— Ему как раз и хотелось нам все рассказать! — она вступилась так яростно только потому, что необходимо было убедить еще и себя.
— Что же не рассказал? И не расскажет, вот увидишь. Если бы ты не подслушала, мы вообще ничего не узнали бы.
И вдруг неожиданно с уважением Эви заключил:
— Ты — молодец.
Миру потянуло уткнуться лицом в лопух, потому что на щеках стало слишком горячо. Но тут она заметила коричневую улитку, спрятавшую голову.
— Гляди-ка! Точно, как твоя.
Эви озабоченно нахмурился:
— Придется ее выпустить. А то как она будет, если я уйду? Никто же ей воды не подольет.
— Ну да, мы ведь все уйдем…
— Да если и не все! Думаешь, кто-нибудь про нее вспомнит? Даже если я попрошу, не вспомнят. Пацанов только в столовую от компьютеров дозовешься… Да я ее никому и не показывал, кроме тебя, — признался Эви, пытаясь скрыть улыбку.
Мира улыбнулась в ответ, не зная, что и сказать. «Спасибо», что ли? При чем здесь — «спасибо»? Тут нужно бы сказать что-то совсем другое…
— Я тоже только тебе показала бы, если б у меня была такая, — нашлась она.
И подумала: «Ну, может, еще Дриму… Он разрешил бы ее держать».
Ей показалось, что Эви подумал о том же. А с чего бы тогда он так странно улыбался? Губы у него уже не были синими, теперь они походили на засохшие травинки.
«У меня такие же. — Мире захотелось прикрыть их рукой. — Скорей бы они стали розовыми и мягкими, как у Руледы! И почему она не нравится Дриму? Здорово, что не нравится…»
— Давай, я одна поищу, — предложила она на всякий случай, хотя было заметно, что Эви оживает.
— Нет уж! — запротестовал он и начал подниматься. — Еще сбежишь туда без меня.
От возмущения у Миры перехватило дыхание:
— Да ты что?! Я какая-то предательница по-твоему?
— Нет, Мира! Ты не кричи так… Я же просто сказал. Пошутил.
Сама не понимая, отчего в ней все так задрожало, Мира запальчиво проговорила:
— Никогда так… Только представь! Я без тебя — как? А ты? Смог бы без меня?
От испуга глаза Эви позеленели:
— Я же говорю, что пошутил!
— Ладно, — успокоилась Мира. — Пойдем. Только потихоньку.
Краем глаза она заметила, как мимо метнулась белка, легко прошуршав по сосне. Мира крикнула:
— Смотри, смотри!
Но Эви не успел увидеть ее.
— Какая она была? — вздохнув, спросил он.
— Я только хвост разглядела. Он такой выгнутый был. Ну, знаешь, как лепесток у саранки.
— Вот никогда не вижу. — Эви с досадой пнул выпирающий из земли сосновый корень. — Может, у меня шея не так поворачивается, как у тебя? Ну-ка, поверни! Подожди, теперь я… Ты быстрее.
— Ну да! Я же старше.
В голове что-то больно натянулось, будто уже раз прозвучавшая мысль выбиралась из памяти по тоненькому канату: «Раньше мне было легче забираться на дерево…» Она с тревогой взглянула на Эви: ему частенько удавалось угадывать ее мысли, и это всегда забавляло Миру. Сейчас же ей захотелось хорошенько тряхнуть его голову, чтобы это заимствованное у нее воспоминание тут же вылетело и запуталось в траве. Вон какая она высокая…
— Пойдем, пойдем! — Мира заторопилась, позабыв, что обещала идти не спеша.
Их сухие, в трещинках ладони разом потянулись друг к другу. Они часто ходили, держась за руки, хотя никто их этому не учил. Воспитатели вообще редко к ним прикасались, и Мира понимала: им, таким красивым, должно быть противно дотрагиваться до съежившейся кожи детей. Ведь тогда им вспоминается, что когда-то они сами были такими, а это не слишком приятные воспоминания! Если они были такими…
— Вот увидишь, они замаскировали этот ход, — сказал Эви.
Это длинное слово он как-то услышал от Прата, который иногда нравился ему даже больше, чем Дрим. У Прата волосы были не золотыми, а черными, но это выглядело ничуть не хуже. А то, что он не такой высокий, как Дрим, даже радовало Эви — рядом с Пратом можно даже забыть, как долго еще расти.
Мира похлопала по стене свободной ладонью:
— Если тут где-то есть дверь, она может открыться, когда толкнешь. Давай толкать?
— Или это подземный ход? — Эви вспомнилось, как недавно его все же затащили в компьютерный зал, и он немного понаблюдал за одной игрой. Там герой как раз через подземный ход выбрался.
— А как мы его найдем? — ее хмурые глаза вдруг знакомо просияли: — Надо их выследить!
— Воспитателей? Да! Точно. Когда-то же они должны принести продукты.
Мира торопливо предупредила:
— Только ни у кого ничего не спрашивай, а то еще догадаются. Мы же никогда в жизни не спрашивали, откуда что берется. А почему мы не спрашивали?
— Маленькие были, — предположил Эви. — Кормят вовремя, чего еще надо?
«А теперь надо», — ей вдруг стало тоскливо и захотелось убежать от Эви, потому что слезы она не показывала даже ему. Мире самой было непонятно и оттого страшновато: почему Стена, возле которой она выросла, с сегодняшней ночи стала давить на нее? Она была слишком высокой, эта Стена…
Вчера это казалось надежной защитой, ведь все знали, что за ней — пропасть. А сейчас одно только ощущение, что Стена рядом, сдавливало горло, как те ошейники, которые Прат иногда надевал собакам. Обычно те бегали свободно, но иногда по вечерам их привязывали возле домиков.
