Сидя в незнакомом офисе на незнакомом и неудобном стуле, Кейт разглядывала голые ветки дерева за окном и облепившее их серое небо. На мгновение она задумалась, когда успели облететь последние мандариново-рыжие листья.
– Что ж, миз Маларки, резюме у вас весьма впечатляющее для вашего возраста. Могу я узнать, почему вы решили перейти в рекламный бизнес?
Кейт попыталась принять расслабленный вид. Одевалась она этим утром особенно тщательно: черный габардиновый костюм и белая блузка, на шее бантом завязан шелковый шарфик «в огурцах». Она надеялась, что именно так выглядят серьезные профессионалы.
– За несколько лет на телевидении я успела понять кое-что о себе и кое-что о мире. Работая в новостях, двигаешься на бешеной скорости. Собрали факты, сделали репортаж, поехали дальше. А я стала замечать, что, работая над репортажем, довольно часто думаю: а что же дальше, чем закончилась эта история? Мне куда лучше даются длинные проекты и долгосрочное планирование. Мне интереснее разобраться в деталях, чем набросать общую картину широкими мазками. И я хорошо пишу. Хотела бы развивать этот навык, но на десятисекундных нарезках особенно не разгуляешься.
– Похоже, вы много об этом думали.
– Так и есть.
Женщина по другую сторону стола откинулась на спинку кресла, разглядывая Кейт сквозь линзы своих модных очков в оправе со стразами. Похоже, впечатление у нее сложилось благоприятное.
– Хорошо, миз Маларки. Мы с коллегами еще обсудим вашу кандидатуру, и я с вами свяжусь. На всякий случай сразу хочу спросить: когда вы можете выйти?
– Я должна буду отработать две недели, а потом сразу к вам.
– Замечательно. – Женщина встала. – Вам нужен парковочный билет?
– Нет, благодарю.
Кейт уверенно пожала протянутую ей руку и вышла из кабинета.
Над Пайонир-сквер колпаком висело угрюмое, угольного цвета небо. Среди краснокирпичных зданий на запруженных машинами узких старых улочках почти не было видно пешеходов. В этот холодный день куда-то запропастились даже бездомные, которые обычно спали на скамейках или выпрашивали у прохожих деньги и курево.
Кейт торопливо зашагала по Первой авеню, на ходу застегивая пальто, купленное еще в колледже. Она села на автобус в сторону центра и ровно в 15:57 оказалась на остановке напротив офиса.
К ее удивлению, офис пустовал. Кейт повесила пальто, швырнула на стол сумку и портфель, затем остановилась у кабинета Джонни.
Он с кем-то говорил по телефону, но махнул рукой, приглашая ее зайти.
– Но я-то как могу тебе с этим помочь? – спросил он раздраженно в трубку. Помолчал немного, хмурясь. – Ладно. Но за тобой должок.
Он повесил трубку и улыбнулся Кейт, но это была не та, прежняя его улыбка, от которой дыхание перехватывало. После той ночи с Талли он ни разу не улыбнулся по-настоящему.
– Ты в костюме, – сказал он. – Не думай, что я не заметил. В нашем деле это может значить одно из двух. И, насколько я знаю, до ведущей новостей тебя пока не повысили, так что…
– «Могелгард и партнеры».
– Рекламное агентство? А должность какая?
– Аккаунт-менеджер.
– У тебя получится.
– Спасибо, но меня пока еще не взяли.
– Так возьмут.
Кейт ждала, что он продолжит, но Джонни лишь смотрел на нее так, будто что-то его беспокоило. Наверное, один ее вид все еще напоминал ему о той ночи с Талли.
– Ну ладно, пойду работать.
– Погоди. Я тут кручу репортаж для Майка Хёртта. Не поможешь?
– Конечно.
Следующие несколько часов они сидели плечом к плечу за его столом, доделывая и переделывая сценарий. Кейт пыталась держаться на расстоянии и не встречаться с ним взглядом. Ни то ни другое ей не удалось. Когда они закончили, за окном давно стемнело, пустынный офис был залит сумерками.
– С меня ужин, – сказал Джонни, откладывая бумаги. – Уже почти восемь.
– Да брось, – ответила она. – Это же моя работа.
Джонни взглянул на нее:
– И что я буду без тебя делать?
Скажи он что-нибудь в этом роде несколько месяцев назад, когда у нее еще оставалась надежда, она бы точно покраснела. Да и неделю назад, пожалуй, покраснела бы.
– Я тебе помогу подыскать замену.
– Тебя заменить будет сложно.
Кейт не нашлась с ответом.
– Ну, я пойду…
– С меня ужин. Я настаиваю. Так что иди одевайся. Пожалуйста.
– Ладно.
Они вместе спустились по лестнице, сели в его машину. Через несколько минут он затормозил напротив симпатичного, обшитого кедром плавучего дома на озере Юнион.
– Где это мы? – спросила Кейт.
– У меня дома. Не волнуйся, я не собираюсь сам готовить тебе ужин. Просто надо переодеться, ты же вон в костюме.
Кейт вся сжалась внутри, стараясь не поддаться чувствам, стучавшимся в сердце. Нельзя больше им верить. Слишком долго она изводила себя мечтами о счастье, которого никогда не случится. Следом за Джонни она прошагала по пристани и переступила порог его дома, оказавшегося на удивление просторным внутри.
