Фест выжал последние капли воды из тряпки и ответил:
– Да, хозяин.
– Что ж, ты можешь идти, Марк. Отдохни.
– Да, хозяин.
Он повернулся к двери, но не сделал и двух шагов, как Цезарь окликнул его:
– Подожди!
Марк остановился и стал поворачиваться к Цезарю, но тот велел:
– Стой, как стоишь. Что это за знак у тебя на плече?
У Марка скрутило живот от ужаса. Цезарь подошел к нему сзади и прикоснулся к шраму на спине. Марк постарался сдержать дрожь, облизнул губы и осмелился ответить.
– Я не знаю, хозяин. Он всегда был там.
Цезарь замолчал, изучая шрам.
– Это своего рода клеймо. Что это? Голова волка… и меч… Кажется, я где-то видел его раньше. А ну-ка повернись.
Марк стойко встретил пронизывающий взгляд Цезаря, хотя ледяной холод сковал ему сердце. «Вот и все, – подумал он в ужасе. – Он знает!» Потребовалось все его мужество, чтобы на лице ничего не отразилось, пока глаза Цезаря сверлили его.
– Где тебе поставили это клеймо?
– Не знаю, хозяин. Я даже не знал до недавнего времени, что это клеймо, – правдиво ответил он. – Я всегда думал, что это шрам.
– Твои родители ничего не говорили тебе об этом?
– Нет, хозяин.
Цезарь уставился на него, хмурясь:
– Я видел его прежде. Я уверен.
– Мне говорили, что его отец был центурионом, – сказал Фест. – Наверное, это имеет какое-то отношение к клейму. Ты знаешь, как солдаты относятся к своим тайным клубам и религиям, хозяин.
– Нет, – покачал головой Цезарь. – Это не то.
– В любом случае сейчас это не имеет значения, – нетерпеливо вмешался Клодий. – У нас и без этого есть о чем беспокоиться.
– Да, – кивнул Цезарь, не отводя глаз от клейма и недоуменно качая головой. – Ты прав. Марк, ты можешь идти.
Марк склонил голову и вышел так быстро, насколько посмел. Сердце гулко билось у него в груди. В коридоре он прислонился к стене и начал глубоко дышать, чтобы привести мысли в порядок. Этот знак был строго охраняемым секретом. Только Спартак и люди из его ближнего круга имели такое клеймо. Откуда же Цезарь мог узнать его? Возможно, однажды он уже видел такое. В конце концов, волк и меч вполне обычные символы… Марк скрипнул зубами и отбросил эти утешительные мысли. Голова волка – зверя, который вскормил Ромула и Рема, основателей Рима, – насаженная на меч гладиатора, демонстрировала явный вызов Риму. Именно так говорил Луп. Цезарь, разумеется, понимал это, даже если и не знал истинного происхождения символа. Марка затошнило от страха, и он поскорее вернулся в помещения для рабов.
Лупа не было в их комнате, и Марк был рад, что остался наедине со своими мыслями. Он лег на постель и уставился в потолок. Как только он расслабился, сразу же заныли все порезы, а пульсирующая боль в колене вспыхнула с новой силой. Марк вновь начал переживать события прошлой ночи, те ужасные мгновения, когда он думал, что его поймают и будут пытать. Он был так счастлив вернуться к безопасности дома Цезаря, но Цезарь увидел клеймо Спартака и напомнил ему, что безопасность эта мнимая. Как только Цезарь вспомнит, что означает клеймо, он заподозрит, что Марк как-то связан с его заклятым врагом. И тогда Марку не видать никакой награды. И он, и его мать будут убиты.
Прошуршали чьи-то тихие шаги, и Марк посмотрел на дверь. На пороге появилась Порция. Взглянув на мальчика, она побледнела:
– Боги милостивые, Марк. Что с тобой случилось?
Марк потянулся за одеялом и накрыл себя.
– Со мной все хорошо, хозяйка. Я просто устал.
– Где ты был? Фест сказал, что ты что-то делал для дяди. – Она прищурилась. – Тебя за что-то побили? Это Флакк? Скажи мне, и я разберусь с ним.
– Нет, хозяйка. Я упал.
– Упал? – Порция вскинула бровь. – Один раз?
Марк засмеялся и поморщился от боли. Порция подошла ближе, наклонилась и осторожно положила руку ему на плечо.
– Тебе больно. Надо послать за дядиным хирургом.
– Нет. Мне ничего не нужно, кроме отдыха, – ответил Марк – Тебе не стоит находиться здесь, хозяйка. Если тебя найдут здесь…
– То я скажу, что интересуюсь здоровьем моего телохранителя. Совершенно невинно. – Она улыбнулась. – И пожалуйста, перестань называть меня хозяйкой. Мы одни. Наверное, в последний раз. Как только будет решен вопрос в сенате, я выйду замуж за племянника Помпея. Через несколько дней дядя устраивает обед, чтобы отпраздновать свой успех и мою свадьбу.
– Так скоро? Я думал, свадьба будет в конце лета.
– Сначала так и решили, но Помпей попросил ускорить. Дядя считает, что он хочет быть уверен в надежности их союза.
«Как горько это слышать», – подумал Марк.
– А как насчет твоих планов взять меня с собой телохранителем?
Порция покачала головой:
– Дядя не отпустит тебя.
– Ты спрашивала его?
