Кейт сходила в ванную, почистила зубы и забралась в постель.
Джонни выключил лампу и повернулся на бок, лицом к ней. Лунный свет, лившийся в окно, освещал его профиль. Он выпростал из-под одеяла руку, дожидаясь, пока она положит голову ему на плечо. Кейт окатило волной любви к нему, удивительно острой, учитывая, сколько лет они вместе. Он так хорошо знал ее, эта близость согревала и успокаивала, точно теплый уютный кашемировый свитер.
Неудивительно, что Талли вся состоит из острых углов и зазубрин, – она так и не впустила в свою жизнь любовь, которая могла бы окутать ее, сделать мягче. Недостаток любви – мужней, детской, материнской – сделал ее эгоисткой. Так что Кейт снова придется отпустить свой гнев, не надеясь на извинения. Эта ссора и так уже затянулась. Поразительно все же, насколько быстро летит время. А иногда кажется, что поругались только вчера. Но уже неважно, что они сказали друг другу, чего не сказали, – главное, что они дружат много лет.
– Спасибо, – прошептала она. Завтра надо будет позвонить Талли, пригласить на ужин. Это положит конец вражде – как всегда. Они легко и непринужденно вернутся в привычную колею своей дружбы.
– За что?
Она нежно поцеловала Джонни, тронула его щеку. Этот вид – лицо любимого мужчины – она не променяла бы ни на один, даже самый прекрасный, пейзаж.
– За все.
Серым дождливым ноябрьским утром Кейт свернула на школьную парковку и встроилась в длинную змейку универсалов и минивэнов. Поочередно давя на педали газа и тормоза, она покосилась на пассажирское кресло.
Мара сидела сгорбившись, с угрюмым выражением, которое не сходило с ее лица с того самого дня, как ей запретили ехать в Нью-Йорк. Настроение ее с тех пор ничуть не улучшилось.
Барьер, и прежде отделявший Кейт от дочери, превратился в настоящую кирпичную стену.
Кейт не впервые приходилось сглаживать острые углы в семейных отношениях. Она всегда брала на себя роль арбитра и миротворца, но на этот раз никакие слова не помогали. Мара игнорировала ее уже несколько недель, и Кейт потихоньку выдыхалась. Ее мучила бессонница. К тому же ее злило, что дочь отказывается с ней разговаривать – ясно ведь, что это всего лишь манипуляция, что Мара надеется взять ее измором.
– Ждешь праздника? – через силу выдавила Кейт. По крайней мере, сегодня ей было что сказать. Все восьмиклассники с нетерпением ждали зимней школьной дискотеки – и правильно делали. Их родители, включая Кейт, потратили кучу сил, чтобы организовать волшебный вечер для своих детей.
– Мне пофиг. – Мара глядела в окно, явно выискивая в толпе своих подруг. – Надеюсь, тебя там не будет?
Кейт запретила себе обижаться. Это ведь совершенно нормально для подростка. В последнее время она все чаще повторяла про себя эту фразу.
– Я возглавляю комитет по оформлению. И ты это знаешь. Было бы странно потратить два месяца на подготовку, а потом даже не явиться посмотреть на результаты своего труда.
– То есть ты там будешь? – вяло переспросила Мара.
– И папа тоже. Но это никак не помешает тебе повеселиться.
– Пофиг.
Кейт остановилась напротив школы.
– Школьный автобус Маларки прибыл на конечную остановку, – сказала она. На заднем сиденье близнецы захихикали над знакомой шуткой.
– Боже, ну и бред, – закатила глаза Мара.
Кейт повернулась к дочери:
– Пока, милая. Хорошего дня. И удачи с контрольной по обществознанию.
– Пока, – бросила Мара, перед тем как хлопнуть дверью.
Вздохнув, Кейт посмотрела в зеркало заднего вида. Близнецы затеяли очередную драку игрушечными динозаврами. «Девочки!» – прошептала она, снова задумавшись о том, почему девочки-подростки вечно грубят матерям. Она достаточно много общалась с другими матерями, чтобы понимать – это нормально. Настолько нормально, что, наверное, можно считать это эволюционным механизмом. У природы наверняка были свои загадочные причины создавать девочек, которые в тринадцать лет уверены, будто уже взрослые.
