Телман тихо всхрапнул – еле слышно, но Питт различил в этом звуке такое страдание, словно его коллега издал пронзительный крик. Ему хотелось бы найти способ избавления их обоих от такого знания, но такого способа не существовало.
Среди этих открыток суперинтендант узнал одно прекрасное лицо – уже не молодое, не привлекающее непорочностью цветочного бутона, но более зрелое в той всепобеждающей дерзкой и сокрушительной красоте, в безупречной гармонии изящества и силы, увенчанной ореолом прекрасных волос. В роли монахини запечатлели Сесиль Антрим с откинутой назад головой и с запястьями, привязанными к колесу, с изогнутым дугой телом. Перед нею на коленях в исступленном восторге стоял священник. Странная фотография, отчасти порнографическая, отчасти нечестивая, словно эти два качества слились воедино в фигуре коленопреклоненного отца церкви. Такой впечатляющий и глубоко волнующий образ было далеко не так легко забыть, как обычную эротику. Здесь поднимались духовные вопросы, связанные с природой религиозных порядков, честностью или бесчестием того, что подразумевает служение Господу.
Томас просмотрел очередную дюжину или немного больше подобных открыток. Он уже почти добрался до дна пачки, когда вновь увидел знакомый образ, и подавленный вздох Сэмюэля подсказал ему, что тот тоже мгновенно узнал увиденное.
Сесиль Антрим в зеленом бархатном платье лежала на спине в плоскодонке, окруженная плавающими цветами. Ее ноги были полусогнуты в коленях, а запястья и лодыжки, очевидно, прикованы к бортам лодки. Очередная пародия на Офелию наводила на мысль о том, что скованность цепями действует возбуждающе, а страстное, оживленное выражение лица натурщицы явно свидетельствовало о приближении экстаза.
– Какая мерзость! – всхлипнув, воскликнул Телман. – Как может женщине нравиться такого рода обхождение?! – Инспектор возмущенно взглянул на Питта. – И на какого рода фантазии это должно навести мужчину? – Он ткнул своим тощим пальцем в эту глянцевую открытку. – Увидев такое, мужчина может подумать… Бог знает что! Ну, скажите же мне, как он поступит?
– Трудно сказать, – спокойно произнес супер-интендант. – Возможно, он подумает, что женщинам нравится такого рода затеи…
– Вот именно! – Голос Сэмюэля сорвался на писк. – Отвратительно. Это надо запретить! Что может случиться, если какой-то молодой парень придет к такой мысли?
– Я не предлагаю их молодым людям, – мгновенно вмешался Ансворт. – Такого рода ассортимент – только для избранных клиентов, которых я хорошо знаю.
Питт развернулся к нему. Его глаза горели, голос звенел от гнева.
– И несомненно, вы отлично знаете, что они делают с ними, не так ли? Вам известно, что каждый из них, надежно прикрываясь маской здравомыслящей и ответственной персоны, обходится со своей собственной женой как с драгоценной подругой, как с благородной леди, как с матерью своих детей? – Его голос невольно звучал все громче. – Разве никто из них, взлелеяв на вашей продукции свои изощренные мечты, никогда не попробует воплотить их в жизнь? Никто никогда не продаст их любопытным и несведущим юнцам, которые даже не знают, как выглядит обнаженная женщина, хотя и жаждут приобщиться к такому знанию?
С удивительной остротой Томасу вспомнилось пробуждение собственного любопытства, собственных эротических образов, осмысление безграничных, ужасающих и чудесных возможностей.
– Ну, нет… вот еще… – залепетал торговец. – Не можете же вы возложить на меня ответственность за… разве я сторож брату моему?[38]
– Тем лучше для него! Вашими заботами он прямехонько скатился бы на дурную дорожку, где разрушил бы все, что подвернется ему под руку, потеряв веру в возможность достойной жизни… Нет, мистер Ансворт, вероятно, люди вроде нас с инспектором Телманом являются сторожами братьев наших, и именно сейчас нам придется заняться этим благим делом. У вас есть выбор. Либо вы даете нам список ваших клиентов, покупавших у вас эти фотографии… полный список…
Продавец яростно замотал головой.
– Либо, – угрожающе продолжил Питт, – я делаю вывод, что вы содержите их ради своего собственного удовольствия, а поскольку одна из открыток является доказательством убийства, то вы защищаете человека, совершившего его…
Ансворт охнул и в ужасе замахал руками.
– Либо вы сами совершили его, – закончил супер-интендант. – Так как мы поступим?
– Я… э-э… я… – Торговец скрипнул зубами. – Я дам вам список. Но вы погубите меня! Из-за вас я попаду в работный дом!
– Очень надеюсь… это пойдет вам на пользу, – бросил Питт.
Ансворт стрельнул в него злобным взглядом, но сходил за листком бумаги, пером и чернилами и настрочил для полицейских длинный список имен, хотя и без адресов.
Просмотрев фамилии, Томас не нашел ни одной знакомой. Он мог также получить список членов фотоклуба и сравнить их, хотя почти не надеялся, что в них обнаружится хоть одно совпадение.
– Расскажите мне о каждом из этих людей, – сурово приказал он Ансворту.
