Известно, что Осип Иванович работал с архитекторами К. Росси, М. Казаковым, А. Элькинским, Ф. Шестаковым, И. Матвеевым, инженером А. Бетанкуром, скульптором И. Витали. По делам службы он общался с будущим декабристом В. Штейнгелем. Бове строил для Нарышкиных, князей Долгоруковых, Гагарина, Львова, Юсупова и других вельмож. Его современниками были Д. Давыдов, А. Пушкин, Е. Баратынский, Н. Карамзин, декабристы. Возможно, кого-то из них Бове встречал на приемах, с кем-то был знаком или дружен. Увы, пока не найдены личные письма и дневники (если они были) архитектора. Кое-какие сведения о нем мы находим в воспоминаниях современников. Но этого явно мало для создания достоверного образа Бове-человека.
Долгое время мы даже не знали, как выглядел архитектор. Но вот, наконец, удача! Несколько лет назад сотрудники Музея А. С. Пушкина установили, что они стали обладателями акварельного портрета О. И. Бове. Его передала в музей представительница потомков архитектора художница Екатерина Валериановна Дояни. У нее портрет хранился полвека, а до этого он висел в кабинете правнука Бове - В. Ф. Мейена в его подмосковном имении Назарово.
Достоверность портрета была подтверждена праправнучкой зодчего Е. П. Васильчиковой и праправнуком О. В. Чижовым. Сличение портрета Осипа Ивановича с портретами его сыновей и внуков не вызывает сомнений - да, это портрет О. И. Бове.
Архитектор изображен в спокойной позе, молодым и полным сил. Открытый лоб, брови вразлет, небольшой рот, приятное и умное лицо. Портрет писан неизвестным автором, очевидно, в 20-е годы XIX столетия.
О. И. Бове прожил короткую жизнь, наполненную трудом, всю без остатка отданную людям и его горячо любимой Москве. Скончался он 16 июня 1834 года от горячки. Его похоронили на считавшемся самым аристократическим кладбище Донского монастыря. Сегодня ансамбль монастыря является филиалом Государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени А. В. Щусева.
На полированном граните алеют свежие тюльпаны. Естественно, что цветы на могилах 100- и 200-летней давности большая редкость. И эти красные тюльпаны говорят о многом. Они воспринимаются как дань памяти и уважения благодарных потомков.
ВО ГЛАВЕ ТАЙНОГО ОБЩЕСТВА
Супруги Бове в отдельные годы сдавали свой дом. В 1827 - 1830 годах у них жил «по найму» один из создателей ранней преддекабристской организации «Орден русских рыцарей» граф, генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов.
Жить ему надлежало в Москве. С 1823 года, то есть со времени первого его ареста, Мамонов переменил несколько квартир. Известно, что к нему никого, кроме прислуги, врача, тайных агентов и опекунов, не допускали. Надо полагать, что ежедневное созерцание этих лиц особого удовольствия не представляло, а сестру - первую свою опекуншу, он просто терпеть не мог. Матвей Александрович тяготился одиночеством, нарастали раздражение и злость. Не имея возможности выразить протест, он беспрестанно требует от опекунов перемены жилья, жалуясь то на одно, то на другое. В собственном доме у Покровских казарм - шумно, в доме деда на Тверской - тесно. Ведутся переговоры о покупке дома Головина, и снова что-то не то.
В доме О. И. Бове Дмитриев-Мамонов оказался не случайно. Очевидно, этому способствовал один из опекунов - А. Я. Булгаков. С Осипом Ивановичем он был знаком давно, еще с первых послевоенных лет, когда Александр Яковлевич Булгаков служил при главнокомандующем Москвы графе Ф. В. Ростопчине. Служебные обязанности постоянно сводили этих людей. Вероятно, Булгаков бывал в доме архитектора и попросил его уступить на время особняк своему подопечному.
О. И. Бове согласился, и 14 сентября 1827 года был подписан контракт о найме опекунами графа М. А. Дмитриева-Мамонова трехэтажного дома с мезонином у госпожи Авдотьи Семеновны Бове за 6 тысяч рублей ассигнациями. Дом нанимался вместе с садом и всеми строениями: кухней, баней, погребами, конюшней, каретными сараями сроком на один год (позднее контракт будет продлен). Наниматели обязывались во время жительства графа поддерживать в доме чистоту, не портить вещей в нем и беречь хозяйство от огня. «А будь от неосторожности графа или от живущих при нем людей его, чего Боже сохрани, случится пожар и оный нанимаемый дом со всем строением или токмо часть дома или какая принадлежность сгорит» [1], то опекуны должны построить такой же дом или возместить убытки. Дом оценивался в то время в 115 тысяч рублей.
[1 ЦГИА г. Москвы, ф. 14, оп. 7, д. 6202, л. 30 - 31, № 292.]
Супруги Бове, надо думать, легко согласились сдать свой дом: ощущалась нужда в деньгах, к тому же графиня Анна Алексеевна Орлова пригласила пожить в ее доме в Нескучном. Архитектору надлежало выполнить кое-какие работы для графини. Предложение оказалось весьма кстати, так как рядом с ее усадьбой вскоре должно было начаться строительство 1-й Градской больницы.
