[2 Сытин П. В. История планировки и застройки Москвы. М., 1972, т. 3, с. 36.]
Сегодня мы видим Большой театр СССР в значительной мере перестроенным архитектором А. Кавосом после пожара 1853 года, но тем не менее в нем чувствуется талантливая рука О. И. Бове.
Сохранилась до наших дней 1-я Градская больница, одно из самых значительных общественных зданий, построенных Бове. Закладка больницы состоялась в мае 1828 года. На медной закладной доске означено, что больница рассчитана на 450 мест и сооружается по предложению лейб-медика Лодера и по планам архитектора Иосифа Бове. Это была первая больница в Москве, строившаяся на средства города, а не частных лиц, как бывало прежде. Такое событие воспринималось как большое патриотическое дело.
Архитектор спроектировал больничный ансамбль из нескольких корпусов. В его композиции Бове использовал традиционную схему городской барской усадьбы с парадным двором перед главным корпусом. Здания больницы отличаются стройностью, пропорциональностью, цельностью, что было так характерно для классицизма. Монументальный восьмиколонный портик в центре больничного здания придает всему ансамблю парадность и величие.
Бове и работавшие с ним инженеры Девис, Яниш и другие применили на строительстве больницы не одно техническое новшество. Они установили две паровые машины и водонапорные устройства с насосами для поднятия воды Москвы-реки и подачи ее в больницу, сделали усовершенствованные печи в кухне и пекарне, предусмотрели специальные колодцы для стока нечистот.
Проект больницы был утвержден Николаем I, который выразил благодарность архитектору «за отличный вкус его». Но не только вкус отличал Бове. Осип Иванович был к тому же великим тружеником. Только в 1828 году, как писал сам архитектор, он занимался строительством «малолетнего отделения» кадетского корпуса, проектом «отделки дома князя Гагарина для Екатерининской больницы, устройством в доме Орловой-Чесменской чугунной лестницы, проектом кордегардий у Триумфальных ворот, проектом рекреационных залов, цейхгаузов, зимнего учебного зала и церкви в главном кадетском корпусе» [1].
[1 Архитектурное наследство. Вып. 1. М., 1951, с. 134.]
Наряду с монументальными общественными зданиями архитектор строил много частных домов. Ему принадлежит заслуга создания нового типа жилого дома, отвечающего требованиям послевоенного времени. На смену домам-дворцам XVIII столетия пришли дома-особняки по-слепожарной Москвы. Небольшие по размерам, чаще всего одноэтажные, удобные, уютные, недорогие особняки были доступны жителям разоренной Москвы.
Небольшие комнаты, украшенные колоннами из «фальшивого» мрамора, скромная, но изящная лепнина карнизов, гризайль на потолке оттенялись гладью стен, окрашенных в чистые цвета. Особенно полюбились москвичам антресоли, выходившие в сторону заднего двора или сада. В комнатах на антресолях протекала жизнь хозяев дома, детей, прислуги. Парадная часть дома смотрела окнами на улицу.
Пройдитесь по улице Рылеева, Сивцеву Вражку, старым Арбатским переулкам, Замоскворечью, вы и сегодня увидите эти скромные особнячки с мезонинами. Почти всюду семь или девять окон по главному фасаду, вытянутому вдоль красной линии улицы. При том, что все они построены по одному из «образцовых», или, как бы мы сказали сегодня, типовых проектов, рекомендованных комиссией, каждый из них имеет свое лицо. Шестиколонный портик с фронтоном на одном, четырехколонный с арочками и аттиком на другом, рустовка стен, ниши, горизонтальные филенки с лепниной, львиные маски над окнами в различных комбинациях придавали индивидуальность каждому дому.
Среди жилых домов, построенных Осипом Ивановичем, выделялся дом князя Н. С. Гагарина на Новинском бульваре, к сожалению, мы можем увидеть его лишь на фотографиях. Осенью 1941 года фашистская бомба угодила прямо в это замечательное творение зодчего.
Все, что бы ни проектировал архитектор - общественное здание или жилой особняк, виделось ему составной частью единого целого. Ему было присуще поразительное чувство ансамбля.
Может показаться, что творческая жизнь зодчего была безоблачной и лишь удачи сопутствовали ему. Нет, конечно, были и бури, и невзгоды, и неосуществленные мечты. Случалось, его проекты отвергались из-за отсутствия денег в казне, случалось, заказчики отказывались от его слишком простых, на их взгляд, проектов, предпочитая вычурные и пышные. Не стал Бове и академиком. Другие, менее талантливые, получали это звание, а он так и не успел в круговерти забот и практической работы подготовить необходимый для этого проект театра на 3 тысячи мест, заданный ему Академией художеств. Больше того, надо было пережить еще мелочные уколы и злословие недоброжелателей.
Как-то Бове назвал себя академиком, адрес-календарь на 1818 год также зафиксировал это звание. Поднялась «буря», члены академии возмущены.
Особенно резко высказывался скульптор Мартос: как _ посмел архитектор присвоить себе это звание, не имея на то диплома?
Были нападки со стороны коллег и по иным поводам. Архитектор А. Л. Витберг осуждал Бове за то, что тот позволил, чтобы ему приписали проект Большого театра, «а чугунные укрепления лож принадлежат тоже не Бове, а - Девису, тоже железные укрепления, стропилы…» [1].
