усской литературы ХХ века, в том числе Серебряного века, иногда прижизненные издания. Мы катаем-перебираем мобильные стеллажи, крутя ручку, как штурвал. Это удивительное плавание, погружение подводной лодки. Кафедра славистики закрылась тут из-за своей непопулярности еще до моего рождения.
Оставшись без рекламной работы, я тихонько, не сразу начинаю писать рассказы. Надо же что-то придумывать. Все мои тексты теперь получаются о российской действительности. Она берется из прошлого, из подсмотренного настоящего, из щупательно-прицельно-изучающего взгляда со стороны. Волшебный помощник читает, плачет и говорит, что мне нужно дальше только писать рассказы. В щели межкультурья – не тут / не там – получается освободить взгляд, осознать, что я нигде и никогда окончательно не освоюсь. Англия – лучшая страна на свете для «других», тут они могут существовать веками.
Нужно подумать о будущем. Я не думаю, что можно работать писательницей. Решаю стать сценаристкой. Я же люблю кино. Ищу себе киношколу. Британские и европейские очень дорогие. Пишу в три лондонские школы, прошу у них стипендии и скидки. Они отвечают осторожно и капиталистски. На сайте русскоязычного лайфстайл-медиа вижу рекламу новой киношколы в Москве. В качестве вступительных испытаний надо написать синопсис сценария полнометражного фильма на страницу, отрывок сценария страниц на десять и приложить другие творческие работы. Есть грантовые места.
Я много тогда читаю Ремизова и Зеленина, нахожу их с ятями в ливерпульской библиотеке. Думаю про свою сердцевину, свой опыт. Пишу кинозаявку про девочку, которая хочет убить себя, и Кикимору, которая ее спасает. Отрывок сценария – сцена неудавшегося самоубийства и кикиморского спасения. Отправляю эти тексты и несколько своих рассказов на конкурс, получаю грант. Наступает время выбираться из межкультурья. Я, а следом и Волшебный помощник едем обратно в Россию. Начинаю учиться на сценарном факультете киношколы, мне 27 лет, я в возрасте Холодова.
В климовском историко-краеведческом музее у Холодова две витрины, в первой:
– один из лисят-гиннессистов в виде мягкой игрушки;
– распечатанные первые страницы Диминых сказок;
– фотографии Димы из домашнего архива и командировок: в армии в парадной матросской форме, с автоматом, в лесу на сборе грибов, в приземлившемся вертолете, в климовской квартире в кресле с котом на коленях;
– Димин значок-звезда, где кудрявый Ленин в круге;
– Димин значок-звезда, где в круге уже взрослый Ленин и надпись «Всегда готов!»;
– выцветшая «Тетрадь для работ по физике ученика 8-а класса средней Климовской школы № 5 Холодова Дмитрия»;
– оборотная сторона открытки «С Новым годом!» выпуска 1974 года, где крупной детской прописью сказано: «Дорогой папочка поздравляю с новым годом желаю счастья от всего сердца Дима»;
– неожиданно удостоверение счетчика Всесоюзной переписи населения 1989 года на имя Дмитрия Юрьевича Холодова;
– его журналистское удостоверение «МК»;
– звезда с мужчиной в фуражке внутри и удостоверение отличника погранвойск I степени;
– его аккредитация от временной администрации на территориях Северо-Осетинской ССР и Ингушской Республики;
– его аккредитация от информационного центра Министерства информации Автономной Республики Абхазия пресс-центра ВС Грузии;
– его командировочные удостоверения для Тбилиси и Владикавказа, все выглядит бюрократически: корочки, печатные бланки;
– только один документ – просто маленький кусок бумаги с еле видной печатью, на которой свободно, без линий написано: «Пресс-центр В. Сил Р. Грузия, Разрешается работать в зоне боевых действий»;
– коробка с пленкой, подписана Холодовым: «№ 4, Таджикистан, лето-93, орловское училище»;
– фотоколлаж, где написано, что 15 декабря – день памяти погибших журналистов, и фото из Центрального дома журналистов, где кресла всего зала заставлены портретами убитых журналистов и журналисток, фото Холодова в первом ряду.
Холодов часто сам делал фотографии в командировках, вне витрин, на стенде установлен фотоальбом его снимков из Абхазии: гроб стоит на улице в окружении мужчин в военной форме; солдат показывает руки; у дома XIX века снесена стена на втором этаже на две комнаты, видно пианино, дверные проходы, шкаф; от боевой ракеты глубокая воронка с водой посреди улицы; мужчины в форме и один в гражданской одежде, но с автоматом поднимают гроб с телом; военный вертолет приземляется на бездорожье; мужчины в военной форме меняют колеса военной машины; мужчины в военной форме сидят у пулемета, один глядит в прицел; трое мужчин в военной форме идут посреди улицы; автомат близко с железной мишенью, мужчина в военной форме собирает розы, стоя прямо в розовой клумбе, и улыбается счастливо.
Эти фотографии даже больше, чем холодовские тексты, рассказывают мне, что он думал и чувствовал про войну.
