Особняком лежала пачка фотографий, имеющих более светлый цвет. Вытащив их, Стерхова сразу поняла, что в этой пачке содержатся недостающие улики, которых ей так не хватало.
Позади себя она услышала шорох и, решив, что вернулся Семенов, спросила:
– Игорь Петрович, это вы?
Вместо ответа перед лицом просвистела тонкая бечевка и впилась в ее горло. Пытаясь противостоять удушению, Анна хваталась руками за бечевку и никак не могла загнать под нее пальцы. Пыталась вспомнить приемы противодействия, но в голову кроме ужаса ничего не шло. Бечевка все больше сжимала шею, и она чувствовала, как постепенно угасает сознание.
Очнувшись на полу, Стерхова ощупала шею и сморщилась от боли.
– Полегче, полегче, – раздался рядом с ней голос Семенова.
– Что произошло? – с сипом выдавила Анна.
– Этот гад чуть вас не задушил. Но я вовремя подоспел и приложил его по башке.
– Где он? – Стерхова приподняла голову и поискала глазами.
В двух метрах от нее лежал бесчувственный Сан Саныч в наручниках. С его головы на пол натекла небольшая лужица крови.
– Я нашла фотографии, – просипела она.
– Видел, – сказал Семенов и показал ей старую книгу, на переплете которой был заголовок: «Записки охотника». Он раскрыл ее, и Стерхова увидела, что в обложку вклеена толстая тетрадь. – Здесь им самим описаны все его преступления.
Сан Саныч застонал и пошевелился.
– Я не хочу его видеть! – воскликнула Анна.
– С минуты на минуту приедет оперативная группа, – сказал Игорь Петрович.
Так и вышло, сначала приехала группа захвата, а потом бригада «Скорой помощи», которая увезла Стерхову в больницу.
Утро Анна встретила в больничной палате. Шея сильно болела, и перевязка доставила ей много болезненных ощущений. Когда ее навестил доктор, она спросила:
– Как скоро смогу выписаться?
– А здесь вас никто не держит, – не слишком любезно ответил он. – Дождитесь заключения, в нем будут рекомендации по питанию. Первое время будет больно глотать, потом все пройдет. Серьезных повреждений в горле не обнаружено.
– Сколько это займет времени?
– Около часа, – ответил доктор.
Стерхова сидела на кровати и готовилась одеваться к выписке, когда в палату вежливо постучали.
– Войдите, – разрешила она.
Дверь открылась и на пороге появился Аксенов.
– Здравствуй, Аня. Катерина сказала, что на тебя покушались. – Он подошел и сел на стул. – Как ты себя чувствуешь?
– Сегодня намного лучше. – Анна спрятала под одеяло бюстгальтер и наконец взглянула на него. – Как у тебя дела?
Аксенов смущенно отвел глаза и посмотрел в сторону.
– Ты должна узнать об этом от меня, – начал он, но Стерхова его перебила:
– Уже знаю и очень рада за тебя и Катерину. Ни в чем тебя не виню.
– Камень с души сняла. – Денис шумно выдохнул. – Я так боялся к тебе идти и в то же время понимал, что должен рассказать тебе сам.
– Уверена, что так будет лучше для всех.
– Когда уезжаешь в Москву?
– Как только закончу дело… – Она вдруг замолчала, как будто споткнулась о невидимый камень. – Собственно говоря, его будут заканчивать твоя Катерина и Семенов.
– Не понял.
– Как-нибудь потом объясню.
Эти слова дали понять, что ему пора уходить. К тому же медсестра принесла ей документы на выписку.
Денис поднялся и несколько секунд простоял молча. Потом посмотрел на Анну и произнес:
– Мне было хорошо с тобой. Я тебя любил.
– Вышло, как вышло, – ответила она.
На этом они расстались, и Аксенов ушел.
Глядя в окно палаты, Стерхова провожала взглядом уходящего Аксенова до тех пор, пока он не скрылся за углом. В голове продолжали звучать его слова: «Мне было хорошо с тобой. Я тебя любил». Эта простая, проникновенная фраза выворачивала душу наизнанку.
Анна стояла одна в палате, где только что рядом с ней был Аксенов, и не могла поверить, что все закончилось. Часть ее души вырвалась из груди и ушла вместе с ним.
Семенов заботливо перегнал машину Стерховой к больнице, о чем написал ей в сообщении. Это было весьма кстати, поскольку чувствовала она себя еще не совсем хорошо.
Сев в машину, Анна отдышалась, потом набрала номер телефона полковника Савельева, чтобы сообщить о своем решении. Она долго его обдумывала, но так и не смогла себя преодолеть.
– Юрий Алексеевич, здравствуйте. Стерхова.
– Ну что же! – воскликнул тот. – Разреши тебя поздравить. За три недели такое дело размотала! Ты талантище, дорогая Анна Сергеевна.
– Хочу сообщить, что я беру самоотвод от ведения дела, – сказала Стерхова.
– Шутишь? – удивился Савельев. – Такой успех в расследовании, а все лавры отдашь другим?
– Лавры мне не нужны. Расследование закончит Семенов.
– Да нет! Ты, наверное, шутишь?!
– Юрий Алексеевич, я серьезно.
– Тогда назови причину.
– У меня были близкие, практически родственные отношения с подозреваемым Демулиным, что может повлиять на мою беспристрастность.
