рсональная. Хафиз Али будет умирать в полной темноте одновременно от пьянства и от жажды. Значит, вот в чем был его замысел. Но Али не доставит Иблису такого удовольствия. Для начала надо попробовать воду из подземного озера. Если она пресная, то возможно, и питьевая. В крайнем случае, ее можно вскипятить, чтобы не загнуться от кишечной болезни.
Али зажег свечу и пошел в комнату, где хранилась казна. Открыл сундук и выбрал один из золотых кувшинов, которых было здесь во множестве. Он поднял свечу повыше, освещая с высоты сокровища, и произнес: «Можете ли вы спасти меня всеми этими деньгами и купить на них один день жизни, который я проживу? И не могли они этого»[31]. Он оторвал кусок ткани от красной шелковой штуки полотна, скрутил жгут, привязал к ручке кувшина и вышел в грот. Внизу в скалах теснилось подземное озеро. Бросил в него кувшин, подождал, пока он наполнится, вытащил. Полил себе, умылся, понюхал воду, лизнул, прополоскал рот. Подозрений не было, тем не менее, пить ее Али не стал, сказав себе: «Подожду, пока все вино выйдет». Он долго стоял, глядя на поверхность озера. Затем принес и зажег все свечи и лампы, прибавив освещения. Дождался, пока уляжется волнение воды, вызванное падением кувшина. Нашел в пещере щепку, смастерил крошечный кораблик, укрепил на нем огарок свечи. И, спустившись к озеру, пустил его аккуратно на воду. Поверхность воды казалась неподвижной, однако кораблик, тем не менее, совершал движение, едва заметное глазу. Горящая свеча освещала неровности скальной породы, вдоль которой, плыл, проделав половину круга, а озеро было круглым. В тот момент, когда Али, потеряв терпение, готов был бросить эту затею и вернуться к питию вина, чтению стихов и плачу по безвременно ушедшей возлюбленной Ясмин. (Здесь, в полном одиночестве, спустя два года, он мог, наконец, не боясь быть увиденным, отвести душу и выплакать свое горе). Как вдруг кораблик приблизился к своду пещеры и исчез. Можно было предположить, что свеча погасла, огарок догорел. Но Али готов был поклясться, что кораблик ушел под скалу. Он вернулся в пещеру, смастерил еще один кораблик крупнее прежнего. Укрепил на нем огарок побольше. Налил себе вина, чтобы не мучиться в томительном ожидании, и повторил опыт. Кораблик, описав тот же круг, что говорило о подводном течении, вновь исчез под скалой. На этот раз Али был более внимателен и успел заметить изрядную полость под скальной породой. Али вернулся в пещеру, говоря себе – вот она извечная проблема выбора. Но лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что мог сделать и не сделал.
После этого он достал из кармана клочок бумаги и написал на нем следующее:
Мой дорогой брат Егор!
Возможно, я совершаю ошибку, и мне следует сидеть сиднем и уповать на твою смекалку и мощь. Но и сам я должен попытать судьбу. Знай, что ближе тебя и твоей сестры (передай ей при случае) у меня никого нет. Обнимаю.
На всякий случай прощай и, как говорят на Руси, – не поминай лихом.
Твой Али, хафиз и проч.
После этого Али вошел в хранилище. Снял с сундука его массивную крышку. Вогнутая поверхность как раз напоминала лодочку или корыто. Затем, на всякий случай, сотворив короткую молитву, спустился к озеру, сел на крышку и осторожно отчалил от скалистого берега. «Судно» держало его на воде. Очень осторожно, медленно он лег, подумав, что это будет лучшая позиция. Горящую свечу держал в руках. Крышка от сундука двигалась быстрее, чем кораблик из щепки. Но все же так долго, что он, едва не заснул, что было возмутительной беспечностью, учитывая серьезность его намеренья. Он дремал, и ему казалось, что он находится на крыше загородного дома вазира Шамс ад-Дина, своего незабвенного тестя. А рядом лежит недосягаемая Ясмин и требует, чтобы он рассказал ей сказку про Али-бабу. Он пришел в себя в тот миг, когда крышка ушла под скалу. Каменная толща нависла над его лицом на расстоянии вытянутой ладони, и сердце сжалось от страха неминуемой смерти от потопления или удушья. Как хорошо было в пещере, в миг подумалось ему и нестерпимо захотелось вернуться. Но сделанного не воротишь. Усилившееся течение уносило Али все глубже под скалу. Оставалось только молиться и надеяться на помощь Аллаха.
Неизвестно сколько длилось это путешествие, ибо он потерял счет времени. Порой скала нависала над его лицом, порой взмывала вверх. Свеча давно погасла. В какой-то момент течение усилилось до скорости горного потока. И Али почувствовал, что несется вниз все с нарастающей скоростью. Это было уже просто падение. В то же время он чувствовал, что скала уже едва не касается лица. Али сполз с крышки и погрузился в ледяную воду. Держась за крышку, он продолжал нестись с ужасающей скоростью. Вдруг он услышал скрежет и сообразил, что крышка касается породы. Не медля и ничего не соображая, он инстинктивно выпустил ее из рук и ушел под воду. Это длилось несколько секунд. Он падал почти вертикально. Али уже задыхался, но водный поток вдруг расслоился, образовав пустоту, и он смог вдохнуть воздух. А потом понял, что находится в свободном падении. Это длилось несколько секунд. Али закричал и полетел вниз. Это был водопад. Его тело вошло в водную вспененную чашу, достигло дна. Оттолкнувшись ногами, Али вынырнул, жадно глотая воздух. «Он был спасен». Это была его первая мысль. Огибая падающую струю воды, Али поплыл к берегу и выбрался на землю. Упал обессиленный, тяжело дыша. Через некоторое время поднялся. От водопада брала начало полноводная река. Один берег, где находился Али, был пологим, заросшим полевыми цветами, кустарником, редкими низкорослыми деревьями. А другой берег крутым, почти отвесным, к нему вплотную подходил лес, нависающий над рекой. На том берегу стоял человек и приветственно махал Али. Он ловил рыбу. В его руках была удочка.