[1 Витберг А. Л. Записки. - Русская старина, 1872, т. 5, с. 174.]
Как видите, это мелочи, но слышать шепот за своей спиной и несправедливые упреки, высказанные в лицо, безусловно, не очень приятно.
Пришлось пройти Бове и через тяжбы с мещанкой Надеждой Губаревой. В июне 1823 года она обратилась к московскому обер-полицмейстеру А. С. Шульгину с прошением. Она хотела получить с архитектора 850 рублей, которые тот якобы остался должен ее покойному мужу за покупку строительного леса еще в 1813 году.
Перелистываю документы дела № 3005, заведенного в управе Благочиния. Вот передо мной личное объяснение Осипа Ивановича. Узнаю четкий, каллиграфический почерк архитектора. Как по линейке выстраиваются мелкие буквы в слова и строчки, из которых видно крайнее удивление Бове от предъявленных ему обвинений. Да, он действительно наблюдал за постройкой дома тайного советника П. Мятлева, но покупкой материалов не занимался и «никаких условий ни с кем не заключал да и денег для сего не имел; распоряжался же в покупке материалов, заключал условия и платил как за материалы, так и рабочим людям управляющий его» [2]. Поскольку прошло десять лет, то, естественно, Осип Иванович не мог припомнить имени управляющего. Августа 16 дня 1823 года дело было прекращено. Просительница денег не получила. Бове же достались неприятные хлопоты.
[2 ЦГИА г. Москвы, ф. 105, оп. 4, д. 3005.]
Все эти невзгоды переживал О. И. Бове в доме по Богословскому переулку. Многие годы ошибочно полагали, что этот дом построил архитектор для своей семьи в 1833 году [3]. Сегодня мы знаем, что здание много старше.
Версия об авторстве знаменитого архитектора появилась не случайно. Дело в том, что он действительно в 1833 году построил на своем участке в Богословском переулке особняк. Он стоял рядом, да и сейчас стоит в совершенно неузнаваемом виде против филиала МХАТа и числится под № 8 по улице Москвина.
[3 См.: Москва. Памятники архитектуры XVIII - первой трети XIX в. М., 1975.]
В Историко-архитектурном архиве Москвы сохранился с 1832 года «сочиненный по предписанию Комиссии для строений в Москве от 20-го мая сего года за № 4226-М» [1] план участка с изображением всех построек. Из него следует, что современный дом № 8 это и есть дом, построенный Осипом Бове. На плане он помечен как строящийся. Там же изображен фасад этого небольшого двухэтажного здания. Это типичный для классицизма жилой дом с массивным аттиком и двумя входами по главному фасаду, благодаря чему особняк мог использоваться и как доходный дом.
[1 Историко-архитектурный архив ГлавАПУ г. Москвы. Тверская часть, д. 436, л. 1.]
В это время все чаще и чаще появлялись объявления о сдаче дворянами домов внаймы. Один из современников высказывался на страницах журнала «Москвитянин»: «Еще лет за сорок назад, не более, отдавать свой дом внаймы показалось бы барину оскорблением своего имени, было бы отсутствием понятия о чести». Теперь это стало общей тенденцией, дворянство постепенно беднело, содержать роскошные дома становилось накладно, поэтому из своих владений они пытались извлекать прибыль, дома превращались в доходные предприятия. О. И. Бове в данном случае, сделав два входа, выбрал наиболее оптимальный вариант.
К 1830 году многие московские владения дворян перешли в руки купцов и мещан. Так произошло и с домом Бове - отдавать его внаймы не пришлось. Решили продать старинные палаты с большей частью участка, а самим перебраться в новый, меньший по размерам. Сохранился план «дому чиновницы 7 класса Авдотьи Семеновны Бове» от 15 июня 1833 года, сочиненный для отделения от него части земли ко вновь выстроенному строению. Старый дом помечен на плане номером 18а, при нем значится 1592 квадратные сажени земли. Новый дом под номером 18в, к нему отходило 214 квадратных саженей.
Рыжими чернилами крупным округлым почерком владелица написала на плане: «…означенный обмер утверждаю коллежская советница Авдотья Семеновна дочь Бове» [1].
[1 Историко-архитектурный архив ГлавАПУ г. Москвы. Тверская часть, д. 436, л. 2.]
3 июля 1833 года старый дом под номером 18а покупает ротмистр Леонтий Кириллович Черепов, а за Авдотьей Семеновной Бове остается новый дом 18в.
Вряд ли можно согласиться с мнением Витберга о том, что данное природой дарование в Бове было подавлено страстью приобретения и одними практическими занятиями. Нет, очевидно, не накопил он состояния, коль продается дом, коль его сын Михаил, служивший ординатором в Градской больнице, вынужден жить в казенной квартире при больнице, построенной отцом.
Сегодня нам довольно много известно о творческой деятельности московского архитектора, но во многом он остается не раскрытой историей личностью. Биографические сведения о нем скупы. Нужны новые данные о его юности, его друзьях, увлечениях - словом, обо всем, что помогло бы раскрыть его биографию. Мы не знаем, каков был у него характер, чем, кроме архитектуры, увлекался, с кем был дружен, кого принимал у себя и к кому ходил в гости.