в студенческую газету, которая ей была симпатична и адрес которой она нашла в выходных данных на последней полосе. Постепенно она втянулась, поняла, что своими материалами может помогать людям, освещая социальную несправедливость и давая знания, которые помогают действовать.
Рита говорит, что за эти годы работы она, кроме чтения и письма, еще научилась слушать. Люди, ее герои, для нее самое драгоценное, узнавать их – огромное счастье. Еще Рита утверждает, что она очень тщеславная и для нее в работе очень важна похвала. Иногда она ощущает себя героиней кино. Отвечаю, что про нее давно можно было бы снять какую-нибудь отечественную «Эрин Брокович». Именно Рита стала прототипом героини моего рассказа «Социалка-Лешиха» о бессмертной журналистке-экоактивистке, потому что обладает такой же неиссякаемой силой и работоспособностью.
Летом 2023 года Рита с семьей уехала из России, чтобы иметь возможность дальше заниматься журналистикой. Это было очень сложное решение. Рита говорит, что в Новосибирске она была очень на своем месте. Я надеюсь, что там остались волонтеры, которые развозят лекарства ВИЧ-инфицированным по областным населенным пунктам. Несмотря на отъезд, Рита продолжает вести русскоязычный подкаст про ВИЧ «Одни плюсы» и пишет для «Верстки»[20]. Например, она выпустила материал про ВИЧ-позитивных людей, уходящих на войну по контракту.
Я спросила исследовательницу Наталью Ростову, почему российская журналистика в России утратила свою власть и репортеры уже не могут так влиять на происходящее, как это было в девяностые. Наталья ответила мне, что то, что почти все лучшие медиа и журналисты выдавлены за границу, как раз и означает, что журналистика до сих пор обладает огромной силой.
Лена Костюченко – общероссийский ангел, тоже выдранный с неба, протащенный по глинистой земле русской реальности. Когда-нибудь нас спросят, где мы были, что мы думали и делали, когда все это происходило, все это – это и то, что случилось еще раньше, до катастрофы, в повседневной жизни страны – за стенами ПНИ, в станице Кущевская, в здании заброшенной Ховринской больницы, в Норильске во время разлива дизельного топлива, и всюду, и всегда. Мы ответим, что мы работали, боялись впасть в нищету нашего детства, платили наши ипотеки, учили языки, пили чертов латте, смотрели нетфликс, занимались своим делом и своими делами, лечили свои травмы, заботились о своих семьях и о себе, даже пытались помогать кому-то в беде или просто в серости. Но у нас была Лена Костюченко, которая писала обо всем, чего мы не сумели предотвратить, а мы читали или читаем сейчас.
Лена – корреспондентка «Новой газеты», возможно важнейшая журналистка нашего времени: от середины нулевых, когда мы, родившиеся в середине восьмидесятых, стали условно взрослыми, и до начала катастрофы. Какое время сейчас, я не знаю, явно не наше, ничейное несчастное безвременье.
Ленины статьи проходить бы в школах на «разговорах о важном». По ним можно изучать историю России начала этого века. Лена со второго курса журфака МГУ и до недавнего времени была корреспонденткой «Новой газеты». Лена писала о страшных порядках в измученной и изнасилованной Кущевке, о бесчеловечном обращении с людьми, запертыми в ПНИ, о проституированных женщинах, работающих в вагончиках на трассе, о врачах, выгребающих людей у смерти в ковидном отделении, о подростках, тусующихся в здании заброшенной больницы в Москве, о ментах, курящих травку и пьющих на дежурстве и выезжающих через раз на выезд. И множестве другом, катастрофическом, но повторяющемся, ежедневном, приобретающем нормальность, входящем в привычку у того, кто вовлечен в круговорот насилия и серой, бетонной апатии.
Лена из тех корреспондентов, кто ездит на войну, в горячие точки, в страны, где происходят бунты и беспорядки. Она – самый бесстрашный человек из всех, кого я встречала. Из всех нынешних журналистов Лена больше всего похожа на Холодова: та же нездешность в глазах, почти юродивость, профессиональная святость, бескорыстность, бесстрашие.
Я познакомилась с Леной в начале 2020-го, когда она пришла к нам в школу писать книгу. Мы только открылись, я была неопытной преподавательницей, могла сказать Лене про ее домашку что-то вроде: «Мы все знаем, как пишет Лена Костюченко, а ты вот напиши как-то иначе». Через какое-то время она перестала приходить на занятия, потому что снова вернулась к активной работе. Мы с родителями ехали на дачу по Подольскому району, отец включил «Эхо Москвы», которое тогда еще вещало открыто. Там рассказывали, что в аэропорту Норильска задержали журналистов «Новой газеты», среди которых была Лена. Я сказала: «О, это моя студентка».
