Енох непонимающе развел руками, но тут же воскликнул.
– Ах, я догадался. Вы имеете в виду людей, приговоренных к распятию. Они, действительно, несут свой крест. То есть каждый свой. Какое удачное и тонкое сравнение. Надо будет запомнить. И оно, как нельзя кстати.
– Почему? – спросил Егор.
– В девять часов начался суд над одним человеком. При неблагоприятном исходе этого дела, он пронесет свой крест, как раз мимо этой гостиницы. Вы сможете наблюдать процессию из своих окон. Они выходят на улицу. Можно сказать, у вас лучшие места в этом театре.
– Какое сегодня число? – спросил Али.
– Двадцать седьмое марта, – ответил Енох, – семнадцатого года правления императора Тиберия.
Друзья переглянулись.
– Я думаю, – сказал Егор, – что нам надо как можно скорее лечь спать. Когда проснемся, все встанет на свои места. Утро, как говорится, вечера мудренее.
– Но сейчас утро, – возразил Али.
– На это мне нечего ответить, но я спорить не стану, – ответил Егор и вошел в дом. Али следом. Они поднялись в свои комнаты и рухнули на кровати. Однако короткий сон, а проспали они до полудня, ничего не изменил в окружающем мире. Они проснулись все в том же гостиничном номере. Когда они спустились вниз, Енох, увидев их, сказал:
– Его таки приговорили к распятию. Процессия уже прошла. Вы пропустили самое интересное. А я вам стучал, но вы спали как убитые, тьфу, тьфу. Теперь, если вы любознательны и у вас здоровое сердце, вы можете пойти и посмотреть непосредственно сам процесс казни.
– Как туда пройти? – спросил Егор.
– Сегодня вы не заблудитесь. Все эти люди идут туда, там много зевак. Идите за ними. Сегодня весь город там.
– А почему ты не идешь?
– Я не могу смотреть на эти вещи. Я очень впечатлительный, потом плохо сплю.
– Пойдем, – сказал Али, – мы должны это увидеть.
– Не люблю я эти распятия. Неприятные ассоциации возникают, – проворчал Егор.
Но Али уже вышел на улицу. И Егору ничего не оставалось, как последовать за ним.
Место казни было оцеплено солдатами, которые едва сдерживали натиск толпы. На вершине холма высились три креста с распятыми на них людьми.
– Тот, что в середине, тебе никого не напоминает? – спросил Егор, – Это же я.
Али озабоченно посмотрел на товарища, потрогал его лоб.
– Друг мой, ты стал заговариваться. Эти перемещения во времени и пространстве нас до добра не доведут.
– Если мне не веришь, – настаивал Егор, – спроси вот у него. Он подтвердит.
– У кого? – повернулся Али и в этот момент увидел стоящего рядом человека. Это был Назар.
– И все-таки вы пришли, – произнес он.
– Из любопытства, – сказал Али, – мы уже уходим. Это то, о чем я думаю?
– Да.
– Назар, – молвил Егор, – скажи этому Фоме неверующему, что это я сейчас на этом кресте подвешен.
– Ладно тебе, – ответил Назар, – каюсь, с кем не бывает, перепутал малость. Фома, кстати говоря, тоже здесь. И тоже, как и вы, прямиком из Индии.
– А ты, кстати, почему здесь, – спросил у Назара Егор, – опять кого-то по ошибке на крест перенес?
– Ошибки здесь нет. Сейчас не время для шуток. На кресте сейчас находится один достойный человек.
– В самом деле, почему же ты его не освободишь? Ты-то со своими возможностями.
– В эту ситуацию мы не можем вмешаться. Он сам себя обрек на мученическую смерть.
– Давно он висит? – спросил Егор.
– Третий час пошел.
– И ты так спокойно об этом говоришь. Будешь смотреть, как он умирает.
Поскольку Назар молчал. Егор обратился к Али.
– Друг мой, ты вооружен?
– Да, и что?
– Пойдем, сделаем что-нибудь.
– Ты видишь, сколько здесь солдат?
– Это ничего. Эффект неожиданности сработает. Они не ждут нападения с тылу. Главное, прорваться сквозь оцепление. Займем господствующую высоту. Освободим этих двух, что на крестах. Одного из них зовут Гестас, а другого Гисмас. Я их знаю. Оба отъявленные негодяи. Нас будет уже четверо, не считая Назара. Иблис, наверное, тоже, где-то рядом околачивается. Иблис, ты же здесь?
– Здесь, я здесь, – прозвучал невидимый и недовольный голос.
– Глядишь, и ученики его присоединятся. Хотя нет, вру. Их то, как раз и нет здесь. Но может, кто из простонародья вмешается. Понимаешь, очень многое зависит от толпы. Власть всегда давит до тех пор, пока народ гнется. При малейшем сопротивлении она тут же осадит назад.
– Успокойтесь, – тоном, не терпящим возражений, сказал Назар. – У нас здесь все под контролем. Почти все. Меры уже приняты. А сейчас расходимся, здесь полно шпионов первосвященника. Встретимся в гостинице.
Друзья повиновались, бросили прощальный взгляд на холм, и ушли, проталкиваясь сквозь толпу зевак.
Енох встретил их, как обычно у дверей гостиницы.
– Я накрыл на террасе, – сказал он, – Назар распорядился. Ну, что там происходит?
– Иди, да посмотри, – мрачно сказал Егор.