– Близкие отношение? – Полковник ненадолго задумался и осторожно спросил: – Он что, твой любовник? Или как там: бойфренд?
– Демулин был моим старшим другом с самого детства.
– Насколько я знаю, Демулин собирался тебя убить, – напомнил Савельев.
– Это частности.
– Ну хорошо… Значит, возвращаешься в Москву?
– Очень хочу в отпуск. Но сначала… – Стерхова замолчала.
– Что?
– Мне надо поговорить с Демулиным без свидетелей.
– А это не помешает Семенову?
– Ручаюсь, что нет.
– Ну хорошо. Даю свое согласие на передачу расследования Игорю Петровичу. Что касается свидания с Демулиным, переговорю с полковником Белоцерковским. Жду в Москве!
Глава 28Наедине только правда
Анне Стерховой было трудно открыть дверь допросной. Там внутри ее ожидал Сан Саныч. И все-таки она сделала над собой усилие и перешагнула порог.
Сан Саныч сидел за столом, пристегнутый к стулу, который, в свою очередь, был прибит к полу. Голова его была забинтована и сам он выглядел жалким стариком.
Обернувшись к ней всем телом, он радостно улыбнулся.
– Ну, что, оладушка, попортил я тебе шейку? Прости старика, не хотел.
– Не хочу это обсуждать, – отрезала она и, сделав несколько шагов, села напротив. – Хочу посмотреть вам в глаза и услышать правду.
– Зачем это тебе? – поинтересовался Сан Саныч. – Правд может быть много. Одну ты и так знаешь. Я любил тебя ребенком, люблю и сейчас. А то, что ты влезла, куда не надо, так в этом виновата сама. За то и пострадала.
– Правда всегда одна, – сказала Стерхова. – И я хочу ее знать.
– Ну, спрашивай… – Старик, прищурившись, заглянул ей в глаза. – Только учти: это моя жизнь и я имел на нее право.
– Но вы не имели права отбирать ее у других, – возразила Анна. – Не пытайтесь преподнести свои злодеяния, как нечто предначертанное свыше, иначе я подумаю, что это закос под сумасшествие.
– А если все так и есть? – Сан Саныч склонил голову набок и сделал паузу. – Если все было предначертано?
– Оставим разговоры ни о чем и перейдем к вопросам. Какое отношение вы имеете к фотографу Шарлю де Мулену?
– Он мой прадед. Его фамилию Де Мулен советские паспортистки переделали в Демулина, уже мой дед носил такую фамилию.
– Квартира, в которой вы проживали, досталась вам по наследству?
– Она – лишь часть квартиры прадеда Шарля. Он до самого последнего дня работал фотографом в фотоателье и умер в тридцать седьмом. Потом на его месте работал мой дед, позже – отец и, в конце концов – я.
– Старые фотогрфии в жанре post mortem достались вам по наследству?
– Это, оладушка, отдельная история… – Старик на минуту прикрыл глаза и его губы растянулись в блаженной улыбке. – Они сопровождали меня с самого рождения. Я часто пересматривал их, играл, и, в конце концов, эти мертвецы стали для меня самыми близкими друзьями, почти семьей. Я раскладывал снимки по полу, разговаривал с ними, делился секретами. Я любил их всех и даже давал им имена.
– Родителей это не напрягало? – спросила Стерхова.
– Они были заняты своими делами. К тому же фотографии авторства Шарля де Мулена считались бесспорными объектами искусства. Он был великим фотохудожником.
– В детстве кроме фотографий мертвецов у вас были друзья?
– Я был очень одиноким, со мной не водились, меня обижали. А те, что на фотографиях, никогда не предавали. Это был мой милый и тайный мир.
– Как случилось, что вы начали убивать?
– Я повзрослел, и у меня появились фантазии. Ты уже взрослая, оладушка, так что скажу: во мне взыграло естество, и я решил расширить круг своих тайных привязанностей.
– Достаточно странный способ.
– Первую девушку, а это было в начале восьмидесятых, я убил случайно и, ты не поверишь – получил ни с чем не сравнимое наслаждение. Я смотрел в ее угасающие глаза и одновременно возносился к небесам от восторга. Отныне, подумал я в тот момент, ты стала навеки моей. Дальше все пошло само по себе. Я заманивал девушек в фотоателье или к себе домой под разными предлогами.
– Боже мой! – воскликнула Анна. – Вы были таким добрым человеком! Что с вами произошло?!
– Повторяю, это моя жизнь и я имел на нее право, – твердо сказал Сан Саныч.
– Откуда пришла идея закапывать женщин в подвале фотоателье?
– От моего деда Филиппа.
– Он тоже был убийцей? – На лице Стерховой отобразилось смятение.
– Ну что ты, оладушка! Мой дед был святым человеком, мухи не обидит. Он рассказал, что во время блокады в подвале закопал мою бабушку и после войны не стал перезахоранивать. Сказал: пусть останется дома.
– Сколько всего вы убили женщин? – спросила Анна.
– В книжке все подробно записано, – деловито сказал Сан Саныч. – Многих имен не знаю. Те, что знал – записал.
– Где вы их убивали?
– По большей части в фотоателье, иногда в своей квартире. Слава богу, тогда существовала смежная дверь, и я мог беспрепятственно перетаскивать тела в подвал. Только однажды это случилось на даче у вашей тетушки.