Деревня Климовка – оттого что старосту невольных людей зовут Климентом, первая половина XIX века. Здесь потом будет город Климовск. Крепостные эти не крестьяне, они занимаются извозом. Таксисты XIX века. Железная дорога рядом, и в XX веке тут развивается бизнес – товарищество делает детали для ткацких станков. То есть машиностроительный завод тут появляется еще до революции. Потом собирается СССР – трансформер из железных механизмов и человеческого мяса, машиностроительный завод пригождается и милитаризируется. Еще открывается фабрика деревянных игрушек. Приходит огромная война – единственная в советской и постсоветской истории, которую можно называть войной сразу, на заводе производят мины и патроны. Появляется конструкторское бюро, институт. Изобретение, разработка, производство. Герб – открытая книга, под ней шестеренка. Потом, уже после прекращения СССР, перерисовывают – открытая книга, под ней два ткацких челнока – дань памяти о давнем времени.
В девяностые заводы, конструкторское бюро, институт, завод немного втянулись в конверсию. На окраине города где-то, ближе к деревне Коледино, за гаражами, начинают производить орехи в шоколаде «Джаз». В десятых в Коледино же строят огромный склад «Вайлдберриз». И все же сейчас Климовск опять – «жемчужина оружейно-промышленного комплекса Подмосковья». Мой дедушка 50 лет прослужил инженером-конструктором в Конструкторском бюро автоматических линий (КБАЛ им. Кошкина), там же в восьмидесятые мои родители несколько лет работали программистами. Теми самыми, которые в белых халатах держали в руках перфокарты. Картонки, истыканные ровными рядами чисел и дырок, валялись по квартире. Я рисовала на них. Родители Холодова работали инженерами-конструкторами в Центральном научно-исследовательском институте точного машиностроения (ЦНИИточмаш) много десятилетий. Холодов работал там тоже, в белом халате, с перфокартами, несколько месяцев после окончания института. Сейчас ЦНИИточмаш – часть Ростеха.
Улица Холодова в Климовске стала привычным, от лени, спешки или недостатка сил, сокращенным топонимом. Она обронила «Дмитрия» в быту. Осталась такой только на картах, и в документах, и на надомных табличках. Зачем, рассказывая про то, где брала молоко или мясо (это почти всегда брала, не брал, женщины чаще всего ищут продукты в магазинах), проговаривать «на улице Дмитрия Холодова». Жители захотели, жители сокращают. Название одомашнилось, адаптировалось, растеряло свой изначальный смысл, свою трагедию. Людям надо жить дальше, покупать молоко, каждый день пересекать Холодова по дороге в школу, в магазин, на электричку, на автобус, на завод, в поликлинику. Холодова – звучит как женская фамилия. Словно улица сделалась женой человека, давшего ей название. Дмитрий Холодов никогда не был женат.
Холодова тянется от Симферопольского шоссе, асфальтит мимо рядов кирпичных хрущевок, мимо повернутой к ней боком школы, похожей на гигантский каменный сервант. Дальше мимо жирно-желтого комплекса сталинок, мимо ПО-2 с детским садиком за ним, мимо снова хрущевок, мимо каменных трехэтажек с деревянными лестницами в подъездах, мимо красных высоток двухтысячных, и упирается в забор. Справа – в конце улицы – теперь магазин, в котором продают патроны.
Я еду в автобусе 426 с мягкими синими креслами, идущем полупустым в Москву, без пробок и остановок (вечером всем надо, наоборот, из нее). Слышу, как человек в футболке и с бобриком говорит в телефон, что он съездил за патронами в Климовск, потому что тут они при заводе гораздо дешевле. Это было лет шесть назад. Так я узнала, что в городе моего взросления есть такой магазин. С патронами и оружием, как в Америке. Я нашла его на карте, сто метров налево от окончания улицы Холодова. Она начинается школой и заканчивается оружейным магазином.
Много лет я была уверена, что окончила школу им. Дмитрия Холодова.
муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение средняя общеобразовательная школа № 5 с углубленным изучением отдельных предметов им. Дмитрия Холодова
средняя общеобразовательная школа № 5 с углубленным изучением отдельных предметов им. Дмитрия Холодова
школа № 5 с углубленным изучением отдельных предметов им. Дмитрия Холодова
школа им. Дмитрия Холодова
Во многих источниках в интернете, например в «Википедии», говорится, что именем Холодова назвали школу, которую он окончил. Этого хотели учителя, коллеги, родные Холодова. Осталась бумага из декабря 1997 года с официальным решением тогдашнего мэра Климовска дать пятой школе имя Дмитрия Холодова. Но это наречение осталось мифом, таким важным и естественным, что я/мы приняли его за правду. В статье «МК» 2014 года говорится, что в финале девяностых школу реорганизовывали, получали аккредитацию, меняли директора. Переименовка замоталась. А потом наступило другое время. Именем человека, боровшегося с коррупцией, стало странно называть учреждения. В десятые педсовет школы снова отправил запрос. Губернатор Подмосковья прислал ответ, что у Холодова не было государственных наград, поэтому назвать школу его именем невозможно.
