– Я спрошу. Все равно завтра последний день.
– Хан еще не вернулся? – спросил Али.
– Хан еще не вернулся, – ответил евнух.
Морская прогулка
Чауш довел Али до дома и сказал:
– До свиданья, завтра утром я буду здесь.
– А ты стал благоразумней, – заметил Али.
Чауш хмыкнул и ушел, бряцая саблей.
Егор укутавшись в плащ, ждал, сидя на террасе.
– Я не могу вести с ней беседу трезвым, – пожаловался Али, отвечая на молчаливый вопрос, – ничего в голову не лезет. Одним чаем разве вдохновение добудешь?
Егор отвел полу плаща и Али увидел кувшин внушительного размера.
– Ты сегодня должен выпить столько, чтобы хватило и на завтра, – сказал он.
– Столько не могу. Мне с утра с суд надо. Что у нас на ужин, кроме вина.
– Цыплята на вертеле, еще я купил готовый плов.
– Это хорошо, но пойдем прежде пройдемся. На голодный желудок лучше думается. Мне надо понять, почему хан сидит в монгольской ставке.
Егор закрыл двери. Они спустились к морю и пошли по берегу мимо деревянной пристани, возле которой качались привязанные лодки. Два корабля стояли на рейде в полуфарсахе от берега.
– Которая из них наша, – спросил Али.
Егор показал на одну из лодок.
– Может, прокатимся, море спокойное.
– Давай.
Егор крикнул сторожа, который принес весла и открыл замок.
– Вас покатать, благородные господа? – спросил лодочник.
– Благодарю, мы сами, – отказался Егор.
– Смотрите, скоро стемнеет, – предупредил лодочник.
– Ничего, ночи лунные сейчас, не потеряемся, мы вдоль берега, – ответил Егор, садясь на весла.
– Ты умеешь грести? – поинтересовался Али, усаживаясь напротив.
– Вообще-то нет. Здесь много ума не надо.
– Может, воспользуемся его услугами.
– Нет, он мне напоминает Харона.
– А это кто такой?
– Тоже лодочник, только в царстве мертвых. Вернее, перевозит души умерших людей. Отсюда в загробный мир.
После нескольких беспорядочных неуклюжих гребков. Егор освоился и погнал лодку сноровисто вдаль от берега.
– Только давай далеко не отплывать, – попросил Али.
– Не волнуйся, – сказал Егор, продолжая, тем не менее, удаляться от причала. Отплыв на изрядное расстояние, отпустил весла и задумчиво воззрился на берег. Отсюда хорошо были видны вершины гор, покрытые снегом.
– Хорошо бы опять на охоту съездить, – сказал он.
– Не могу, у меня дела, – отказался Али.
– Ну, конечно, лучше с княжной лясы точить.
– С ханшей.
– Неважно. Как вообще продвигается дело?
– Она сказала, что если хан возьмет новую жену без ее согласия, то лишится всего. Своим положением он обязан ее отцу.
– Почему же он не отступится от этой идеи? Почему он так хочет жениться, может быть, тоже боится лишиться всего?
– Наверное, есть серьезная причина. Может быть, если он не женится, то тоже лишится всего. Ханша, видимо, не хочет, чтобы у мужа появились еще законные наследники, кроме ее детей.
– Судьба всех азербайджанских правителей висит на волоске и зависит от монголов, – сказал Егор.
– Значит… – начал Али.
Рядом с лодкой плеснула крупная рыба, спугнув догадку.
Али несколько времени морщил лоб, пытаясь вернуть ускользнувшую мысль, но безуспешно.
– Насави рассказывал мне, что, когда Теркен-хатун, мать хорезмшаха Мухаммада, попала в плен Чингиз-хану, – наконец сказал он, – тот сохранил ей жизнь, но положение ее было таким бедственным, что она кормилась подачками с его стола. Один из ее слуг, евнух Хилал, уговаривал ее бежать к Джалал-ад-Дину, когда слава о нем и его противостоянии Чингиз-хану дошли до них. Но она питала к султану такую ненависть, что сказала: «Поди он прочь. Пропади вовсе. Как я могу опуститься до того, чтобы стать зависимой от милости сына Ай-чичек. Даже плен у Чингиз-хана, мое нынешнее унижение и позор, для меня лучше этого». Все сыновья хорезмшаха, за исключением младшего сына Кюмахи-шаха, были убиты. Дочери достались хорезмийским эмирам-изменникам, за исключением Хан-султан, которую взял себе сын Чингиза Джучи. Теркен-хатун привязалась к оставшемуся внуку, проводя с ним дни несчастья. Однажды, она расчесывала ему голову, и говорила при этом: «Сегодня у меня так сжимается сердце, как никогда раньше». В это время к ней подошел один из сархангов Чингиза, чтобы забрать мальчика. Больше она никогда его не увидела. Его отвели к Чингиз-хану и по его приказу задушили.
– К чему ты это рассказал? – спросил Егор.
– К слову. Усилия ленкоранского хана все равно тщетны. Чтобы он не делал сейчас, будет то, что решат монголы. Ладно, что там у тебя в ногах, что за мешок?
– Это не мешок, но сосуд для вина.
– Кажется, я видел, что кувшин остался дома.
– Верно, это дорожная посуда.
– Опять с горла пить.
– Ну почему же с горла, – Егор извлек из кармана оправленный серебром рог.
– Это что – чернильница? – пошутил Али.