Пребывание Матвея Дмитриева-Мамонова в доме Бове не отражено в известных источниках. Поэтому можно лишь предположить, что в Богословском переулке он ведет тот же затворнический образ жизни. Он много читает, для него выписывают иностранные книги и журналы, иногда через опекунов ведет переписку, что-то чертит, замышляя перестройку собственного дома. По большим праздникам посещает церковь Григория Богослова, о чем свидетельствуют исповедные ведомости. Церковь тщательно вела учет всех, кто был на исповеди и принял причастие «в Святую Четырехдесятницу», а также тех, кто уклонился от сей обязанности. Из исповедных ведомостей за 1828 и 1829 годы мы и узнаем, что в доме у Бове проживает «по найму» граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов со слугами при нем.
Ему 38 лет, он хорош собой, широкоплеч, высокого роста, красивые черты лица. Малоподвижный образ жизни дает о себе знать - намечаются следы будущей тучности.
Граф, генерал-майор М. А. Дмитриев-Мамонов был богатейшим человеком: около 15 тысяч крепостных, 90 тысяч десятин земли в 10 губерниях и 29 уездах, несколько собственных домов в Москве и Петербурге, капитал в 500 тысяч рублей и драгоценностей на 200 тысяч. Но всем этим богатством он распорядиться не имел права, поскольку в 1826 году его официально объявили сумасшедшим и установили опеку. На мелкие расходы графа выделялась некоторая сумма, но и ее он не смел истратить по собственному усмотрению. Этим занимался один из его слуг.
Здесь, в Богословском переулке, всего в нескольких шагах от шумного центра по-деревенски тихо. Ни одного магазина, даже экипажи в переулке редки. При особняке уютный тенистый сад с прудом. Словом, все, что необходимо для спокойной жизни, но не покой нужен был графу. О такой ли мечтал он жизни!
Душевнобольной… Он свирепеет от одной мысли об этом. Помнится, когда еще были лишь угрозы о лишении его всех нрав, он был потрясен этим. 23 февраля 1825 года Мамонов в гневе пишет письмо московскому генерал-губернатору князю Д. В. Голицыну, где прямо говорит о том, что князь не смеет учинить над ним опеки, ибо он не малолетний и не сумасшедший. Матвей считает себя оскорбленным подобной угрозой губернатора и готов встретиться с обидчиком на шпагах или пистолетах.
Через несколько дней в другом письме к хорошему знакомому и покровителю Ивану Ивановичу Дмитриеву граф жалуется, что ему грозят опекой, и указывает причину - его политические взгляды, а отнюдь не болезнь. Это было ясно всем, кто знал в те годы М. А. Дмитриева-Мамонова. Ясно это сегодня и нам, так как мы располагаем многими извлеченными из архивов документами, раскрывающими всесторонне эту далеко не заурядную личность.
Родился Матвей в 1790 году в семье одного из многочисленных фаворитов Екатерины II Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова. Семья была богатой и родовитой. Дмитриевы-Мамоновы считали, что ведут свое происхождение от Рюрика и Владимира Мономаха.
Очень рано Матвей остался без родителей. Воспитывал его дед Матвей Васильевич, сенатор, управляющий Межевой канцелярией и вотчинным архивом. Он дал внуку домашнее образование, обычное для дворян их круга.
Уже в детские годы Матвей выделялся остротой ума, отличной памятью и необычайной любознательностью. Все, кто знал юного графа, сулили ему блестящее будущее. И действительно, успех следовал за успехом. Он быстро продвигался по служебной лестнице. В 17 лет Матвей - камер-юнкер, в 19 - советник Московского правления, а в 20 - обер-прокурор 6-го департамента Сената. С мнением молодого прокурора считались даже убеленные сединами члены департамента. Но служебные успехи мало интересовали Мамонова. Его мысли были заняты другим. Почему, к примеру, крестьянские восстания в России не приводили к победе. Каким должно быть отношение помещика к его крепостным, что есть истина и власть, каково их соотношение. Его раздумья, идейные искания найдут выражение в стихах, которые Матвей писал в те годы:
Любите истину, цари,
Раби, гласить ее дерзайте [1].
[1 Лотман Ю. М. Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов - поэт, публицист и общественный деятель. - Ученые записки Тартуского университета. Вып. 78. Тарту, 1959, с. 19 - 92.]
Поэтическое дарование Матвея Александровича было замечено, и его стихи неоднократно публиковались в 1811 и 1812 годах в журнале «Друг юношества».
Отечественная война 1812 года стала для Мамонова временем идейного созревания. Общий подъем патриотизма на своем гребне вынес решение Дмитриева-Мамонова отдать все свое состояние на защиту Отечества. Всего состояния правительство принять не пожелало, а сформировать на его счет казачий кавалерийский полк позволило.
О поступке графа много говорили. А. С. Пушкин в своем произведении «Рославлев» писал: «Везде толковали о патриотических пожертвованиях. Повторяли бессмертную речь молодого графа Мамонова, пожертвовавшего всем своим имением» [2].
[2 Пушкин А. С. Рославлев. - Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1969, т. 5, с. 75.]
Одна из современниц, М. А. Волкова, сообщала в письме подруге: «Кстати о полке Мамонова: в нем находится большая часть известных московской молодежи, тут Левашов, Гусятников и кн. Вяземский» [3].