Сотрудница рассказывает мне, что некоторые посетители радуются этим холодовским витринам, но вот приходил мужчина с женой и спрашивал, почему именно Холодов, ведь много у нас других погибало достойных земляков. Я думаю о том, что моя книга – ответ на этот вопрос, но, может быть, не для этого мужчины.
Во второй витрине:
– фотографии памятников Дмитрия Холодова – на школе номер 5, на могиле, на офисе «МК»;
– фото посмертной премии от международного пресс-центра, клуба журналистов «Москва» и Фонда А. Д. Сахарова в виде хрустального шара на подставке;
– посмертное удостоверение Дмитрия Холодова Благотворительного фонда «Дети фронтовиков – фронтовикам»;
– распечатанное стихотворение:
Он у мира стоял на страже,
Знал, что жизнь не дается дважды,
Но задели его репортажи
Тех, кто бойни в Чечне жаждал.
За чужие спрятавшись спины,
Ни одним не дрогнувшим нервом,
Убивая за сыном сына,
Только ДИМА был самым первым.
Снова осень листвой клубится,
Не недели, а годы мчатся,
До сих пор не нашли убийцу!
Может, просто найти боятся?
Пусть не будут скорбны лица,
Хоть утрата неизмерима.
Надо сыном таким гордиться —
Лучшим сыном с именем ДИМА.
Холодов писал детские сказки про Мика и Шума, лисят-гиннессистов, и немного стихов для совсем малышей. Из своих сказок Холодов хотел собрать книжку. Рассказывал об этом коллегам и близким. В детской библиотеке в Климовске лежит листовка о Холодове, где сказано, что Дмитрий Холодов мечтал стать детским писателем, а сделался журналистом. Книгу историй про лисят Мика и Шума уже после гибели Холодова выпустили «МК» вместе с подольским издательством. Иллюстрации нарисовали климовские и подольские (я разделяю эти города) ученицы и ученики, в том числе из школы Дмитрия Холодова.
На четвертый день 2024 года и на следующий день после похода в Климовский историко-краеведческий музей я прилетаю в Астрахань готовить выставку. Когда самолет приземляется, я получаю от мамы сообщение, что у них отключили отопление. В Климовске минус двадцать девять. «Дали воду», «отключили отопление» – привычные бесправные, пассивные конструкции, которые живут с нами всю жизнь. Я сижу на террасе Персидского подворья и закрываю глаза от солнца. В Астрахани плюс девять. В Климовске в отопительный сезон всегда бесчеловечно горячие батареи, к ним невозможно прикоснуться. В Климовске самая высокая квартплата и коммуналка по МО. В квартирах нет воздуха, приходится держать приоткрытыми нелепые пластиковые окна.
На других улицах города из домов отопление тоже забрали. Вечером мама пишет мне, что отец сходил в «Леруа» за обогревателем. Появляются сообщения в федеральных медиа. Батареи не работают в 170 многоквартирных домах, а еще в больнице, поликлиниках и школах. Тепла нет в жилищах у двадцати тысяч человек. Мама пишет, что это авария на котельной. Старой, режимной, на территории КСПЗ. Идут починочные работы, но тепла все «не дают». Весенняя постепенно превращается в домовую ледышку. В последующие дни материалы о климовской ЖКХ-аварии сообщают все СМИ, даже провластные. Моя подруга Наташа пишет из хосписа: «У тебя в Климовске авария даже на “Дожде”[15] писали». Это оказывается ее самое последнее мне сообщение, дальше она только ставит сердечки.
Мама пишет мне в ватсап: «Котельная не дышит». Во «ВКонтакте» климовчане обсуждают: обещали, что будет замерзать Европа, а замерзают они. Люди в городе выходят на импровизированный митинг. В переписке с друзьями я шучу, что революция неожиданно начнется с Климовска. Моим родителям везет, на Молодежной через полтора суток после аварии начинают слабенько нагреваться батареи. Многоэтажный МЖК – самый многонаселенный людьми, а главное, детьми. Ровесники моих родителей заселялись с потомством, теперь мое поколение родило следующих детей для Весенней с эпицентром на Молодежной. МЖК удалось нагреть. Остальной город продолжает замерзать. Я ни с кем из Климовска давно не общаюсь, кроме моей подруги Кати. Они с мужем давно переселились в частный дом на Гривно, но их родители еще на Весенней. Пишу ей, она говорит, что те мерзнут и она надеется уговорить их приехать к ним. Больше мне не о ком беспокоиться. Мои родители и знакомые в МЖК согреты. Мои бабушка и дедушка умерли. Я решаю беспокоиться о климовских людях в целом.
За родительским соседом по квартирному тамбуру приезжают из соцслужбы – пенсионерам, матерям с маленькими детьми, инвалидам предлагают уехать в обогревочный пункт на Гривно. Соседа дома нет, он живет теперь в санатории. В некоторых домах вырубается электричество из-за множества включенных одновременно обогревателей. Паблик подольской администрации постит ролик про то, как пенсионерам на улице Холодова привозят пледы.