Им было так весело вдвоем, что Кейт не сразу услышала телефонный звонок. А когда все же услышала, рывком бросилась к радио, убавила звук, поспешно схватила трубку.
– Миссис Джон Райан?
В трубке что-то трещало и хрипело, звонили явно издалека. Только в случае острой необходимости.
Кейт похолодела и так крепко прижала к себе дочь, что та начала вырываться.
– Говорит Ленни Голлихер. Я друг вашего мужа. Мы тут вместе в Багдаде. Мне ужасно жаль, миссис Райан, но во время вчерашней бомбардировки…
Метрдотель повел Эдну к ее столику – она всегда занимала один и тот же, – и Талли поспешила следом, стараясь не пялиться слишком уж откровенно на политиков и знаменитостей, сидевших вокруг. Очевидно, если обедать на Манхэттене, то только в ресторане «21». Эдна останавливалась чуть ли не у каждого столика, здоровалась со знакомыми и всем представляла Талли: «Следите за этой девушкой, она далеко пойдет».
К концу этого бесконечного пути у Талли уже голова начала кружиться. Ей не терпелось позвонить Кейти и рассказать, что она познакомилась с самим Джоном Кеннеди-младшим.
Она прекрасно понимала важность происходящего. Эдна представила ее множеству влиятельных людей.
– Почему я? – спросила она, когда ушел официант.
Эдна закурила и откинулась на спинку стула. Вопроса она, казалось, не услышала, лишь кивнула кому-то на другом конце зала. Талли собралась было спросить еще раз, но тут Эдна вдруг едва слышно ответила:
– Ты напоминаешь мне меня. Удивлена?
– Польщена.
– Я выросла в крошечном городке в Оклахоме. А когда приехала в Нью-Йорк и со своим журналистским образованием смогла устроиться лишь секретаршей, поняла всю грязную правду про этот бизнес. Почти все, кто в нем работает, – важные шишки или сынки важных шишек. Если ты никто, приходится пахать без продыху, чтобы пробиться. Я, по-моему, лет десять не спала больше пяти часов кряду, не ездила в отпуск, не занималась сексом – ну, по крайней мере, таким, который хотелось бы запомнить.
Вернулся официант с их заказом, поставил на стол тарелки, подобострастно кивнул и удалился. Эдна, не выпуская из пальцев сигарету, принялась резать стейк.
– Я тебя увидела и подумала: хочу помочь этой девчонке. Не знаю почему. Просто потому, что ты напомнила мне меня.
– Повезло мне.
Эдна коротко кивнула и принялась за еду.
– Миз Губер, – возле столика возник метрдотель с телефоном в руках, – срочный звонок.
Она взяла трубку, сказала:
– Говорите.
А потом долго слушала.
– Имена? Как? Бомба? – Она записала что-то на листке бумаги. – Репортер из Сиэтла погиб, продюсер ранен.
Услышав «продюсер», Талли перестала понимать слова Эдны, ее голос превратился в белый шум.
– Кто? – спросила она, перегнувшись через стол.
Эдна прижала трубку к груди.
– Двое журналистов из филиала в Сиэтле пострадали во время бомбардировки. Точнее, репортер погиб. А продюсер, Джонни Райан, в тяжелом состоянии. – Она снова поднесла трубку к уху. – Имя репортера?
Талли окаменела. В голове билась единственная мысль: Джонни. Она закрыла глаза, но стало только хуже, темнота под веками запестрела щемящими воспоминаниями: вот они сидят вдвоем на пирсе, говорят о ее будущем… вот танцуют в том дурацком клубе в злачной части города, как же давно это было… вот он смотрит на Мару в самый первый раз, в глазах стоят слезы.
– Господи, – сказала она, вставая из-за стола. – Мне надо идти.
Эдна посмотрела на нее, одними губами спросила:
– Что такое?
Язык у Талли во рту едва ворочался, слова давались с трудом.
– Джонни Райан – муж моей лучшей подруги.
– Серьезно? – Эдна бросила на нее еще один взгляд, затем сказала в трубку: – Мори, эту историю возьмет Талли. Она сможет добыть нам эксклюзив. Я тебе перезвоню. – И повесила трубку. – Присядь.
Талли безвольно повиновалась. Ноги все равно уже не держали. Воспоминания продолжали раздирать ее изнутри.
– Я должна помочь Кейти, – пробормотала она.
– Это будет большая сенсация, – сказала Эдна.
Талли досадливо отмахнулась:
– Да плевать. Она моя лучшая подруга.
– Плевать? – резко переспросила Эдна. – Да нет, тебе не плевать. Эту историю хотят заполучить все, но знакома с пострадавшим только ты. Ты ведь понимаешь, что это значит?
Талли нахмурилась, пытаясь отвлечься от тревоги за Джонни. Разве можно на чужом несчастье делать карьеру?
– Нет, не понимаю.
– Значит, ты не та, за кого я тебя принимала. Кто тебе мешает совместить два в одном – и подругу утешить, и эксклюзивный репортаж сделать?
Талли на мгновение задумалась.
– Ну, если так на это смотреть…
– А как еще на это смотреть? Ты сможешь получить интервью, которого ни один другой журналист не добьется. Люди такое запоминают надолго. Ты ведь хочешь вести новостной сегмент?
