– Слушаю… – произнесла она в трубку хриплым голосом.
– Здравствуйте, Анна Сергеевна. Это Богомолова. Простите, что звоню так рано. Вчера вечером заметила пропущенный звонок и подумала, вдруг у вас что-то срочное.
– Вовсе не рано. Если бы не вы, я бы проспала на работу.
– Ну, так зачем вы звонили?
– Хотела узнать, все ли костюмы вы заберете.
– У Руфи Адамовны прекрасное чутье. В ее коллекции много настоящих жемчужин, поэтому мы забираем все. Кое-что немедленно пойдет в экспозицию, кое-что в реставрацию или запасники. А почему вас это интересует?
– Видите ли, один коллекционер хотел бы забрать то, что останется.
– Уж не Дубасов ли? – поинтересовалась Светлана Михайловна.
– Вы его знаете? – удивилась Анна.
– Питерский мир ценителей раритетов не так велик. С Ефремом Петровичем мы знакомы целую вечность. Да он и сам ко мне заходил, я сказала, что коллекцию вашей тетушки мы забираем полностью.
– Если можно, припомните, когда он к вам приходил? – уточнила Стерхова.
– На следующий день после нашего с вами последнего разговора.
– Ах, вот как!
– Вас что-то удивило? – справилась Богомолова.
– Нет, ничего. Спасибо, что позвонили.
Спустя пятнадцать минут, выйдя из ванной, Анна сварила кофе и устроилась с чашечкой за столом в гостиной. Настало время поразмышлять.
По словам Богомоловой, Дубасов знал, что ему ничего не перепадет. Тем не менее он явился к Стерховой – узнать о том, что и без нее уже знал. Было нетрудно догадаться, что у него была совершенно другая цель. Но какая? Второй вопрос заключался в том, что, явившись, Дубасов ей не открылся. Почему? Если пришел, пусть даже по надуманному поводу, почему ушел, не сказав об истинной причине визита? Одно не подвергалось сомнению: он знает больше, чем говорит, и у него есть конкретная цель.
Второй за утро звонок был, скорее, приятным: звонил Денис Аксенов и предлагал вечером поужинать в ресторане.
– Как вы на это смотрите?
– Не знаю, во сколько освобожусь, – ответила Анна и предложила: – Давайте, созвонимся в конце рабочего дна и договоримся.
– Идет!
Однако, как часто бывает в романах, их встреча состоялась гораздо раньше, и произошла она в коридорах Следственного управления. Шагая навстречу Анне, Аксенов раскинул руки:
– Приятная встреча!
– И, главное, неожиданная, – улыбаясь, заметила Стерхова.
– Договор остается в силе? – спросил Денис.
– Безусловно.
С этими словами они разошлись по своим делам.
Дошагав до конца коридора, Анна вдруг заметила Зварцеву, которая пристально глядела в спину уходящего Аксенова.
– Вы знакомы с ним, Екатерина Максимовна? – спросила Стерхова, не задумавшись, насколько это уместно.
– Да, конечно. – Зварцева словно встрепенулась и вдруг потупилась. – Денис Григорьевич известный адвокат, его знают все.
– Как интересно… Ну, а человек он какой?
Зварцева огляделась, потом для чего-то раскрыла папку, которую держала в руках. В конце концов, с треском захлопнула ее и сказала:
– Прошу прощения, Анна Сергеевна, я спешу.
Проводив ее взглядом, Стерхова покачала головой и направилась к своему кабинету.
До обеда она изучала материалы дела Тепляковой, особое внимание уделяя показаниям свидетелей. Тщательно сверяя детали, она сделала вывод, что совершенно не за что зацепиться. Каждый из свидетелей трагедии находился там, где сказал, и это подтверждали в своих показаниях остальные. В это верилось и не верилось одновременно. В самом деле, не мог же быть преступником бестелесный дух, невидимый и неподсудный человеческому суду. Вскоре Стерхова захлопнула дело и отнесла его в сейф.
К двум часам дня Анна приехала в драмтеатр. Машиниста она отыскала за кулисами, где тот сердито отчитывал рабочего сцены:
– Только жопорукие так прибивают доски! Кто тебя этому учил?
– М-м-м… – промычал рабочий.
– Точно не я! – Заметив Анну, Гончаренко осекся и хлопнул парня по плечу: – Иди, работай.
– Как договорились – после обеда, – сказала Стерхова.
Он вздохнул и огляделся.
– С чего начнем?
– С люка-провала.
Гончаренко зашагал по сцене и остановился у дощатого прямоугольника:
– Вот смотрите. Это и есть площадка люка-провала.
Стерхова встала на середину и попросила:
– Продемонстрируйте в действии.
– Хотите сами спуститься в трюм? – спросил машинист.
– Было бы познавательно.
– Прижмите сумочку к груди, как бы не зацепить. – Он пошел за кулисы и оттуда прозвучал его голос: – Включаю.
Площадка под ногами у Анны вздрогнула и стала медленно уходить под сцену. Перед ее глазами проплыл дощатый обрез и наступила темнота. Спуск, от начала до полной остановки, в соответствии с телефонным секундомером, занял ровно пятнадцать секунд.
Не сходя с площадки, Анна задрала голову:
– Где вы там?!
В квадратном проеме наверху показалась голова Гончаренко:
– Чего?
– Здесь темно. Можно включить свет? – поинтересовалась она.
