Дима и Война. Часть 7
Война, как бог, может глядеть сверху. Ее взглядом пытаются смотреть режиссеры, когда снимают кино о битвах. Через этот ее взгляд воюющих людей изображают на картах с уроков истории и в тех самых книгах, которые читает Дима-ребенок. И Война-то все видит. И сегодня Война смотрит на Диму сверху. Вот он едет в электричке. Война четко видит плечи в зеленой куртке, светлую ерошистую макушку. Вокруг размытый строй серых, синих, черных, бежевых плеч, пошире, поуже, шапочных, кепочных, лысых, хвостатых, гулечных, растрепанных макушек. Это читатели. Завтрашнего номера Диминой газеты точно. После Царицыно становится проще, многие выходят, можно даже сесть и доехать до Курского или до Текстилей, это вообще удобно, по прямой. Но Дима тоже выходит в Царицыно, чтобы не терять времени. Делает пересадку на Тверской. В редакции сдает текст о небольшом кавказском царстве на краю Проржавевшей, он не знает, что она скоро станет главной резиденцией войны.
В это время в Москву приземляется самолет английской королевы – это ее первый и последний визит в Бывшую Советскую империю. Her majesty пересаживается на «роллс-ройс» и едет в Кремль на встречу с президентом, который в этот день надевает бабочку. «В нашей истории были сложные моменты. Но то, что хочу донести до наших народов, – это просто и важно: в будущем мы будем работать вместе, вместе мы можем построить лучшее будущее», – произносит Елизавета. На ней сапфировая брошь, которая раньше принадлежала Марии Федоровне, сестре прабабушки королевы. Из поломанного будущего я удивляюсь этому странному, неясно зачем нужному совпадению дат.
Плечи Димины зеленые даже тут, в редакции. Он не снимает куртки. Она красивая, новая. Дима сосредоточенный, забывает здороваться, сегодня важный день и важное дело. Два дня назад Диме подарили ключ от сундука, в котором ларец. В ларце – драгоценности сведений, доказательств. Еще один пишущий садится в служебную машину с водителем. Дима просит его подвезти до площади, где стоят три вокзала. Они похожи на дворцы. Два стоят рядом, третий напротив них, самый красивый. Диме нужно туда, он выскакивает из машины, заходит во дворец. Открывает ключиком-номерком сундук, достает ларец. Едет с ним в метро, редакционная машина уехала служить дальше. Волшебный Димин ларец для остальных пассажиров выглядит скучным кейсом. У Димы солдатская выдержка, он легко терпит до редакции, не открывает ларец в метро, он столько ждал, и еще двадцать минут ничего не решат. Войне немного обидно, ей было бы приятно, если бы он открыл ларец в метро, еще лучше – сразу на вокзале, где побольше людей.
В редакции тоже толпы, армия журналистов. Дима находит кабинет потише. Маленький, в 12 квадратов, с тремя столами. Тут только еще одна пишущая, она сидит к Диме спиной, вычитывает материалы на завтра. Дима приземляется на стул, ставит волшебный ларец на пол, у своих ног, наклоняется к нему и медленно, но ловко открывает.
После взрыва пишущая выходит из задымленной комнаты, в крови и контуженная, но живая. Дима не выходит за ней. Он лежит на полу кабинета, у стены. Димино тело выглядит как тело подорвавшегося солдата. Комната выглядит как поле боя. Вместо коршунов летают бумажные листы журналистских материалов. Сверху Война глядит, как в дыму люди бегают вокруг солдата, пытаются помочь. Переворачивают его.
Война меняет оптику на земную. Зеленая куртка не различима, она запеклась вместе кровью, у пишущего солдата нет ноги, пальцев, многих внутренних органов. Лицо обожжено, светлые волосы проглядываются на макушке. Войне нравится эта картина, ее наемники-люди, думая, что действуют в своих интересах и для своей радости, а на самом деле действуя для радости Войны и в интересах Войны, наняли своих наемников, и те сделали этот вид. Он – стандарт работы Войны, она победила, привела пишущего солдата к созданному ею финалу. Ей было интересно, теперь даже станет немного скучно.
Солдат еще живет. Он не чувствует боли из-за шока, но чувствует обиду. Он говорит, что так не должно было быть и что он не может дышать. Шум и Мик не тут, они в Диминой квартире, в Диминой комнате, дразнят его кота, который скучающе глядит на них. Они выбрались из Рязанского леса еще несколько недель назад, отоспались и теперь ждут книжку сказок. На работу с Димой они сегодня не поехали, потому что лениво, они же неработающие лисята, а в книгу Гиннесса нельзя занести многочисленные поездки на электричке. Они первые из Диминой семьи узнают, что случилось, чувствуют.