– Не могу. Во-первых, гостиницу не на кого оставить. Во-вторых, у меня организмы слабые, я вам говорил.
На задней террасе, где когда-то состоялась стычка с крестоносцами, стоял накрытый белой скатертью стол.
– Это называется, он стол накрыл, – возмутился Егор, – то есть в буквальном смысле накрыл, белой скатертью. И это все?
– Но мы же не можем, есть и пить в то время, когда там страдают люди, – урезонил Егора Али.
– Но это же разные вещи, – возразил Егор. – Не совести меня, я достаточно участлив к чужому горю.
Они сели за стол, и следующие полчаса провели в молчании. Затем появился Назар в сопровождении человека с тюрбаном на голове.
– Знакомьтесь, это Фома, – сказал он и бросил на стол свернутый пергамент. – Я раздобыл копию приговора.
Али и Егор поочередно пожали индусу руку и назвали свои имена.
– Мы живем в Шринагаре, – сообщил Егор, – у озера. Отличное место.
– Рад, что вам понравилось, – сказал Фома, – вы были в храме на горе Соломона? Это я построил.
– Честно говоря, до него еще не дошли. Мы только вчера приехали.
Али во время этого обмена любезностями развернул свиток, покрутил и вернул Назару.
– По-арамейски не читаешь? – спросил Назар.
– Нет.
– Этот пробел в образовании надо устранить. Фома, ты еще не разучился читать на родном языке, – спросил Назар, передавая ему свиток.
Фома взял свиток, развернул и прочел следующее:
Приговор.
«В году 17 правления императора Тиберия, 27 марта в святом городе Иерусалиме, при священнике Анне и первосвященнике Каиафе, жрецах Божьего народа: Понтий Пилат, прокуратор нижней Галилеи, возглавляющий претор, приговаривает Есуа из Назарета к смерти на кресте меж двумя ворами, согласно многочисленному и общеизвестному свидетельству людей, говорящих, что:
1. Есуа – совратитель с пути истинного.
2. Он – мятежник.
3. Он – враг закона.
4. Он ложно называет себя сыном Бога.
5. Он ложно называет себя царем Иудейским.
6. Он вошел в Иерусалимский храм в сопровождении множества людей, несших пальмовые ветви в руках.
Приказывается первому кентуриону Квилию Корнелию отвести его, подсудимого, к месту казни. Запрещается любому человеку, кто бы он ни был, бедный или богатый, препятствовать смерти Есуа.
Свидетели, подписавшие смертный приговор.
Даниил Робани, – фарисей.
Иоанн Робани, – фарисей.
Капет – гражданин.
– Что это меняет, – спросил Фома, – зачем нам этот протокол? Его должны были оправдать. Иосиф подкупил половину судей синедриона.
– История должна знать своих героев, – ответил Назар. – Его должны были оправдать, и сам прокуратор склонялся к этому. Но наш друг вел себя очень дерзко, он не признавал своей вины. Ему надо было покаяться, попросить о снисхождении. Но он даже настаивал на казни, словно, смеялся над синедрионом. Сделав тем самым смертный приговор неизбежным. Но этот вариант мы тоже учли. По просьбе слуг синедриона для него изготовили особый крест с подпоркой, чтобы он мог опираться на нее.
Далее. Казнь была назначена без обычной отсрочки, так как сегодня пятница, а на субботу на кресте никого не оставляют. Он не успеет умереть, но сделается как мертвый, он умеет это делать. Его обучили этому в Индии.
– Я тоже умею это делать, – сообщил Фома.
– Помолчи, не перебивай меня. Я сейчас вернусь туда. Главное, чтобы ему не перебили ноги. Об этом будут просить Анна и Каиафа. Моя задача не допустить этого. Его снимут с креста и положат в склеп, высеченный в скале. Якобы завалят камнем, но оставят щель, в которую ты, Фома, сможешь его вытащить. И забрать его с собой в Индию.
– Между прочим, – сказал Фома, – истины ради я должен сказать, что на помощь ему пришли те, кого он прогнал от себя. Я, ведь, не хотел идти в Индию. Когда я встретил его на брачной церемонии в Андраполисе, в Анатолии, он мне сказал: «Не бойся, Фома, иди в Индию и проповедай там слово, ибо моя милость с тобой». Я ему возразил, пошли, мол, меня куда хочешь, но только не туда. Я не пойду в Индию, как могу я иудей проповедовать индийцам? И что вы думаете, он сделал? Продал меня, как раба, индийскому торговцу Аббану, который искал плотника для царя Гондафара из Таксили. Я строил дворец для царя…
– Довольно, – остановил его Назар, – сейчас не время предаваться воспоминаниям. Я возвращаюсь на место казни. Сегодня пятница. Повторяю. Евреи будут требовать, чтобы никто не остался на кресте. Ибо завтра суббота, священный день для них. Если не поторопиться, то приговоренным к казни перебьют ноги и колени.
– Ему не перебьют ноги, – сказал Фома, – Иосиф договорился с прокуратором. Ему одному заплатили столько, сколько половине судей синедриона.
– Тем не менее, надо поспешить. Прокуратора не было на месте казни. Потом он будет говорить, что произошла ошибка. Знаю я этих чиновников, и деньги возьмут, и дела не сделают. Фома, выйдешь отсюда сразу же после меня. Не надо, чтобы нас видели вместе. А вы двое, оставайтесь здесь. Из гостиницы никуда. За вами придут, если возникнет необходимость.