обращения, находит новости и информационные поводы, делает профайлы о политических заключенных. По ее мнению, сейчас это самая правильная трудовая занятость, которую может осуществлять человек, умеющий профессионально писать. Теперь Оля – мать-одиночка, которая живет в маленькой комнате в деревне под Берлином. На расстоянии вытянутой руки от ее окна проходит одноколейка.
Имя Ивана Голунова связано с нашим последним, на данный момент и дальше надолго, общим счастьем преодоления хтонической несправедливости. Весь этот Ива́нов случай – редкое доказательство нашей совместности, субъектности и силы. Кажется, большего чуда общности молодые городские, да и вообще всякие, жители, а также профессиональные журналисты не производили давно или никогда. В начале лета 2019 года Иван был арестован по сфабрикованному делу, и, казалось, его схапала система. Но вокруг Ивановой беды собрались главреды, известные медиалюди, творческая интеллигенция, даже системные политики, а главное, множество отчаянных и свободных полудетей – студентов или просто молодых людей. Все эти субъекты возмущения и справедливости, представляющие СМИ или себя, принялись спасать Голунова. На следующий день после задержания журналиста те самые СМИ, которые «писали или старались писать как есть на самом деле», вышли с обложками, где была написана одинаковая фраза: «Я/Мы Иван Голунов». У меня есть номер «Новой» с таким титулом, успела купить в палатке на Новом Арбате. Люди стояли в очередях на одиночный пикет. Полудети толпились и требовали освобождения Ивана у суда, где принимали решение о его мере пресечения. Я сидела дома, смотрела репортажи оттуда на «Дожде»[27], мучилась совестью, что не иду. Я боюсь людей больше, чем ментов. Мне позвонила моя знакомая режиссерка, выяснилось, что она знает Ваню. Она попросила меня записать видео в его поддержку. Вечером мой видеобубнеж, смонтированный рядом с другими, появился на том же «Дожде»*. Я почувствовала себя небесполезной. Голунова выпустили, общий наш навал и шум тогда сработал.
Встречаемся с Ваней в Москве в районе «Белорусской». Воздух помят последними двумя днями. Людям в уличных кафе весело, легко и неловко. Вчера вагнеровцы передумали идти на Москву. Я до сих пор не могу поверить, что Голунов не уехал из России. Мы садимся на урбанистические лавочки рядом с разноцветным, недавно построенным учреждением.
Голунов не мечтал стать журналистом. Не было публицистического текста или журналистской фигуры, перевернувших его мир. Родители Голунова никогда не работали в СМИ. Просто Ваня перебрал много школ в Москве, его мама всегда хотела найти для него лучшую. В итоге старшие классы он окончил экстерном и решил устроиться на работу. Нашел ее в молодежном приложении бесплатной районной газеты. Потом в другой районной газете он писал про социалку, проблемы ЖКХ. С этими материалами Голунов пришел стажироваться в «Новую газету».
Там он много переписывал свои материалы и занимался «Книгой памяти». Ее придумал Муратов[28], а Елена Милашина и потом Голунов обзванивали региональные газеты, изучали их сайты (тогда уже началась цифровизация СМИ), другие онлайн-ресурсы, связывались с московским и областными отделениями «Солдатских матерей»[29] и устанавливали фамилии погибших в чеченской войне солдат и офицеров. Еще в редакции решили брать историю одного из погибших и писать о нем большой материал, чтобы за фамилиями ощущались люди, настоящие потерянные жизни. Голунову звонили в «Новую» из Главной военной прокуратуры и обращались к нему «Иван Валентинович». Голунову на тот момент было 17. С тех пор Минобороны стало еженедельно и, возможно, по-настоящему отчитываться о потерях. Он перешел в пресс-службу «Новой», составлял дайджест цитируемости разных материалов газеты, отвечал на вопросы журналистов из других СМИ.
Потом Голунов начал заниматься деловой журналистикой. Сначала в «Газете», потом в «Ведомостях», «Форбсе», «РБК», «Медузе»[30]. В бизнес-СМИ Голунов писал о туризме, городе, собянинском благоустройстве. Все это он разбивал на районы, улицы, скверы, объекты, детали, косточки, плиточки. Я спрашиваю, был ли результат, эффект этой его работы. Он говорит, что да. Например, плитку после некоторых его материалов в некоторых районах стали класть качественней и аккуратней.
