и скорбь, волна которой прошлась по всей стране. Юный парень бьется у гроба и кричит, что Холодов был совсем такой, как он.
После прощания проходит многотысячный митинг-шествие. Растягивается на две автобусные остановки. Формат разрешенный и популярный в девяностые, позволяющий людям выразить свои мнения и чувства. Когда я спрашиваю у исследовательницы постсоветской журналистики Натальи Ростовой, не кажется ли ей странным и болезненным такое мощное общественное выражение горя по поводу гибели репортера, она отвечает, что нет, наоборот, ей такая реакция на убийство молодого журналиста представляется абсолютно нормальной, этот шквал массового горевания – свидетельство здорового общества.
Холодова хоронят в Москве, на Троекуровском кладбище. Через год после убийства над могилой устанавливают памятник – Дмитрий Холодов держит в руках газету, показывая ее людям. Посмертно его награждают: сразу же – премией Союза журналистов России, премией «За свободу прессы», а потом, через много лет, вручают премию Андрея Сахарова.
Волна скорби, которая катится по стране, выражается в миллионах миллионов печатных знаков. Тексты, которые появляются в связи со смертью Холодова, делятся на несколько типов: публицистические, эпистолярные, официальные, делопроизводственные (в суде) и художественные. Новости о взрыве, некрологи от коллег, бывших однокурсников, климовчан, плачи-плачи-плачи коллег, призывы к расследованию и наказанию виновных, обращение со страниц «МК» семьи Дмитрия Холодова ко всем, кто читает и скорбит по их сыну, интервью родителей, коллег, расследования, расследования, расследования, описание хода следствия, репортажи из суда. Официальные тексты сводились к выражению соболезнований официальными же лицами (президентом и Министерством обороны, например), а еще к требованиям наказать виновных от различных международных журналистских организаций.
Всех этих букв, предложений, параграфов, формулировок, юридических, эмоциональных, средних, – тысячи. Случается многочисленно-многолетняя река писем Зое Александровне от самых разных людей. В стране гибнет много народу, в локальных конфликтах, от рук бандитов, от болезней, наркотиков, алкоголя, в несчастных случаях и частых техногенных катастрофах проржавевшего мироустройства. Население перебивается с нищеты на бедность, но многие обнаруживают в себе силы и возможность писать семье убитого журналиста. Словно эта несправедливая смерть, очередная, но особенно яркая, задела одну и ту же тонкую, но очень разветвленную ниточку в душах женщин и мужчин. Они выражают сочувствие, а позже начинают рассказывать о своих проблемах и просить о помощи. Будто суперсила сына бесстрашно бороться с абсолютным злом коррупции и несправедливости передалась и родителям. Какие-то другие мать и отец, потерявшие сына и не добившиеся ничего от следствия, приезжают в Климовск и приходят к Холодовым домой. Вряд ли люди думают, что в самом деле вместе добьются справедливости. Точка объединенного вокруг холодовской гибели горевания нужна каждому для проживания своих бед.
Самые удивительные тексты, произведенные убийством Холодова, – художественные. Почти всегда это стихи. Идеальный формат для выражения горя, возмущения, ужаса, сочувствия, сожаления и посмертного прославления. Пишут поэты, поэтессы и не-поэты, не-поэтессы. Все сливается в многоголосицу плача. Один текст, созданный моей учительницей информатики и завучем по культурно-воспитательной работе нашей с Димой школы, буквально наследует стихотворению «Убит поэт». И поэт, отвечавший ранее за все, чинивший все, объяснявший все, теперь передает эстафету журналисту.
Стихи пишут местные климовские и подольские поэты, пишут Евтушенко и Вознесенский, пишут никогда раньше не писавшие. Поэзия, произведенная на смерть Холодова, печатается в подмосковных и иногда московских газетах, зачитывается на вечерах его памяти, на торжественных линейках. Чаще всего это слабые стихи или просто не-стихи, а вой, вопль, но качество тут не имеет значения, имеет значение сила эмоции. Поэтому лучшее стихотворение и настоящее стихотворение на смерть Холодова создает человек, чья боль страшнее всего, – его мама, главная хранительница его памяти, наследия и народного творчества горевания-прославления (тексты знаменитых поэтов я тоже отношу к народным, люди оказываются вместе, когда происходит беда).
Журналистка Ксения Лученко была подростком, когда Холодова убили. Она говорит, что хорошо запомнила то, что он ездил на работу в редакцию откуда-то из Подмосковья, а главное – образ его мамы, ее горе и свою эмоцию-осознание, как страшно погибнуть и как страшно потерять сына в таком взрыве.