– Ну да, непроливайка, кому что, – Егор поднял мех, лежащий у ног, развязал сосок.
Али подул в рог и подставил его под рубиновую струю.
– Твое здоровье, – сказал он, и, осушив рог до дна, передал другу. Егор налил себе и тоже выпил. Лодку качнуло волной, пришедшей с моря.
– Хорошо сидим, – сказал Егор.
Он взялся за весла, выправляя положение лодки, чтобы быть лицом к белым вершинам возвышающимися над городом. Выше их, на небосклоне уже была видна луна.
– Что же все-таки произошло с Мариам? – спросил Али и добавил: – Можешь не отвечать, если не хочешь.
– Ну отчего же, можем поговорить, – отозвался Егор.
– Ее поступок не характерен для мусульманки, – сказал Али.
– Одумалась, – сказал Егор. – Когда моя неуемная сестра всучила мне ее в жены, ей было 11 лет. Два года она таскается со мной. Что только она не пережила за это время. В начале хорезмийские походы, потом бакинская авантюра, разбойники, безлюдные острова. Какой женщине понравится такая жизнь.
– Все равно, не могу в это поверить. Она еще может раскаяться и вернуться. Все равно она не может сразу после тебя выйти замуж. По закону у нее должны два раза пройти месячные, чтобы она могла убедиться в том, что не беременна.
– В этом нет необходимости.
– В каком смысле?
– В прямом.
– То есть ты хочешь сказать, что у тебя с ней ничего не было?
– Нет.
– Ты удивительный человек.
– Она только сейчас достигла брачного возраста. Я не мог сделать ребенка своей женой. У нас так не принято.
– Пророк женился на Айше, когда ей было 9 лет, и ждал, когда у нее начнутся месячные, чтобы сделать своей женой. У вас есть что-то общее. С той разницей, что ты свою жену отпустил. Не всякий на это способен. Ты благороден друг мой.
– Тебе налить? – спросил Егор.
– Нет, спасибо. Пить при такой качке не самое большое удовольствие. Поплыли обратно. Меня уже укачивает.
– А вот брат Фома, помниться, любил выпить при качке. Эх, как я за ним в море сиганул. Да, есть, что вспомнить. Понимаешь в чем дело. Лада, когда согласилась стать женой рыцаря, пожертвовала собой, чтобы спасти нас. Она не любила его, я это видел. Как я мог после этого не выполнить ее просьбу и не взять в жены эту девочку. Это я говорю на тот случай, если тебе вздумается спросить, зачем я женился.
– Вообще-то об этом я не собирался тебя спрашивать, – ответил Али. – Ладно, давай еще по одной и домой.
Егор взял мех и наполнил рог. Протянул Али, сам же приложился к соску бурдюка и осушил его. Между тем волны, в самом деле, усилились.
– Никогда не мог понять, – сказал Али, – откуда волны, если ветра нет.
– Ветер, где- то там, – ответил Егор, указывая в глубь моря, – а волны отголоски его гнева.
Он взялся за весла и сильными гребками погнал лодку к деревянной пристани. Лодочник в беспокойстве ходил уже по ней, делая им предупреждающие знаки.
Мелек-хатун (продолжение)
Зияд-эфенди привел Али в зал и сказал:
– Мелек-хатун хочет еще говорить с тобой. Это означает, что надежда есть. Однако дело затянулось. Хан прислал распоряжение на ваш счет. Если сегодня ханша не даст согласие, вы отправитесь в тюрьму.
– Как, без суда и следствия? – спросил Али.
– Я вижу, что вы расположены шутить, – мрачно заметил евнух, – надеюсь, с госпожой вы будете не менее красноречивы и добьетесь успеха.
– Кстати, по поводу красноречия, – сказал Али, – нельзя ли мне чашку вина, чтобы смочить горло. Ну и развязать язык соответственно.
– А, может быть, вам еще музыкантов сюда прислать, танцовщиц? – с сарказмом спросил евнух.
– Не стоит, это будет чересчур.
– Я тоже так думаю, – ядовито сказал Зияд-эфенди.
В этот момент отворились двери, и в зал вошла Мелек-хатун. Евнух поклонился ей и вышел в другую дверь. Али приветствовал ханшу.
– Так, что же случилось в славном городе Иерусалиме? – лукаво спросила она, расположившись на коврах.
– Это долгая история, – мрачно ответил Али.
– Ничего, времени у нас много.
– У вас – да. А вот у меня почти его нет. Если сегодня вы не дадите согласия на брак, меня посадят в тюрьму и казнят, без суда и следствия.
– Нет, нет, – сказала ханша, – жалостью вы меня не проймете. Мы всего лишь разговариваем. Вы же сами сказали, что все бесполезно и, что вы пришли просто поговорить. Так что, продолжаем разговор. Вы должны ценить мое расположение.
– В самом деле, – согласился Али, – вы меня поймали на слове, мне нечего возразить. А я человек слова. Что же было в Иерусалиме? Ах да, случилось мне, как-то ночевать в храме Гроба Господня. Так христиане называют свою главную церковь, где был распят Иисус Христос.
– Там разве есть караван-сарай? – недоверчиво спросила Мелек-хатун.
– Нет, мы попали туда по знакомству. Там служил Фома, наш приятель.
– А это кто?
– Монах русский. Послушайте, если я все буду объяснять, мы так до утра не управимся. Просто слушайте и все. Покончим с этим побыстрей.