Разумеется, она хотела. В новостном сегменте утреннего шоу освещали самые важные события дня. Ведущего знала вся страна – его ежедневно показывали по федеральному телевидению. К тому же новостники не так уж редко пересаживались из-за своего стола на диван основного ведущего программы.
– И я смогу защитить Кейт от других журналистов.
– Именно.
Эдна снова взялась за телефон:
– Харт сделает нам эксклюзивный репортаж, Мори. Считай, он у нас в кармане. Я за нее ручаюсь.
Повесив трубку, она подняла на Талли суровый взгляд:
– Не подведи меня.
Всю дорогу от ресторана до офиса Талли убеждала себя, что поступила правильно. Добравшись до своего рабочего места, она бросила пальто на стул и набрала номер Кейт. В трубке долго звучали гудки. Наконец щелкнул автоответчик: «Вы позвонили Райанам. Джонни и Кейт сейчас не могут подойти к телефону, но если вы оставите сообщение, то мы постараемся перезвонить вам как можно скорее».
После сигнала Талли заговорила:
– Кейти, привет, это я. Только что узнала…
Кейт взяла трубку и отключила автоответчик.
– Привет, – сказала она совершенно потерянным голосом. – Слава богу, ты получила мое сообщение. Извини, что не сразу ответила, журналисты уже слетелись, стервятники чертовы, ни на минуту не оставляют в покое.
– Кейти, как…
– Он в Германии, в больнице. Через два часа лечу туда на военном самолете. Позвоню тебе, когда приземлимся.
– Вот еще, я сама приеду.
– В Германию?
– А ты как думала? Не могу же я тебя бросить одну. Мару ты к маме отправила?
– Да. Талли, ты серьезно?
Интонация Кейт взлетела на последнем слове, в голосе зазвучала надежда.
– Мы ведь с тобой лучшие подруги навеки.
– Что бы ни случилось. – Голос Кейт надломился. – Спасибо.
Талли хотела ответить: «Для этого друзья и нужны», но слова застряли в горле. Она не могла думать ни о чем, кроме эксклюзивного репортажа, который пообещала Эдне.
Глава двадцать первая
Вот уже двадцать четыре часа душа Кейт болталась, будто на американских горках, поочередно то взлетая на гребень надежды, то обрушиваясь в пропасть отчаяния. Поначалу она старалась сосредоточиться на малом: позвонить родителям, собрать Мару, заполнить выездные документы. Вся эта суета стала настоящим спасением – хотя бы было на что отвлечься. В самолете она впервые в жизни приняла снотворное, и даже этот топкий, черный, неспокойный сон оказался лучше бодрствования.
Теперь ее везли в больницу. Когда они подъехали, перед зданием уже толпились журналисты. Кто-то в толпе, похоже, узнал ее – все головы повернулись в ее сторону разом, точно пробудилось охранявшее вход многоголовое чудище. К ней потянулись руки с микрофонами.
– Миссис Райан, что вы знаете о состоянии мужа?
– У него черепно-мозговая травма?
– Он уже в состоянии говорить?
– Он пришел в себя?
Она нырнула в людскую массу, не замедляя шага. Будучи замужем за продюсером, волей-неволей научишься протискиваться через толпы журналистов. Они вели себя настолько тактично, насколько позволяла им профессия. Да, Джонни – один из них, да, это могло случиться с каждым, но что поделаешь, новости есть новости.
– Без комментариев.
Продравшись через лес микрофонов, она вошла в здание больницы. Вестибюль выглядел точно так же, как и все больничные вестибюли: голые стены, износостойкое покрытие на полу, люди в белых халатах снуют туда-сюда.
Ее явно ждали – почти сразу к ней подошла, сочувственно улыбаясь, коренастая женщина в белоснежной форме и накрахмаленной шапочке.
– Вы, наверное, миссис Райан? – спросила она с заметным иностранным акцентом.
– Да.
– Давайте пойдем, я провожу вас в палату мужа. Врач скоро придет вас говорить.
Кейт кивнула.
В лифте, к облегчению Кейт, ехали молча, медсестра не пыталась завести разговор. Выйдя на третьем этаже, они прошли мимо сестринского поста и свернули в палату Джонни.
Он казался хрупким, маленьким, точно ребенок в огромной родительской постели. Кейт встала как вкопанная, внезапно осознав, что ее фантазии о встрече после долгой разлуки совершенно не подготовили ее к реальности. Она едва узнавала в этом человеке своего мужа – такого красивого, решительного, энергичного.
Голова его была замотана бинтами, левая половина лица вся распухла и посерела, глаза скрывались под марлевой повязкой. Вокруг кровати сгрудились непонятные аппараты и капельницы, лианами висели трубки и провода.
Медсестра положила руку ей на плечо и легонько подтолкнула со словами:
– Он жив. Вот о чем вам следует думать.
Кейт сделала шаг вперед – самый трудный шаг в своей жизни. Только теперь она поняла, что, увидев мужа, замерла на месте.
– Он ведь был такой сильный.
– А сейчас ему нужно, чтобы сильной были вы.
Эти слова точно пробудили Кейт. Надо сосредоточиться, не время тонуть в эмоциях и разваливаться на части, это еще успеется, потом, когда рядом никого не будет. Поблагодарив медсестру, она приблизилась к кровати.
Дверь у нее за спиной тихонько захлопнулась, и она осталась наедине с этим человеком, который одновременно был и не был ее Джонни.