— Я и не предаюсь! — крикнул Федя Пустошкин. — Я в кино хочу, а она не пускает.
Смех волной прокатился по залу. Федина бабка поджала губы и забилась, как улитка, под черную шаль.
— Есть вопрос! — Долгий снова поднял руку.
— Пожалуйста, — сказала Валентина.
— Имею вопрос к защитнику, — сказал Долгий, — Можно ли слышать, не имея ушей?
— Нельзя, — подумав, согласился Юра Валенкин.
— Можно ли видеть, не имея глаз?
— Нет как будто, — последовал ответ.
— Можно ли мыслить, не имея головы?
— Странный вопрос…
— Можно ли существовать, если тебя не будет?
— Честно говоря, сомневаюсь, — чистосердечно признался Юра Валенкин. — А что?
Долгий вприщур посмотрел на защитника:
— А то, что на кой Феде Пустошкину загробная жизнь, если его самого не будет?
— Сдаюсь! — крикнул Юра Валенкин, подняв руки. — Сдаюсь и прошу вынести моему подзащитному оправдательный приговор.
В зале наступила мертвая тишина.
— Это на каком же основании? — спросил прокурор Долгий.
— На основании поговорки: «На нет и суда нет», — сказал Юра Валенкин.
Прокурор потребовал, чтобы защитник выразил свою мысль в более доходчивой форме.
— Пожалуйста, — сказал Юра и снял с клетки покрывало. Клетка была пуста. Зал, вытянув шеи, замер. Валентина, воспользовавшись тишиной, предоставила слово Долгому.
— Кто мешает интересно жить хорошему человеку Феде Пустошкину? Бог, которого нет, или бабка, которая верит в несуществующего бога?
— Бабка! — грохнул зал.
Суматоха не выдержала. Черным смерчем взвилась над креслом, схватила Федину бабку за руку и понеслась к выходу. Следом, чертыхаясь и украдкой отплевываясь, бросилась секта.
Зал аплодировал, преследуя беглецов песней:
Никто пути пройденного
У нас не отберет…
Что касается суда, то он, в нарушение всех правил, не удалился на совещание, а спустился в полном составе в зал и присоединился к поющим. Собственно говоря, и без суда все было ясно.
Пропавшая буква
Ночь. Вспыхивают и гаснут над Зарецком молнии.
Когда вспыхивают, город освещается холодным белым светом. Когда гаснут — кажется, что над головой смыкается черная бездна. Дождя нет, и это на руку отряду имени Гагарина.
Крылечко, на котором стоит Воронок, похоже на капитанский мостик. Сам Воронок — на капитана, ведущего корабль по взбаламученному морю. Сверкают молнии, грохочет гром… А где матросы? Матросы тут. Один, два, три, четыре… Пять, шесть, семь, восемь… Несколько вспышек, и Воронок успевает сосчитать всех. Сорок два!
Но почему сорок два? Разве в классе прибавилось учеников, а в отряде пионеров? Нет, состав отряда и класса не менялся с 1 сентября. Откуда же еще двое? Это Ленька и Федя Пустошкин. На груди у Феди галстук.
Воронок вспоминает, как Федю Пустошкина принимали в пионеры. В общем, принимали его, как всех: перед строем дружины, развернувшей ради этого красное знамя… Как и всех: и в то же время не как всех, потому что за Федю-пионера пришлось выдержать крепкий бой…
Однажды отряд имени Юрия Гагарина пришел в класс, где учился Федя, и сразу заполнил собой все: пустующие кое-где места на партах, подоконники, ряды между партами, пространство возле доски. Отряду позарез нужна была помощь, и он пришел за ней к пятиклассникам.
— Представляете, — сказал Воронок, — лопаточки для детского садика сделали, а черенков нет.
— И у нас нет, — встала и развела руками бойкая Нина Приходько.
— У вас нет, но вы можете нам помочь, — сказал Воронок. — В парке старый тополь упал. Можно веток для черенков нарезать.
— Конечно, нарежем, — сказала Нина и смутилась, поймав на себе строгий взгляд классной руководительницы. — Если Зинаида Петровна разрешит.
— Здесь нужны добровольцы, — сказал Воронок.
Ребята даже дышать перестали: их зовут в добровольцы. Но ведь добровольцев посылают только на опасные и трудные дела. А какая опасность ломать ветки?
Им нужна была опасность. Воронок понял это и сказал:
— Можно голову сломать. Тополь большой, еще придавит…
Ах, придавит? Лес рук вырос над партами.
— Я…
— Я…
— И я…
— А ты? — спросил Воронок у Феди Пустошкина.
Ага, это он от нетерпения надулся. Ждал, когда спросят. А сам сказать не решался.
— И я! — крикнул Федя.
Все удивились. Раньше Федя никогда не кричал.
— Ему нельзя, — сказала Нина. — Его бабушка заругает.
— Не заругает. — Федя испугался, что не возьмут, и даже встал: — Я ей не скажу.
— Добровольцы не трусят, — вставил слово Мишка-толстый. — Кто трусит, тот не доброволец.
— Я доброволец, — гордо сказал Федя, — и я не трушу.
— Он скажет бабушке, что пойдет со всеми, — заметил Воронок.
— Я скажу, — пообещал Федя.
