– Два миллиона в год.
– Договорились. Талли, что скажете?
Она даже не взглянула на агента. Это и не требовалось – они годами ждали такого предложения.
– Я скажу да, конечно да! Завтра могу приступить?
Начав писать, Кейт наконец снова обрела голос. Каждое утро она просыпалась в шесть и отправлялась в кабинет, который оборудовала для себя в гостевой спальне. Она усердно работала, по много раз переписывая каждую фразу, доводя до совершенства каждый абзац, пока текст не начинал выражать во всей полноте именно то, что она пыталась сказать. Она лишь ненадолго прерывалась, чтобы попрощаться с Джонни, который заходил поцеловать ее перед уходом на работу, а потом снова оставалась одна и продолжала трудиться, пока не просыпалась Мара, – пробуждение дочери возвращало ее обратно в реальную жизнь.
Щелкая по клавиатуре в своем импровизированном кабинете, она чувствовала себя такой уверенной. Сейчас бы ей немножко этой уверенности.
Стоя спиной к зеленой доске, Кейт оглядела аудиторию. С десяток студентов со скучающим видом развалились за столами; некоторые, похоже, спали. Преподаватель, совсем молодой парень с длинными растрепанными волосами, в «найках» и камуфляжных штанах, терпеливо ждал.
Сделав глубокий вдох, Кейт начала читать:
– Она снова осталась одна в пустой комнате, в полуразрушенном доме. По крайней мере, так она думала. Трудно было сказать наверняка – лампы здесь не работали, а оконные стекла были заклеены темными листами плотной бумаги и изолентой. Можно воспользоваться моментом, попытаться сбежать. Но надо ли? Вот в чем вопрос. Прошлую свою попытку она не рассчитала, и это дорого ей обошлось. Она машинально провела пальцами по скулам – все еще больно…
Кейт утонула в собственных словах, в этом рассказе, который написала сама, в истории, принадлежавшей ей одной. Время пролетело незаметно, и, прочитав последнее предложение, она снова оглядела аудиторию в надежде увидеть, что скука в глазах слушателей сменилась уважением.
Увы.
– Что ж, – сказал преподаватель, вставая, – весьма увлекательно. Кажется, в наших рядах завелся автор жанровой литературы. Кто хочет высказаться?
Следующие двадцать минут они препарировали ее рассказ, выискивая недостатки. Кейт внимательно слушала, стараясь не обижаться на критику. В самом деле, плевать, что она целый месяц выцеживала из себя эти жалкие шесть страниц. Главное – в рассказе есть что улучшить. Надо потуже закрутить сюжет, не забывать про личность рассказчика, аккуратнее писать диалоги. К концу занятия она вместо обиды и подавленности ощутила внутреннюю силу, будто перед ней неожиданно распахнулись двери, о существовании которых она прежде и не подозревала. Она с нетерпением ждала возможности попробовать снова.
Пока она собирала вещи, к ней подошел преподаватель.
– Вы подаете большие надежды, Кейт.
– Спасибо.
Кейт вышла из аудитории, улыбаясь от уха до уха. Всю дорогу от учебного корпуса до парковки она придумывала новые и новые способы сделать рассказ лучше.
И так глубоко погрузилась в свой воображаемый мир, что проскочила поворот, пришлось возвращаться задним ходом.
В двадцать минут второго она остановилась на парковке под бетонным виадуком и, выйдя из машины, направилась к ресторану «Иварс». Мама уже сидела за столиком в углу. Из огромных окон в пол открывался вид на залив Эллиот, сверкающий на солнце. Над водой кружили чайки, время от времени ныряя вниз за жареной картошкой, которую бросали толпившиеся на пирсе туристы.
– Прости, что опоздала, – сказала Кейт, усаживаясь напротив мамы, и, отстегнув поясную сумку, положила ее на колени. – Ненавижу водить в городе.
– Я нам заказала по салату с креветками. Чтобы тебе не опоздать на паром, который в четырнадцать десять. – Поставив на стол локти, мама подалась к Кейт: – Ну как, ваш преподаватель согласен, что ты пишешь лучше Джона Гришэма?
Кейт, не сдержавшись, рассмеялась.
– Этого он не говорил. Но сказал, что у меня есть способности.
– Вот как. – Мама разочарованно откинулась на спинку стула. – А мне все равно кажется, что рассказ великолепный. Даже папе понравился.
– Папа тоже думает, что я круче Джона Гришэма? И это с первого-то рассказа. Похоже, я гений.
– Намекаешь, что мы необъективны?
– Самую малость. Но за это я вас и люблю.
– Я тобой горжусь, Кейти, – тихонько сказала мама. – Мне всегда хотелось отыскать свое призвание. Но вместо этого я вязала покрывала.
– А еще ты вырастила двух гениев. Ладно, гений получился один, но второй ребенок тоже ничего, – улыбнулась Кейт. – И сохранила семью, в которой все были счастливы. Тебе есть чем гордиться.
– А я и горжусь, просто…
Кейт накрыла мамину руку своей. Она понимала – любая домохозяйка мира поняла бы. За каждый свой выбор приходится платить.
– Ты, мам, мой герой, – просто сказала она.
В маминых глазах заблестели слезы. Но ответить она не успела – официантка вернулась с их салатами и лимонадом и, поставив тарелки на стол, удалилась.