— Чтоб за ними не увязались! — она выкрикнула это и схватила Эви за плечи так, что он весь сморщился. — Вот как мы их выследим! Они привяжут собак. А потом отправятся к своему тайному ходу. Они боятся, что собаки их выдадут.
Мальчик смотрел на нее с уважительным испугом:
— Ну, ты… Как ты догадалась?
— Меня душит. — Мира потерла шею и чуть откинула голову. — Понимаешь? Вот я собак и вспомнила.
— Душит? — повторил Эви, и стало заметно, что он прислушался к своим ощущениям. — А у меня в горле чешется.
Она шепнула, хотя вокруг никого не было:
— Это оттого, что плакать хочется.
— Плакать?! Вот еще — плакать!
Он изобразил возмущение, вытаращив глаза и округлив рот, но Мира успела заметить, что в самый первый миг, на одну только секундочку, он согласился с ней.
— Было бы из-за чего, — добавил он презрительно и сплюнул на траву.
Так часто делали другие мальчишки, но не Эви. Он всегда считал траву живой настолько же, как и человек. Кому приятно, когда в него плюют?
— Сегодня мы не сможем поиграть, — проследив за ним, решила Мира. — Совсем не хочется… Скорей бы уж они привязали собак, а то мы заболеем дожидаться!
— А если уже вечером?
Эви усмехнулся, но глаза выдавали, как ему страшно. «Он ведь сроду ночью в лес не ходил, — с жалостью подумала Мира. — А тут вообще — неизвестно куда…» Приняв безразличный вид, она небрежно бросила:
— Да я одна прослежу. Двоих еще заметят! Тогда — все… Ты спи. Я утром тебе все расскажу.
От радости желтоватые уши мальчика даже порозовели. Быстро заморгав, он виновато спросил:
— А ты ничего? Тебе не страшно будет?
— Да ну! — протянула она, сделав убедительную гримаску. — Я так буду прятаться, что они в жизни меня не заметят.
Про себя она добавила: «Если получится». И попыталась представить, что же будет, если ее поймают. Дрим, конечно, заступится за нее, но что-то они все равно с ней сделают, чтобы остальные ничего не узнали.
«Я хочу к Дриму, — вдруг поняла она. — Я просто посмотрю на него и все…»
Эви прошептал:
— Почему-то мне кажется, что они прямо сегодня туда и отправятся.
— Может, — рассеянно отозвалась Мира, думая о своем. Ей было тепло и грустно думать об этом.
— Ты не проспишь?
— Да я вообще спать не буду!
— Ага, знаешь, как бывает! Скажешь себе: не буду спать. А потом — раз! — и уснул. И сам не понял, как это вдруг…
Мира рассмеялась и легонько толкнула его в плечо:
— Это у тебя вечно так — раз! — и уснул. А у меня так не бывает. Я еще ни разу не заснула, если ночью хотела выйти.
— Ты, наверное, меньше спать любишь, — вздохнул мальчик. — Так мы не будем сегодня играть?
— Нет. Мне надо… подумать.
«Я тоже вру ему! — ужаснулась она. — Это и значит — становиться взрослой?»
Послушно кивнув, Эви отступил:
— Тогда я пошел?
— Где ты будешь? — Мира чувствовала себя виноватой.
— Не знаю еще. Пойду свою улитку проверю. Я ее совсем забросил… Может, выпущу сразу. Как ты думаешь, ей скучно сидеть в тарелке?
Мира немного подумала:
— Иногда ведь хочется и дома посидеть.
Но Эви твердо сказал:
— Я ее выпущу. А то мне приятно, что она у меня, а ей, может, тоска одна!
— Да нет, Эви!
Он вдруг закричал, весь ощетинившись:
— Что ты споришь? Ты вон только узнала, что мы здесь тоже, как в тарелке, сидим, так сразу сбежать захотела! А ей, думаешь, не хочется?
— Я не сбежать, — растерянно возразила Мира. — Я же вернусь… Мы все вернемся. Мы же только посмотреть…
— Ага, — он хмуро уставился в землю.
— Ты что — не веришь?
— А вдруг там… так здорово, что нам уже и возвращаться не захочется?
«Но Дрим ведь тут останется! — вспомнила Мира. — Конечно, мы вернемся. Я уж точно».
— Посмотрим, — сказала она. — Мы еще и не ушли никуда.
Покусывая сладкий стебелек травинки, она проследила, как Эви уходит все дальше, опустив и без того покатые плечики. Он старался идти быстро, но на самом деле еле плелся, и Мира с тревогой подумала: «Ну, и на сколько мы уйдем за ночь, даже если выберемся? Они же догонят нас в два счета… Ну и что? Вот тогда мы у них и спросим: а почему нам нельзя увидеть весь мир? Вы-то его видели…»
Эви оглянулся, и она махнула ему рукой. Не ответив, он прошел между кустами шиповника, на которых уже глянцево желтели крупные плоды, похожие на елочные шарики. Эви их не заметил. Ему не хотелось сладкого, хоть и было слишком горько от мысли, которую он уносил в себе: «Ей прямо не терпелось от меня отделаться…»
Такого еще не бывало. Конечно, случалось, что они ссорились и расходились в разные стороны, думая, что ненавидят друг друга. Но сейчас ведь этого не было! А без причины Мира еще никогда не избавлялась от него.