Лена Костюченко говорит, что журналистика в России из-за того, что тут нет настоящего следствия и независимого суда, выполняет не свою работу. Что на самом деле журналисты просто должны рассказывать гражданам страны о ее реальности, чтобы те принимали на основе этой информации взвешенные жизненные решения. А на деле журналистика в РФ берет на себя функции следствия и правозащиты. Люди приходят, звонят, пишут в газеты тогда, когда им не на что больше надеяться. Разве что на чудо. Так обращались к Холодову, к Политковской, к самой Костюченко до начала весны 2022 года. Ко многим другим журналистам и журналисткам. Родственники несправедливо осужденных, родственники убитых с не найденными и не наказанными виновниками, родственники похищенных, родственники изнасилованных, обманутые вкладчики и дольщики, бюджетники, по отношению к которым государство не выполняет своих обязательств, учителя, военные, медики.
Холодов, наследовавший старшим коллегам из восьмидесятых, без сомнений ощущавший себя актором нарратива «журналист в России – больше чем журналист», был всегда готов к атаке. На какие-то пучки несправедливостей он натыкался сам, к некоторым его проводили письма военных и, главное, чины в Минобороны, которые хотели остановить охреневших коллег тощими руками 25-летнего корреспондента с мирными, добрыми глазами. Холодов писал о делах министра обороны девяностых и его подчиненных; о кусках земли под дачи, переданных вместо обычных военных паре крупных офицеров; незаконной торговле советским и постсоветским оружием и военной техникой; о средних и малых офицерах, которых с женами, мужьями и малыми детьми вместо квартир поселяли в бараки или вовсе в никуда.
Главной, самой крупной грибницей, которую нашел Холодов, стала ЗГВ – Западная группа войск, при расформировании и выводе которой из Восточной Германии и Балтийских стран происходили торговля оружия и техники в третьи страны, освоение выделенных на релокацию огромных бюджетов, превращение некоторых генералов и крупных офицеров в миллионеров с иностранными счетами. Сейчас это какая-то чрезвычайно скучная рутина, тогда это все было невозможно, ни у кого тогда не было счетов за границей, даже российские чиновники не открыли еще западных счетов для вывода туда денег. Принято считать, что в чемодане, взорвавшемся в редакции «МК» и убившем Дмитрия Холодова, журналист ожидал найти документы-доказательства коррупционных преступлений вокруг ЗГВ.
Климовская экс-журналистка Анастасия Сорокина в марте 2019 года проводит исследование о Холодове. Девяносто процентов опрошенных студентов журфака РГГУ никогда не слышали эту фамилию и не знают его историю. Только одна студентка вспоминает взрыв в редакции «МК», но не знает фамилии погибшего корреспондента. Анастасия опрашивает климовских жителей – людей среднего возраста. Шестьдесят пять процентов опрошенных не знают, в честь кого названа улица Холодова. Они предполагают, что «это наш житель», но не знают, кто он, кем он работал и почему его именем назвали улицу.
Коллеги Холодова по «МК» совсем не знали его. Они осознают это после его убийства. Так и пишут в своем прощальном, очень искреннем и очень болезненном плаче по нему, где просят у него прощения. Пишут, что только теперь поняли, что Холодов был «святым». Но можно ли определить святого до его гибели? Скорее всего, нет, при жизни святые – просто чудики (от слова «чудо») без вредных привычек. Холодов не всегда был в редакции, он много ездил в репортерские командировки. Кажется, ни с кем на работе он не был особенно близок. У Холодова совсем не было времени сближаться с людьми. Некоторые авторы пишут, что в «МК» Холодову тяжело работалось из-за прессинга главного редактора. Газета жила по крайне капиталистическим законам.
Журналисты и журналистки из «МК» пытаются узнать мальчика, с которым проработали два с хвостиком года. Они начинают приезжать к его родителям. Ежегодно в день его гибели. Иногда чаще. Привозят гостинцы, Зоя Александровна накрывает на стол. Сидят, разговаривают. Журналисты видят этих родителей с тихими глазами, эту квартиру бедной технической интеллигенции, этого кота. Понимают, как получился этот выдранный с неба ангел, которого они не поняли. Коллеги Холодова знакомятся с ним через истории его взросления, через его вещи и, главное, через людей, которые его воспитали. Всем становится, я надеюсь, легче от этих встреч. Коллеги Холодова делаются близкими людьми Зое Александровне и Юрию Викторовичу. Зоя Александровна волнуется за этих журналистов, у них очень опасная профессия.
Через какое-то время после гибели Холодова мэрия Климовска выдает Холодовым новую квартиру в кирпичном доме, пристроенном к боку панельной девятиэтажки в МЖК на окраине города. Наверное, эта квартира больше хрущевки, но вряд ли богаче. Четыре девятиэтажки стоят окнами друг к другу и образуют прямоугольный колодец. К трем из них прикрепляют кирпичные башни, в одной из которых и получают жилье Холодовы. Мы с Зоей Александровной становимся соседями на все мое детство.
Год без Димы
Я стихами скажу —
так ярче,