– Кто бы это мог быть? – пробормотал Али.
У него не так уж много было знакомых в жизни, особенно в этой, судя по всему незнакомой местности. Если только, сердце тревожно забилось, он не умер, но и на том свете, знакомых раз два и обчелся. Лица на расстоянии было не разобрать. Но на всякий случай Али поднял руку в ответ. Человек между тем смотал удочки и направился в сторону мостика, видневшегося в отдалении. Поглядывая за ним, Али снял с себя мокрую одежду, выкрутил, развесил на ветках. Он изрядно продрог. Стал энергично размахивать руками, приседать. Человек между тем перешел мост, приближался, крикнул издалека:
– Значит, ты тоже рад меня видеть, а я боялся, что ты на меня сердишься.
При звуках его голоса на сердце Али легла тяжесть.
– Неужели мне предначертан ад!? – воскликнул он. – Но за что? За то, что утратил веру? Прости меня, Господи, дай мне возможность искупить свое неверие. Но почему же в аду так холодно, – невольно подумалось ему. – Школьный учитель утверждал, что там нестерпимо жарко, потому, что грешников поджаривают на кострах.
– Я тебе тоже взял удочку, – сообщил Иблис. – Ты же любишь ловить рыбу.
– Очень, – стуча зубами, ответил Али, – что в аду и рыба водится?
– В аду, мой друг, все водится, и рыба, и слоны. Все, что хочешь. Но мы не в аду. Еще время не приспело.
– Не приспело, это хорошо, – повеселел Али. – А причем здесь слоны? И что ты здесь делаешь?
– Да так, к слову пришлось. Вообще-то я свободен в передвижениях. Для меня границ не существует. Давай я костер запалю. Обогреешься.
– Запалю, приспело, – повторил Али, – что за слова ты подбираешь. Ну, запали.
– Огоньку не найдется? – спросил Иблис. – Шучу. Откуда, на тебе сейчас сухого места нет.
– Огоньку нет, свеча была, да и ту утопил.
Иблис в мгновенье ока собрал веток, пощелкал пальцами, из-под ногтей полетели искры и костер занялся.
– Пить-то больше не хочется? – спросил он. – Эх, кажется зря напомнил. Только без рукоприкладства, ладно? А про душу забудь, не нужна мне твоя душа. Если ты об этом думаешь.
– Тебе чего от меня надо, – запоздало спросил Али, – душу?
– Душа, субстанция нематериальная, – вдруг заявил Иблис, – я над ней не властен.
Костер между тем разгорелся. Али принялся сушить одежду.
– Сейчас рыбки наловим, ушицы сварим, винца выпьем, – говорил Иблис. – Аурата, правда, не водится здесь, только речная рыба – жарёха из нее – дрянь, по большому счету. Не люблю. Но уха – это другое дело. Есть можно, потому что в ней главное, ингредиенты. Знаешь, как солдат из топора кашу варил?
– Знаю, только я ни есть, ни пить с тобой не собираюсь, – заявил Али. – И вообще, лучше держись от меня на расстоянии.
– А вот это ты зря, – обиделся вдруг Иблис. – Драку в Византии я не заказывал, так получилось. И на старуху, как говорится, бывает проруха.
– Значит, говоришь, душа – субстанция нематериальная, – сказал Али, – а ты сам какая субстанция – материальная? Или ты мне только кажешься?
Иблис захохотал. Потом, вдруг оборвав смех, молвил:
– Тебе зеркало дать?
– Зачем мне зеркало?
– Взгляни на свое лицо и сразу все станет ясно. Венецианцы отделали тебя за милую душу.
– Это ничего, им тоже досталось. А вот ты бросил меня в трудную минуту. Сбежал. Надо же, даже в таких мелочах ты подличаешь. А что же будет, когда до серьезных дел дойдет? Чего от тебя ожидать? А ведь, я даже симпатию стал к тебе испытывать. Почему, думаю, все его ненавидят. Интересный малый, любит поговорить, выпить на дармовщину.
– Ну ладно, – протянул Иблис, – чего мы будет мелочиться.
– Согласен, у приличных людей считаться не принято. Неловко. Но точный счет даже между близкими людьми здорово облегчает жизнь. Недомолвки ведут к недоразумениям. Мало того, что я платил за вино в Константинополе, так ты умудрился еще и мои запасы вина в пещере ополовинить, сократив тем самым мои часы. И как в тебя столько влезло-то. Вина, которое ты выпил, мне бы на две недели хватило.
– Так темно было, – виновато сказал Иблис, – сам же свечи экономил. Чего сейчас вспоминать. Попрекать. Как там твой русский друг говорил – кто старое помянет, тому глаз вон. А кто забудет, тому оба. Э, постой, это я лишнее сказал, беру последние слова обратно.