Джонни тут же подошел к камину, где уже лежали дрова, наклонился и бросил в него зажженную газету. Дрова тут же занялись.
– Выпьешь чего-нибудь? – спросил он, поворачиваясь к Кейт.
– Ром с колой?
– То, что нужно. – Он на мгновение скрылся в кухне, затем вернулся с двумя стаканами. – Держи. Я мигом.
Кейт осталась стоять посреди комнаты, не вполне понимая, что с собой делать. Осмотревшись, она заметила, что вокруг почти нет фотографий. На полке у телевизора стоял одинокий снимок мужчины и женщины средних лет в яркой одежде, они сидели на корточках на фоне джунглей или чего-то вроде того, а вокруг толпились дети.
– Мои родители, – пояснил возвратившийся в гостиную Джонни. – Мирна и Уильям.
Кейт резко развернулась, чувствуя себя так, будто рылась в чужих вещах и ее поймали с поличным.
– Где они живут? – спросила она, отходя от телевизора и усаживаясь на диван. Надо держаться на расстоянии от Джонни.
– Они были миссионерами. Погибли в Уганде – их убили отряды Амина[93].
– А ты где был в это время?
– Когда мне исполнилось шестнадцать, они меня отправили в школу в Нью-Йорке. И с тех пор я их не видел.
– Они, выходит, тоже были идеалистами.
– Почему «тоже»?
Кейт решила, что нет никакого смысла искать слова, объяснять ему все, что она успела понять за эти годы, по кусочку собирая в голове картину его жизни.
– Да так, неважно. Это прекрасно – когда твои родители во что-то верят.
Джонни, хмурясь, не отрывал от нее взгляда.
– Ты поэтому решил стать военным корреспондентом? Хотел бороться на свой лад?
Он со вздохом мотнул головой и, подойдя к дивану, сел с ней рядом. Когда он посмотрел на нее – странным водянистым взглядом, будто никак не мог поймать ее в фокус, – Кейт почувствовала, как заколотилось в груди сердце.
– Как ты это делаешь? – спросил он.
– Что?
– Понимаешь меня.
Она лишь улыбнулась, надеясь, что на лице не отражается ее смятение.
– Мы давно вместе работаем.
Он долго молчал, прежде чем спросить:
– Почему ты на самом деле увольняешься, Маларки?
Кейт чуть подалась назад, откинулась на спинку дивана.
– Помнишь, ты говорил, как ужасно хотеть того, чего не можешь получить? Я никогда не стану первоклассным корреспондентом или по-настоящему крутым продюсером. Это вы дышите новостями, я – нет. Я вечно недотягиваю и дико от этого устала.
– Я говорил – ужасно хотеть того, кого не можешь получить.
– Ну да… но это ж одно и то же.
– Думаешь? – Он поставил стакан на столик.
Кейт повернулась к нему, поджав под себя ноги.
– Я знаю, каково это – хотеть кого-то.
Джонни недоверчиво взглянул на нее. Наверное, вспомнил, как Талли вечно подкалывает ее из-за полного отсутствия личной жизни.
– Кого?
Она понимала, что надо соврать или уйти от ответа, но он сидел так близко и ее так тянуло к нему, что не было сил сопротивляться. Звучит нелепо, но между ними как будто снова отворилась дверь. И, даже зная, что это всего лишь иллюзия, Кейт не могла в нее не войти.
– Тебя.
Он отпрянул – такого ответа он уж точно не ожидал.
– Но ты никогда…
– А как ты себе это представляешь? Я же знала, что ты влюблен в Талли.
Кейт ждала, пока Джонни заговорит снова, но он только молча смотрел на нее. Тишину легко наполнить любыми смыслами. Он ведь не сказал нет, не рассмеялся. Это что-нибудь да значит.
Она столько лет прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не дать своим чувствам к Джонни просочиться наружу, но теперь, когда он так близко, назад дороги нет. Это ее последний шанс.
– Поцелуй меня, Джонни. Докажи, что я не имею права тебя хотеть.
– Я боюсь причинить тебе боль. Ты ведь хороший человек, а я не ищу…
– Ты причиняешь мне боль, отказываясь меня поцеловать.
– Кейти…
Впервые за все эти годы он назвал ее по имени. Она вся подалась к нему:
– Ну и кто теперь боится? Поцелуй меня, Джонни.
За секунду до того, как она коснулась губами его губ, он пробормотал: «Очень плохая идея», но не успела Кейт возразить, как почувствовала, что он отвечает на поцелуй.
Это был далеко не первый поцелуй в жизни Кейт и даже не первый раз, когда ее целовал мужчина, который ей нравился, и все же – какая ужасная глупость – она расплакалась.
Почувствовав вкус ее слез, Джонни попытался отстраниться, но она не позволила. Они лежали на диване, целуясь взахлеб, как подростки, а потом Кейт опомниться не успела, как оказалась на полу у камина – совершенно голая.
Джонни, все еще в одежде, стоял на коленях с ней рядом. Тело его наполовину утопало в тени, свет от пламени заострял черты, подчеркивал каждую впадинку на лице.
– Ты уверена?
– Хороший вопрос, только стоило бы его задать до того, как ты меня раздел, – ухмыльнулась Кейт и, приподнявшись, начала расстегивать на нем рубашку.
Он издал странный возглас, в котором слились отчаяние и покорность, и позволил ей раздеть себя, а затем снова обвил ее руками.