Он, наверно, сказал, потому что бабушка приходила в школу и ругалась: «Эксплуатируют ребенка». Но запретить Феде выполнить поручение не посмела. Вообще после суда над богом бабка редко прибегала к насилию над внуком. Старалась действовать исподтишка, уговорами, помня, что вода камень долбит, а слово — душу. Но юные атеисты отряда имени Юрия Гагарина не дремали. Их слово было крепче бабкиного.
Как-то Воронок с Федей шли с речки домой.
— Вот люди говорят, что дерево — это бог, — сказал Воронок.
— Кто говорит? — заинтересовался Федя.
— Дикари. С острова Гаити. Ты еще не проходил. Банан или еще какой фрукт богу сунешь — и получай, что хочешь.
— Куда сунешь? — полюбопытствовал Федя.
— В дупло, — ответил Воронок.
— Как в автомат, — заметил Федя. — Хорошо бы.
— Обман все это, — сказал Воронок. — Шишку сунешь — шиш получишь. Как в церкви.
— В церкви дупла нет. Я видел.
— Знаю, — сказал Воронок. — Там поп с тарелкой. Грош положишь — шиш возьмешь.
Федя знал: Воронок прав. Он просил у бога пятерку, а получил двойку, хотя весь день слушался бабушку. Узнав об этом, бабушка рассердилась:
«Простофиля! Если сам не учил, при чем тут бог?» Федя подумал: «Потому и просил, что не учил, а если бы учил, зачем ему бог? Врет бабка, никакого бога нет». Так об этом и Воронку сказал.
— Кто не верит, тот на моленья не ходит, — ответил Воронок.
— А я… — крикнул Федя и покраснел. Вспомнил — врать нельзя. В этом несуществующий бог был заодно с пионерами. — А я и не буду ходить.
— И бабки не побоишься?
— Не побоюсь.
— Напишешь: «Я не верю в бога», и в доме повесишь?
— Напишу и повешу.
Он так и сделал. Воронок своими собственными глазами видел эту записку. Ее принесла в школу бабка и отдала директору.
— Старших не слушается, — пожаловалась бабка, — в бога перестал верить.
— В этом, мамаша, я целиком на его стороне, — сказал директор.
— Из дома, грозится, убегу.
— И убежит.
— А я за него перед богом в ответе.
— И перед родителями, — напомнил директор. — Родители через полгода из экспедиции вернутся. Что вы им скажете?
Бабка испуганно перекрестилась: «Бог с ним, с богом, внука бы не потерять».
Когда это было? Неделю тому назад. А за неделю много событий произошло в зоне пионерского действия «Восток-1». Например, в клубе вагоноремонтного была лекция. В объявлениях, развешанных в зоне, она называлась так: «Почему я не верю в бога». Лектор — член общества по распространению научных и политических знаний Е. Е. Сергеев». Ниже фамилии Егора Егоровича было напечатано: «На лекцию приглашается бывший ученик 8-го класса губернской гимназии Аполлинарий Африканович Тищенко».
Аполлинарий Африканович не воспользовался приглашением. В ночь накануне лекции он исчез из города. Но лектором не был забыт. Рассказывая, кому выгодна вера, Егор Егорович вспомнил о брате Аполлинарии и пустил по залу донос, сочиненный им в гимназические годы.
Федина бабка тоже была на лекции. И неизвестно, что больше повлияло на нее — сама лекция, или этот донос, или разговор с директором школы, но Федю она больше от пионеров не отговаривала.
А потом была общая линейка, красное знамя и торжественное обещание юного пионера Феди Пустошкина горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит наша родная партия.
Сверкает молния, и Воронок поднимает руку: «Внимание!»
— Фонарики?
— Мы…
— Краски?
— Мы…
— Лесенки?
— Мы…
— Кисточки?
— Мы…
— По четыре соберись! — командует Воронок. — По домам марш!
Странная перекличка… Странная команда… Неужели только за тем и собрал он среди ночи отряд, чтобы распустить его по домам?
По домам — да не по тем, по домам — да не домой…
Четверо идут по улице. Четверо несут лесенку, фонарик, баночку с краской и кисточку. Четверо подходят к дому и зажигают фонарики. Электрический луч выхватывает из темноты уличную табличку с надписью «Еленинская». Четверо приставляют к дому лесенку. Один из четверых с кисточкой в руках лезет вверх и смахивает с таблички ненужную букву «Е».
Четверо идут к следующему дому.
Воронок на крылечке принимает донесения отрядных четверок. Сонный Ленька жмется тут же и не хочет идти домой.
Гром больше не рокочет. Молния не сверкает. Показался месяц. Высыпали звезды.
В наступившей тишине голоса ребят звучат устало и торжественно:
— Готово…
— Выполнили…
— Справились…
— Салют! — командует Воронок. — Залпом, пли! — и первым бросает в ночное небо электрический луч карманного фонарика.
— Залпом, пли! — опять слышится голос Воронка, и веселый сноп света снова поднимается к звездам.
А улица спит, и невдомек ей, улице, что называется она уже по-новому — Ленинской и что это в честь ее нового имени гремят над Зарецком беззвучные огневые салюты.
Праздник последнего воскресенья
Три подзатыльника
Совершенно одинаковых людей на свете не бывает. Если собрать в кучу самых хороших, все равно одни из них окажутся лучше, другие хуже. И наоборот: если собрать только плохих, они также разделятся на худших и лучших.