Кейт взяла вилку и начала было есть, но внезапно почувствовала сильный приступ тошноты.
– Прошу прощения, – пробормотала она, уронила вилку и, прижимая ладонь ко рту, побежала в туалет. Влетев в крохотную душную кабинку, она склонилась над унитазом, и ее вырвало.
Когда рвотные позывы закончились, она подошла к раковине, умылась, вымыла руки, прополоскала рот.
Ее бил озноб, тело внезапно обмякло, потяжелело. Лицо побледнело и вытянулось. Она смотрела в зеркало, впервые замечая темные круги под глазами.
Наверное, это желудочный грипп. На той неделе все дети в игровой группе Мары этой штукой переболели.
Все еще дрожа, она вернулась за столик и встретила внимательный мамин взгляд.
– Все в порядке, – сказала она, усаживаясь на место. – Я на прошлых выходных возила Мару в игровую группу, а там все заболели. – Она умолкла, ожидая ответа, но мама молчала, и после паузы Кейт спросила: – Что?
– Майонез, – сказала мама. – Когда ты была беременна Марой, тебя тоже от него тошнило.
Кейт показалось, что земля под ней провалилась – бах! – и вот она уже падает в пропасть. Разрозненные симптомы вдруг соединились в цельную картину: набухшая грудь, хотя до месячных еще далеко, бессонница, вечная усталость. Она закрыла глаза, вздохнула, мотнула головой. Она хотела второго ребенка, они с Джонни давно об этом мечтали – так давно, что уже перестали надеяться. Да и на курсах она делает успехи. Сейчас ее вовсе не тянуло возвращаться к бессонным ночам, детскому плачу, изматывающим дням, после которых не оставалось сил даже разговаривать за ужином, не то что рассказы писать.
– У тебя просто будет меньше времени, – сказала мама. – Но все равно вполне реально совмещать.
– Мы так хотели второго ребенка, – ответила Кейт, пытаясь улыбнуться. – И писать я не брошу, вот увидите. – Ей почти удалось себя в этом убедить. – И с двумя детьми можно быть писателем.
Два дня спустя она узнала, что беременна близнецами.
Часть четвертаяНовое тысячелетие
Такого момента
Кто-то ждет всю жизнь[112]
Глава двадцать третья
В двухтысячном году Кейт нечасто доводилось улучить минутку в бесконечном вихре каждодневной рутины, чтобы задуматься, когда успело пройти столько времени. Раздумья, спокойное созерцание мира, да и просто отдых казались принадлежностью другой эпохи, недостижимыми и непостижимыми идеями из другой жизни. С другой дороги – которую она, как говорится, оставила про запас[113]. У матери троих детей – десятилетней девочки, неумолимо приближающейся к переходному возрасту, и мальчишек-близнецов, которым еще и двух нет, – не слишком-то много времени остается на то, чтобы подумать о себе. Разница в возрасте между детьми казалась такой огромной, что с тем же успехом можно было завести себе две отдельные семьи. Теперь-то она понимала, почему женщины стараются рожать с разницей в пару лет. С близнецами пришлось начинать все сначала, и сил на это уходило куда больше, чем когда-то с Марой.
Один за другим она разменивала свои дни на мелкую рутину, и сегодняшнее на удивление солнечное мартовское утро не сулило никаких перемен. Каждый раз домашние дела наваливались на нее огромной кучей, и, начав разгребать эту кучу еще до рассвета, она заканчивала работу уже затемно. Самое ужасное, что ничего сколько-нибудь осмысленного она сделать за день не успевала, но и на себя времени почти не оставалось. Жизнь домохозяйки с тремя детьми – это бесконечная гонка. Только об этом они и говорили с другими матерями, дожидаясь детей из школы. И еще о разводах. Казалось, каждый месяц распадается на части очередной такой крепкий с виду брак.
И тем не менее сегодняшний день не был очередной блеклой бусиной, нанизанной на прозрачную лесу ее жизни, – сегодня приедет Талли, она в Сиэтле с очередным рекламным туром. Кейт не терпелось увидеть ее – впервые за много месяцев. Ей позарез нужно было провести хоть немного времени с подругой.
Она торопливо ставила галочки в списке ежедневных дел: отвезти Мару в школу, заехать в супермаркет (там она потратила слишком много времени), потом в «Райт-Эйд» за косметикой, успеть в библиотеку на чтение для малышей, забрать вещи Джонни из химчистки, уложить мальчиков, навести порядок в доме.
Забрав Мару из школы в половине третьего, она уже чувствовала себя выжатой как лимон.
– Мам, а тетя Талли останется на ночь? – спросила Мара с заднего сиденья. Втиснутая между двух огромных детских кресел, она казалась совсем крохотной.
– Останется.
– А ты будешь краситься?
Кейт невольно улыбнулась. Она сама не знала, как это получилось, но каким-то образом она вырастила маленькую королеву красоты. Уже в десять лет Мара могла похвастаться таким вкусом и чувством стиля, каких у самой Кейт не было сроду. Матери оставалось только с восхищением наблюдать, как ее высокая стройная дочь листает модные журналы для подростков и запоминает имена известных дизайнеров. Покупать ей одежду становилось все труднее. Она закатывала истерику всякий раз, когда не находила ровно того, что ей было нужно. К тому же Кейт постоянно чувствовала на себе оценивающий взгляд дочери и знала, что редко дотягивает до ее высокой планки.