– Я просила. Он сказал, что ты слишком ценный для него. – Она улыбнулась через силу. – Кажется, я не единственная, кто ценит тебя.
Марк вздохнул. Он так и думал. Все теперь зависит от того, завоюет ли он расположение Цезаря. Но Марку будет не хватать дружбы его племянницы.
У Порции задрожал подбородок.
– Похоже, я должна проститься со всем, что я знала, и с тобой тоже. Но я перед тобой в неоплатном долгу. Ты спас мне жизнь.
– Я спас жизнь нам обоим, – улыбнулся в ответ Марк.
Несколько мгновений Порция смотрела на него, потом наклонилась и поцеловала.
– Я никогда тебя не забуду, Марк.
Марк поднял руку, чтобы она не сказала лишнего.
– А я не забуду тебя. Прощай, Порция.
Она улыбнулась, повернулась и вышла из комнаты. Марк слышал, как удаляются ее шаги, и в доме снова стало тихо. Остались только отдаленные голоса других рабов, переговаривающихся во время работы в саду на фоне приглушенного шума города. Марк снова откинулся на спину и уставился в потолок. На сердце его лег еще один груз. Несмотря на все свои тренировки, Марк вдруг ощутил такое горе, какого раньше не знал. Он осознал, что есть кое-что хуже, чем страх, хуже, чем ужас перед противником в бою, хуже, чем быть человеком, за которым гонится по улицам Рима кровожадная банда, и это – понимание того, что ты один на целом свете.
Повернувшись на бок, он свернулся клубком, не в силах больше бороться с горем, которое уже давно накапливалось в нем.
XXV
– По крайней мере, в этом я не буду один, – уверенно заявил Цезарь, когда они отправились в сенат из дома в Субуре.
Впереди Цезаря шли десять человек Феста, вокруг него – двенадцать ликторов, почетная охрана консула. Еще десять телохранителей шагали сзади. Рядом с ним шли Фест и Марк, оба вооруженные до зубов спрятанным оружием. Луп шел в нескольких шагах позади своего хозяина, неся свою сумку.
Марк решил, что при таких обстоятельствах ни один убийца не преуспеет в попытке убить Цезаря. Несмотря на это, Марку было неуютно. Он плохо спал, расстроенный новостью, которую принесла Порция, и страхом, что Цезарь узнает секрет его клейма. Правда, с тех пор об этом никто не вспоминал, и Марк молил богов, чтобы Цезарь не придал клейму слишком важного значения и не захотел узнать больше.
Небольшая процессия прошествовала по узким улицам Субуры и вышла на Форум. Было позднее утро, и в центре города было полно народу. Большинство делали покупки с прилавков вдоль главных улиц с общественными зданиями, но было немало и таких, что стояли группами, глазея на прохожих, переговариваясь и обмениваясь шутками. Марк невольно задумался, сколько из них принадлежит к враждебным бандам и сколько пришли, просто чтобы посмотреть на драку.
Самая большая толпа собралась вокруг Дома сената, и здесь царила атмосфера ожидания, когда Цезарь и его люди подошли к ступеням лестницы. Марк должен был наблюдать за левой стороной, Фест – за правой. По лицам, окружавшим Цезаря и его свиту, ничего нельзя было определить. Как всегда, большинство людей приветствовали его, размахивая руками. Но другие свистели и потрясали кулаками. Марк пристально следил за тем, не блеснет ли где лезвие.
Толпа замедлила продвижение небольшой колонны, и казалось, что прошло немало времени, пока Цезарь и его спутники достигли входа в здание – подальше от опасности на улице. Большинство телохранителей и ликторов остались ждать на улице у входа, а Марк, Фест и Луп присоединились к небольшой группе писарей за возвышением, на котором стояли кресла консулов. Писари сели на стулья и приготовили восковые дощечки и перья, чтобы записывать ход заседания. Фест и Марк следили за сенаторами в ожидании красного платка, который заговорщики выбрали сигналом для убийцы. Большинство сенаторов уже заняли места на скамьях, стоявших полукругом перед возвышением. На многих были белые тоги, но молодые сенаторы предпочли более яркие цвета. Некоторые, такие как Катон, были в простых коричневых тогах, призванных подчеркнуть, что их обладатели строго соблюдают традиции Рима.
Как и раньше, кресло Бибула пустовало, Цезарь проигнорировал его, сел в свое кресло и призвал сенат к порядку. Марка не интересовал обычный ритуал священнодействий и объявления повестки дня. Только когда начались дебаты, он стал внимательно следить за выступлениями и реакцией сенаторов. В то время как сторонники Цезаря, Помпея и Красса поддерживали поправку Цезаря к закону о земле, другие сенаторы хранили гробовое молчание. Наконец Катон поднял руку, прося слова. Цезарь холодно посмотрел на него и кивнул в знак согласия.
– Только не говори слишком долго, – предупредил он Катона.
Катон поднялся, поправил тогу, обвел взглядом сенаторов, ждущих его выступления. И начал говорить:
– Присутствующие в этом Доме представляют волю римского народа. Но они делают больше. Это их святой долг – поддерживать традиции, которые хранят нашу великую республику свободной от тирании императоров и тех людей, которые хотели бы стать императорами. Поэтому долг каждого присутствующего здесь человека – голосовать против предложения Цезаря. Согласно его поправке, любой, кто против закона о земле, будет считаться преступником. Сегодня перед нами поставили выбор – или поддержать Цезаря, или быть объявленным врагом Рима…