Я прошу Лену привести пример, когда ей удалось помочь кому-то своим журналистским материалом. Она вспоминает, что однажды ей позвонила молодая женщина из Краснодарского края. Ленин номер после Кущевки ходил по рукам у местных. Женщина рассказала, что ее гражданского мужа, сироту и выпускника детского дома, посадили в тюрьму за убийство, которого он не совершал. Двое мужиков днем в центре населенного пункта до смерти избили третьего. Одного из убийц нашли, второго никак не могли и на его место взяли детдомовца – не думали, что найдется кто-то, кто будет бороться за него. Лена и ее коллежанка-фотографка приехали в поселок, провели расследование, нашли свидетелей убийства, которые не опознавали парня как убийцу, и выяснили, что на момент убийства у него было алиби. Лена с коллежанкой узнали о подлогах следствия, о механике осуждения невиновных. Лена написала об этом деле большой текст. Он попал на стол к председателю Верховного суда, и тот отменил приговор. Парень должен был отсидеть восемь с половиной лет колонии строгого режима, отсидел два года и вышел на свободу благодаря Лениному тексту. И все же Лена уверена, что журналисты не должны спасать людей, а просто должны описывать реальность такой, какая она есть, чтобы читатели смогли делать выводы и действовать, меняя жизнь вокруг себя. Только так, опосредованно, считает Лена, журналистика может помогать.
Спрашиваю, как она выбрала профессию. Лена рассказывает, что родилась в Ярославле, в очень бедной семье. Отец бросил мать, когда та была беременна Леной. Мама, ученый-химик, из-за того что в НИИ не платили денег, ушла в школу учительницей, а еще мыла полы. В школе регулярно выдавали крошечную зарплату. В 9 лет Лена пошла работать: четыре года, до 13 лет, она пела в хоре, который выступал в больницах и ДК, за эти концерты платили. Еще Лена корчевала кусты и тоже мыла полы. Когда Лене было лет 13, оказалось, что вместо школьных уроков труда есть возможность посещать Межшкольный учебный комбинат, где учат на машинистов, слесарей, поваров и даже журналистов. Лена хорошо писала и решила попробовать. Учили их прямо в редакции областной газеты «Северный край». Учеба быстро перешла в работу. За каждый опубликованный текст платили столько же, сколько за мытье полов. Лене нравилось, что она как взрослая, работает во взрослой газете, нравилось видеть свое имя под текстами.
Летом 2003 года Лена случайно купила в «Союзпечати» «Новую газету». Ту сразу разбирали, а тут ей впервые достался экземпляр. Она открыла газету на статье Анны Политковской, это был материал про зачистки в Чечне. Там рассказывалось в том числе о том, как девятилетний мальчик запрещает своей маме слушать песни на русском языке по радио, потому что его отца вернули в село без языка и мертвым. Там говорилось о том, как мужчину распяли, прибили гвоздями к кресту. Лена впервые узнала слово «зачистки». Впервые узнала страну, в которой живет. Она говорит, что этот текст был написан так, что ей стало ясно, что в нем все правда: детали, имена, цитаты. Это был подлинный рассказ о людях, которые пережили ад. Ленина реальность начала разваливаться. До статьи Политковской Лена считала себя «информированной девочкой». Школа выписывала прессу, Лена читала там подшивки «Комсомольской правды», «Учительской газеты», «Московского комсомольца». Там уже так не писали.
Лена отправилась в областную библиотеку и взяла там подшивку «Новой газеты». Она прочла в ней все материалы Политковской и поняла, что все, что она знает, неправда. Она стала читать других авторок «Новой» и поняла, что вообще не знает ничего. Не с кем было поговорить про все это, все вокруг Лены верили телевизору. В первое время после своей инициации она ходила и злилась на «Новую газету». В общую правду она верить уже не могла, а своей правды в 14 лет у нее пока не было. Очень тяжело, говорит Лена, когда не разделяешь общей правды.
После первого курса журфака Лена устроилась в «Новую газету», как и хотела, и проработала 17 лет, до весны 2022 года. Ее последней на данный момент командировкой от «Новой» была поездка на территорию боевых действий. В марте 2022-го Лене пришлось уехать из России. Тогда же, в марте 2022-го, «Новая газета», которая годом ранее получила Нобелевскую премию мира, приостановила свою деятельность. Лена Костюченко пока не может вернуться домой.
Татьяна Малкина – супергероиня, которая не ощущает себя таковой. Сестра всех нас, ужасающихся девочек, оставшихся в России или покинувших ее. Татьяна четкая и колючая. Она из журналистики девяностых – того добережного, доправозащитного периода, когда журналистика была острополитической, пока еще не остросоциальной. Татьяна – ровесница Холодова, она родилась с ним в один год, в соседние месяцы, в журналистику она пришла на десять лет раньше него. Татьяна была корреспонденткой «Независимой газеты», обозревательницей в газете «Время новостей», заведовала отделом политики в газете «Сегодня», была политическим колумнистом в «Московских новостях», основала журнал «Отечественные записки», вела авторскую программу на ТВЦ и новостную на канале «Дождь»[21]. Еще она работала в журналистских пулах обоих постсоветских президентов.