– Для этого нужно спуститься к вам.
– Ну так спускайтесь. – Стерхова спрыгнула с площадки и двинулась вперед, ее шаги глухо прозвучали в темноте. В пространстве, скрытом под сценой, царила глубокая тьма, которая обволакивала Анну со всех сторон. Внезапно ее плечо ударилось о бетонную преграду, и она остановилась.
В тот же момент ослепительный свет прорезал мрак, озарив пространство вокруг. Стерхова зажмурила глаза, пытаясь привыкнуть, и вдруг услышала голос Гончаренко:
– Колонна поворотного круга. Поберегитесь.
Анна огляделась, оценивая помещение трюма. Высокие бетонные стены, уходящие вверх в темноту, и массивные конструкции, поддерживающие сцену, создавали впечатление таинственной мощи. Под потолком переплетались металлические балки и тросы, а массивные механизмы казались спящими гигантами.
Она повернулась к машинисту сцены, который стоял неподалеку и следил за ее реакцией. Его лицо было скрыто в тени, но глаза блестели от напряжения.
– Здесь просторно, – сказала Анна, и ее голос глухо прозвучал в стенах трюма.
Гончаренко кивнул и слегка скривился.
– Да, у нас тут достаточно места.
Анна еще раз обвела взглядом помещение. Теперь, при включенном свете, ей было видно, как тщательно организовано это суровое индустриальное пространство.
– Впечатляет, – проговорила она, – Очень высоко.
– Хватит, чтобы убиться, – подтвердил Гончаренко.
– Я видела фотографии дела. – Стерхова вернулась к опущенной площадке люка, села на нее, а потом вдруг легла и раскинула руки. – Тело Тепляковой располагалось примерно так.
Взглянув на нее, Андрей Гончаренко отвернулся.
Она продолжила:
– Упало аккуратно, ни за что не зацепившись.
– А за что тут цепляться, – проворчал машинист. – Если только за край сцены.
– Голова и тело – на площадке, ноги свесились на пол, – сказала Анна. – О чем это может говорить?
– О том, что Теплякова упала с десятиметровой высоты.
– Да нет же… – Стерхова встала на ноги. – Давайте рассмотрим ситуацию детально.
– Давайте.
– Карету с Золушкой втянули за кулисы…
– Мы с Трубачевым.
– Сколько времени это заняло?
– Секунд десять-пятнадцать.
– В это время на сцену пускают дым…
– Откуда вы знаете? – удивился Гончаренко.
– Все есть в материалах дела, – ответила Анна и продолжила: – Дым пустили, и Теплякова стала перемещаться к люку, чтобы исчезнуть. Мне известно, что она стояла в двух метрах от него.
– Потом махала платком Золушке, – с грустью в голосе обронил Гончаренко.
– Главное заключается вот в чем: для того, чтобы переместиться и встать на площадку люка, Тепляковой понадобилось несколько шагов. На это бы ушло две-три секунды. – Анна посмотрела на Гончаренко. – О чем это говорит?
– О чем? – удивился тот.
– Площадка люка-провала к тому времени уже была опущена до самого низа. Если бы площадка была, предположим, на полпути, тело Тепляковой ударилось бы об нее и свалилось на пол. Но этого не произошло.
– Не факт… – начал моторист, но Стерхова его оборвала:
– Однозначно – факт! Поверьте профессионалу. О том же говорит заключение судмедэкспертизы. На теле Тепляковой не было повреждений, свидетельствующих о том, что при падении она за что-то цеплялась. Она, как вы совершенно справедливо заметили, упала с десятиметровой высоты и получила травмы, несовместимые с жизнью.
– Ну, если вы так считаете… – протянул Гончаренко. – Но мне это для чего?
Анна внесла ясность:
– Кроме вас мне никто сейчас не поможет. Теперь вернемся на сцену.
Оказавшись за кулисами, Стерхова подошла к электрощиту, рядом с которым протянулись многочисленные стальные тросы.
– Это тот самый щит управления?
– Он самый. – Гончаренко ткнул пальцем в черную кнопку, и послышалось далекое урчание электродвигателя. – Это – на подъем. Красная кнопка – на спуск.
Стерхова выставила ухо и прислушалась:
– Привод работает тихо, но все же можно расслышать.
Машинист сцены возразил:
– Во время спектакля – не факт. На сцене шумят. Музыка опять же звучит.
– Ну да, здесь вы правы. – Она достала телефон и приготовила секундомер. – Теперь покажите, как в тот день вы шли на помощь к Трубачеву.
– Бежал, – уточнил Гончаренко.
Сорвавшись с места, он ринулся прочь со сцены. Вместе с Анной они обежали ее с тыльной стороны и вскоре оказались за кулисами справа.
– Здесь стоял Трубачев. – Запыхавшийся Гончаренко вытянул руку. – Карета с Золушкой находилась на сцене, метрах в пяти. Мы тут же стали ее тянуть.
Стерхова взглянула на секундомер.
– На то, чтобы прибежать сюда, ушло двенадцать секунд. – Производя в голове расчеты, она ненадолго задумалась. – Это значит, что красную кнопку спуска преступник мог нажать в течение пятнадцати секунд с момента вашей отлучки. Только в этом случае площадка люка-провала могла спуститься до самого низа.
– В течение двенадцати секунд, пока я бежал, – поправил ее машинист сцены. – Как только я прибежал сюда, четко видел, что у щита никого не было.