Тот недоумевающе покачал головой.
– Они просто клиенты. Покупают открытки. Что я могу знать о них?
– Очень многое, – ответил суперинтендант, не сводя с него взгляда. – Если б вы ничего о них не знали, то не рискнули бы продать им подобные открытки. И мне нужен также список людей, поставлявших вам эти фотографии, – он пристально следил за выражением лица Ансворта. – А прежде чем вы опять начнете юлить, учтите, что одна из этих открыток привела к убийству Кэткарта. Убийца видел ее и расположил труп Кэткарта точно в таком же месте и в той же позе. – Он удовлетворенно заметил, как сильно побледнел продавец и как заблестел от пота его лоб. – В простое совпадение поверить трудно, – продолжил полицейский, – особенно потому, что фотографию эту сделал сам Кэткарт. Мне необходимо знать, кто еще видел ее. Вы поняли меня, мистер Ансворт? Вы являетесь ключом к убийству, которое я намерен раскрыть. Можете сообщить мне все сейчас… либо я прикрою вашу лавочку до тех пор, пока вы не поумнеете. Какой вариант вам больше нравится?
Торговец взглянул на Томаса с ненавистью, прищурив горевшие мрачным огнем глаза.
– Скажите мне, какая фотография заинтересовала вас, и я сообщу вам, кто принес ее и кому я продавал ее, – неохотно проворчал он.
Питт показал на фотографию Сесиль Антрим в лодке.
– Ах… Ну, как вы сами сказали, Кэткарт мне ее и принес.
– Исключительное право? – спросил суперинтендант.
– Что? – попытался потянуть время Ансворт.
– Вам предоставили исключительное право на эту фотографию? – резко спросил Питт.
– Об этом можно только мечтать! Конечно, нет.
Продавец открыток опять солгал. Томас понял это по его мгновенно застывшему напряженному взгляду.
– Понятно. И вы, разумеется, не знаете имен других торговцев, которые могли приобрести эту фотографию, поскольку сами не могли продать ее им? – подыграл ему Питт.
Ансворт опять замялся и переступил с ноги на ногу.
– Верно, – ответил он.
– Тогда скажите мне все, что знаете о тех людях, которым вы ее продали.
– Это же займет целый день! – запротестовал торговец.
– Возможно, – согласился Томас, – но мы с инспектором Телманом располагаем временем.
– Может, вы, черт побери, и располагаете, а я – нет. Мне надо на жизнь зарабатывать!
– Тогда вам, по-моему, лучше поскорее все вспомнить, не тратя ваше драгоценное время на споры, – резонно заметил Питт.
И хотя лавка закрылась на те несколько часов, что они провели в верхней комнатенке, полицейским не удалось узнать, казалось бы, ничего полезного для продвижения расследования убийства Кэткарта. Они покинули лавку, когда уже сгустились сумерки, и в тяжелых подавленных чувствах вышли на освещенную газовыми фонарями улицу.
Телман сделал глубокий вдох, словно этот туманный воздух – с его легкой сыростью мокрых мостовых, запахами лошадей и копоти дымоходов – был все-таки чище затхлой порочной атмосферы лавки Ансворта.
– Вот ведь отрава, – тихо произнес он охрипшим от страданий и ярости голосом. – Как же мы можем позволять людям заниматься подобной мерзостью?
И это не было риторическим вопросом. Инспектору хотелось разобраться в этом, он нуждался в ответе.
– Какая польза от наших дел, если мы можем арестовать людей только после того, как они сделали что-то плохое, если не можем уберечь их от дурной дорожки? – Он резко мотнул головой в сторону лавки Ансворта. – Мы же можем арестовать вредителя, если он подсунет отраву в мешок муки!
– Можем, поскольку люди не хотят покупать мешки отравленной муки, – ответил ему Питт. – А эти открытки они покупать хотят. В том-то и разница.
Они молча двинулись дальше и перешли на другую сторону улицы, уворачиваясь от громыхающих телег и повозок, от проносящихся карет и легких двуколок, мимо поблескивающих светом фонарей. Громко цокали копыта, шелестели шины редких новомодных автомобилей, ветер швырял в лицо пары густого смога, усиливающийся холод, подобно мраку, окутывал город… Лишь в раструбах рассеянного фонарного света клубилась туманная пыль.
– Почему они занимаются этим? – вдруг озабоченно спросил Телман, широко шагая, чтобы не отстать от начальника, который, пытаясь обуздать собственную смутную ярость, неосознанно шел все быстрее и быстрее. – Я имею в виду, почему такая женщина, как мисс Антрим, позволяет кому-то снимать ее для подобных открыток? Она же не нуждается в деньгах! Не голодает, не впадает в отчаяние и вполне может сама себя содержать. Она же небось зарабатывает кучу денег. Так почему же… – Он буйно взмахнул руками в явном непонимании. – У нее есть слава, известность! Не настолько же она глупа?!
Питт услышал оттенок замешательства в голосе инспектора, но еще сильнее в нем выражалось разочарование. И внезапно суперинтенданту открылись причины собственного раздражения. Он испытывал те же чувства. Какое извращенное понимание привело красивую и талантливую женщину к такой моральной деградации?