На поле боя пробираются пожарные, а скорая все не едет. Пишущие тихо матерятся и плачут. Врачи добираются до редакции в центре Москвы минут через сорок после открытия ларца. Они оказываются без носилок и медицинских препаратов. Не ставят капельницу, не делают укол. Потом приходят наконец нескорые-скорые люди. У них есть носилки и лекарства. Делают укол. Пишущие сами доносят Диму до кареты. Солдат умирает в больнице еще в приемном покое.
Президент в этот же день, позже, и, видимо, уже без бабочки, после королевы, встречается с главным редактором Диминой газеты по поводу того, что произошло с Димой.
Лисята остаются, Димина семья остается, пишущие остаются, читающие остаются, Димин город остается, Димина школа остается, воюющие остаются, я остаюсь, остается Война.
У нас – горе
В помещении газеты «Московский комсомолец» взорвано взрывное устройство
Официальное заключение: Взрыв произошел при открытии дипломата
Катя Деева: «Я думала, он выйдет следом за мной…»
Он умирал у нас на руках
У нас – горе
Этот номер мы писали кровью
Мы потеряли друга
Политическое убийство
Кто заказал его смерть?
Убивали не только Диму – убивали всех нас
Этот номер мы писали кровью
«Заткнуть бы ему рот»
Его убили чужими руками
Заявление следственной группы
Они могут знать убийц
Подлость
«Заткнуть бы ему рот»
Хороший журналист – мертвый журналист
Павел Грачев: «Я в отставку не уйду»
Павел Грачев: «Я подам в отставку, если почувствую недоверие президента»
Минобороны делом Холодова заниматься не собирается
За что Борис Ельцин любит Павла Грачева
Бурлаков снят. Диму не воскресишь…
Хороший журналист – мертвый журналист
В смерти Дмитрия Холодова просим винить власти Российской Федерации
Прощай и прости
Москва прощалась на коленях
В смерти Дмитрия Холодова просим винить власти Российской Федерации
В смерти Дмитрия Холодова просим винить власти Российской Федерации
В смерти Дмитрия Холодова просим винить власти Российской Федерации
Октябрь цвета хаки
Есть такой ритуал: когда хоронят неженатого парня или незамужнюю девушку, ему или ей выбирается невеста или жених соответственно. На день похорон этот человек становится супругой или супругом умершего. Когда для Холодова выбрали улицу, она сделалась его женой на целую вечность. Вскоре после убийства журналиста в Климовске случаются выборы мэра. Компания местных энтузиастов предлагает властям параллельно провести референдум по переименованию одной из улиц в честь убитого репортера. Среди активистов – Венера Абарбанель – журналистка климовского радио, того, где Холодов впервые занялся журналистикой, подруга семьи Холодовых и мама моей одноклассницы. Администрация не против переименовки, но в ответ предлагает задвинутую в юго-западную окаемку города короткую асфальтную улицу, на которой находится прибольничный городской морг. Энтузиасты объясняют властям, что вряд ли хорошо будет показывать приезжающим московским журналистам и политикам этот мрачный городской отрезок. И что странно, очень странно называть именем убитого молодого парня улицу с моргом. Активисты предлагают Февральскую. Она та самая, светлая, с деревьями, с симпатичными старыми домами, детским садом, школой, где учился Дима. Тут то и дело слышны ребячьи голоса, снуют школьники и дети младше. Рядом с бланками голосования раскладывают бюллетени референдума. Климовчане большинством голосов нарекают Февральскую – Холодова.
Город, в котором жил Дима.
Я горжусь тем, что учусь в школе, в которой учился Дима, живу на улице, на которой жил он[17], и я – гражданин этого города, имя которому Климовск!
Город вырос при предприятии, заводе. Вокруг было много деревень: Сергеевка, Коледино, Климовка. Предприятие росло и развивалось, рос и развивался город. Климовск вытянулся вдоль железной дороги, поэтому у нас целых две станции: Весенняя и Гривно. Я живу на Весенней.
У нас много школ, есть даже музыкальная, художественная и спортивные школы. Еще у нас много детских садов и очень интересных кружков.
Дмитрий Холодов был корреспондентом газеты «Московский комсомолец» и учился в нашей школе. Он трагически погиб, но память о нем до сих пор живет в нашем городе, в названии улицы, на которой я живу.
Петров Костя.
Оценка: 5–/5
С Холодовым прощаются в Москве в Хамовниках. Его хоронят в открытом гробу, покрывают обезображенное лицо прозрачной вуалью, показывая всем, что с ним сделали. Его тело – теперь часть его жертвы и подвига, и напоминание о преступлении, и требование справедливости. С Дмитрием Холодовым приходят проститься тысячи людей, в основном незнакомых. Депутаты, многие из которых известны нам и сейчас, приезжают, фотографируются на месте и уезжают. Президент не появляется, а мог бы. Тогда многое трудно представимое для нас сейчас было естественным. Ростропович и Вишневская стоят у гроба несколько часов и скорбят искренне. Все здесь, даже незнакомцы Холодова, скорбят по правде. Его родители раздавлены горем. Я очень надеюсь, что их поддержала тогда эта общая, разделенная с ним