Школа номер 5 – учреждение – казенный прямоугольник из кирпича. При мне покрашенный в розовый, строение довоенное или сразупослевоенное. Когда пишешь или говоришь так, то всем тут сразу понятно, что за война. Это наша главная война, самая признанная, самая принимаемая, самая любимая, самая страшная, на которую принято и велено равняться сейчас, черпать из нее вдохновение и смыслы.
Средняя общеобразовательная школа № 5 с углубленным изучением отдельных предметов не имени Дмитрия Холодова стоит на Холодова, но перпендикулярна ей. Поэтому ее официальный адрес – Симферопольская улица, которая вытянулась вдоль Симферопольского шоссе. Его видно за спортивной площадкой, за деревьями, за променадной улицей со скамейками, из окон многих учебных кабинетов. Симферопольское должно было дойти до Крыма, оттого и название, но не дошло. Дмитрий Холодов служил в Крыму в Советской армии, рядом с Севастополем. И родители возили его туда в детстве. Я никогда не была в Крыму и никогда туда не поеду.
Холодова в точке пересечения с Западной всегда то с лужей, то с жирным салом льда, то набита сложногеометрическими желтыми и оранжевыми листьями. Здесь в сталинке жил одноклассник, который много лет ломал мне жизнь. Другие тоже ломали, каждый, каждая по чуть-чуть, и жили на других улицах нашего города. Может, и сейчас некоторые из них там. В Климовске редко принято уезжать, а принято оставаться в родном подъезде, в родной квартире с родителями, приводить туда жен, мужей, приносить туда кульки из роддома и растить детей там же. Мои знакомые ровесники, думаю, никогда не вспоминают о своем поведении по отношению ко мне или к другим. И это логично. Мне повезло, в нашей школе не было принято бить и насиловать, все же район образованных людей. Издеваться можно другими способами. Главное, начать, а дальше идет по проторенной – объект травли годами живет в заданной формочке и сам не может иначе. После тридцати я не вспоминаю о своих одноклассниках тоже, разве что сейчас, пока пишу книгу о том времени, когда была ребенком.
Я иду в школу номер 5 по многим причинам. Раз – она ближе всего к моему дому. И ровно через Холодова – между адресами моих родителей и моих бабушки и дедушки. Меня удобно забирать из школы всем поколениям моих родственников. Я сама могу быстро дойти туда или туда. Два – эту школу окончил мой отец. Три – она считается подходящей для личинок-инженеров. Здесь крутые учителя физики и химии. С гуманитарными науками тут жиже, но какой еще быть школе в инженерном городе. Она и правда неплоха в девяностые и нулевые. Некоторые учителя, в основном естественники, получают премии Сороса[6]. Это чрезвычайно престижно в те годы, опасно сейчас.
Многие выпускники пятой без дополнительных мук и денег поступают в МИФИ, Менделеевский, в МЭИ или Баумана. В начале нулевых курсы, а потом экзамены в Менделеевский проводятся прямо в школе. Почему Холодов учится в пятой? Семья Холодовых живет у четвертой гимназии. Подъезд их дома в метрах десяти от забора четвертой школы. Холодов идет сначала туда, но в его первый класс набивается больше пятидесяти учеников и учениц. Холодова переводят, и он оказывается в пятой школе, куда ему добираться пешком 15 минут. Это ничего по московским меркам, но далеко по климовским. Особенно темным утром, зимой, с лыжами.
У Холодова, в отличие от меня, кажется, ровное, светло-советское (а бывает и темно-советское), вероятно даже счастливое, пребывание в школе. Учителя относятся к нему хорошо, потому что он отлично себя ведет и недурно учится. Его мирность и добрость, судя по рассказам Диминой мамы и учителей в разных интервью, пропускают и принимают одноклассники – почему, мне неясно. Вероятно, он настолько иной, что они не знают, как применить к нему земные издевательства. Может, в советский застой люди были не такие нервные, бедные и злые, как в девяностые. Или Холодов уже тогда умеет находить общий язык со всеми. Это его качество потом пригождается ему в журналистских интервью при добыче правды.
Мне хотелось умереть с первого класса и лет до двадцати пяти. Но в России – советской, постсоветской – смерти как грибов в лесу. Так что не любить жизнь казалось мне чрезвычайно естественным. Особенно когда постоянно болтаешься в неопределенности и ужасе просто оттого, что ходишь на уроки, возвращаешься домой и по кругу. Все школьные годы и еще несколько последующих я находилась в смертельной опасности от самой себя. Но мне повезло, в моем времени, в моем районе, в моем тоненьком окружении не было наркотиков, алкоголя, ранней сексуальной активности. Мой страх перед людьми оказался мне на руку. Я почти ни с кем не общалась, некому мне было предложить косяк с травой или перепихнуться на стройке. Просто я не хотела жить. Тогда не было принято разбираться в эмоциях детей: главное, кормить, одевать, учить, лечить. А довольно тяжело проделывать это все в условиях постапокалипсиса.