое и пьяное, с глубокой царапиной на левой щеке. Дорогой темно-синий костюм. Как можно надраться до такой степени в пятницу, до пяти вечера? Костюм сыплет угрозами, голос резкий, лающий, на угрозы Никто не реагирует. Вот костюм сгинул.