Иван Голунов – цифровой червячок, занудный исследователь, собиратель и аналитик всякой скучной для большинства информации. Интересно, что именно эта склонность Голунова копаться в сметах, отчетах, тендерных заявках, данных о закупах, договорах, актах (большую часть информации можно найти онлайн или запросить) и привела к покушению на него летом 2019-го. Я называю это покушением – на его свободу, на возможность осуществлять профессиональную деятельность. В начале лета 2019 года Ивана Голунова задержали в Москве полицейские с якобы наркотиками в рюкзаке. А при обыске в квартире якобы обнаружили мини-лабораторию и принялись создавать дело. Голунова отвезли в СИЗО, посадили в клетку. Потом посадили под домашний арест на время следствия. Но в отношении голуновского дела случилось чудо справедливости. Настоящее, честное расследование: полицейские, которые подкинули Ивану наркотики, получили сроки по семь с половиной лет. По одному прошла кассация, и срок сбавили до трех лет. Организатор получил пятнадцать лет. По заказчику идет следствие. Голунов не может сейчас рассказать мне, кого и какой именно его материал так разозлил.
Ваня считает, что его дело рифмуется с делом Холодова. И тот, и другой журналисты достали своими материалами, довели до точки кипения. «Заткнуть бы ему рот». Кажется, что в обоих случаях решения об избавлении от журналистов чрезвычайно импульсивны, недальновидны. Раздраженный и принявший меры не рассчитал эффект. Только в девяностые, когда работал Холодов, журналистов было принято убивать, а в финале десятых журналистам, например, подкидывали наркоту и сажали за распространение. Убийство Холодова исполнено профессиональней, чем дело задержания Голунова. У обвинения против Вани не было ничего, даже «его домашняя нарколаборатория» на тиражируемом обвинением фото не соответствовала его настоящей квартире.
Сравнима народная поддержка Дмитрия Холодова и Ивана Голунова. Диму поддерживали уже, увы, после смерти, Ване повезло больше, огласка и людское возмущение выдрали его из щипцов системы.
Вскоре после освобождения у Голунова вышел материал о московских и подмосковных кладбищах и их связи с силовиками. Он вышел, и было ощущение, что его не заметили, просто не прочли. В кладбищенской статье, как и во многих других текстах Вани, содержалось много цифр, фактов, было выстроено много причинно-следственных связей. Но люди не репостили и не ретвитили этот лонгрид. Помню, что мне было обидно, хотя я сама не дочитала материал. Спрашиваю у Вани, почему материал не сработал. Голунов говорит, что эффект был, хотя и неочевидный, тихий, не хайповый. И ему самому важно было разобраться в теме, убрать белые пятна, понять, как похоронный бизнес устроен.
В 2022 году «Медуза»[31], как и многие другие СМИ, была вынуждена прекратить свою деятельность в России, но Голунов не уехал вслед за коллегами и уволился. Ему кажется странным и нечестным уезжать из России, когда идет суд по его делу. А еще он боится оказаться столь зависимым от одной-единственной редакции в чужой стране, без языка и с визовыми ограничениями. Я задаю еще один важный вопрос, и Иван отвечает, что не боится. Он считает, что самое страшное с ним уже случилось, будто бы он переболел, справился с тяжелейшим вирусом, и теперь у него иммунитет. Сейчас Голунов занимается обучением журналистов из регионов. В конце лета 2023-го он получил компенсацию в размере 1,5 млн рублей за его незаконное задержание. Голунов хочет потратить эти деньги на независимый журналистский проект.
В районе Ямского Поля мы заходим в подвальный магазин, похожий на тот, что был у нас на улице Холодова. Только тут еще закуток слева, где немолодая женщина продает хот-доги. Ваня любит местные хот-доги, говорит, что угощает, он выбирает классический, я выбираю датский, с жареным луком. В очередь за нами становятся парни, которые пришли из недр магазина. Продавщица хот-догов вздыхает и сообщает, что устала. Мне ее жалко, она на ногах с восьми утра, а сейчас после десяти вечера. Парень в худи сообщает, что тоже очень устал вчера, измаялся – что у него дядя на Москву шел. Мы с Голуновым весело-отчаянно переглядываемся. Я забираю горячий датский хот-дог из рук женщины, откусываю булку с сосиской, кетчупом и луком и говорю журналисту рядом со мной, что мне надо чаще выходить к людям.
Благодарности
Я всегда была соло-авторкой, никогда не могла работать ни с кем другим, за исключением мощной силы народного сознания, с которым я иногда сотрудничаю через фольклор. Но «Улица Холодова» абсолютно новый опыт для меня. Люди, с которыми я разговаривала в ходе написания этой книги, и тексты, которые я читала (в том числе самого Дмитрия Холодова), сформировали этот роман.
Спасибо моей редакторке Юле Петропавловской, без которой этой книги бы не было вовсе. Юля поддержала идею создания «Улицы Холодова», помогала и направляла меня с этим текстом, в том числе в тот период, когда я отчаянно хотела бросить его писать. Благодаря Юле выстроилась окончательная структура романа. Надеюсь, что Юля сделает еще много книг с выпускниками Школы современных литературных практик и со мной.
Спасибо моей агентке Жене Екадомовой, которая поддерживала меня в ходе работы над этой книгой и благодаря которой в том числе я ее не бросила на середине.
Спасибо Алесе за дружбу, чтение моих текстов и работу в Школе; без тебя мы бы не вытянули.