Несколько минут спустя она высадила мальчиков у школы (поцеловав обоих на прощание – на глазах у сверстников!) и отправилась по своим делам. Первая остановка – «Бэйнбридж Бэйкерс», надо взять латте, оттуда в библиотеку, сдать книги, а следом в «Сэйфвэй» за продуктами. В половине одиннадцатого она уже раскладывала покупки на кухне.
Едва она закрыла дверцу холодильника, как в гостиной зазвучала знакомая заставка «Разговоров о своем», и Кейт подошла к телевизору. Она редко смотрела передачу от начала до конца – еще бы, с таким-то плотным графиком, – но всегда включала телевизор, чтобы примерно понимать, о чем шла речь в каждом выпуске. Джонни и Талли любили иной раз задать ей какой-нибудь каверзный вопрос.
Кейт уселась на диван, подогнув под себя ногу.
Заставка кончилась, и в уютной студии, оформленной в стиле «мы тут просто с подружкой чай пьем», появилась Талли. Выглядела она великолепно – впрочем, как всегда. В прошлом году она решила снова отрастить волосы до плеч и вернулась к своему натуральному рыжевато-каштановому цвету. Эта незамысловатая стрижка и родной цвет лишь подчеркивали ее высокие скулы и шоколадно-карие глаза. На идеальные губы, подновленные несколькими умелыми инъекциями коллагена, она наносила лишь прозрачный блеск.
– Добро пожаловать и спасибо, что присоседились сегодня к «Разговорам о своем», – говорила Талли, перекрикивая оглушительные аплодисменты. Кейт знала, что люди порой стояли в очереди по шесть часов, чтобы попасть в студию, – а почему бы и нет? «Разговоры», как их называли все – и фанаты, и журналисты, – всегда получались веселыми, интересными, а порой и вдохновляющими. Никогда нельзя было предугадать, что скажет или сделает Талли в следующую секунду. Ради этого ее и смотрели, а благодаря Джонни передача работала четко, как хорошо смазанный механизм. Талли сдержала свое слово и сделала их богатыми, а Джонни, в свою очередь, всегда выставлял ее в лучшем свете.
Тем временем Талли на экране уселась в свое кремовое кресло. Светлая обивка подчеркивала ее природную яркость, на этом фоне она сияла еще ослепительнее. Чуть наклонившись вперед, она говорила с камерой и зрителями в студии, точно со старыми друзьями.
Кейт не могла оторваться. Слушая, как Талли раскрывает всей Америке тонкости своего макияжа и укладки, она оплачивала счет, смахивала пыль с жалюзи, складывала чистое белье в шкаф. Когда программа закончилась, она выключила телевизор, принялась составлять список рождественских подарков и так увлеклась, что не сразу услышала звонок телефона. Пошарив взглядом по комнате, она обнаружила беспроводную трубку на полу, извлекла ее из-под завалов «лего» и прижала к уху:
– Алло?
– Это Кейт?
– Да.
– Слава богу. Это Эллен, из «Вудворда». Я звоню, потому что Мара не пришла на четвертый урок. Если вы забыли сказать, что забираете ее, это…
– Ничего я не забыла, – отрезала Кейт и тут же запоздало спохватилась: – Простите, Эллен. Мара должна быть в школе. Дайте угадаю, Эмили Аллен и Шэрил Бёртон тоже нет?
– О боже, – сказала Эллен. – Вы знаете, где они?
– Догадываюсь. Как найду их, позвоню вам. Спасибо, Эллен.
– Простите, что пришлось вас побеспокоить, Кейт.
Она повесила трубку и взглянула на часы – 12:42.
Чтобы сообразить, куда они отправились, много ума не надо. Сегодня четверг, день кинопремьер в «Павильоне». А у очередной подростковой дивы – Кейт так и не сумела запомнить ее имя – по невероятному совпадению только-только вышел новый фильм.
Схватив сумку, она выскочила из дома и уже к часу дня оказалась у кинотеатра. Она отчаянно старалась не дать волю своему гневу, пока общалась с менеджером и бродила по темным кинозалам в поисках девочек, но, выпроваживая их из зала в фойе, уже чувствовала, что силы на исходе.
Впрочем, ее гнев не шел ни в какое сравнение с яростью Мары.
– Поверить не могу, что ты это сделала! – возмущалась она по пути на парковку.
Запретив себе обращать внимание на ее тон, Кейт сухо отозвалась:
– Я тебе говорила, что в кино с подружками ты пойдешь днем в субботу.
– Если в комнате уберусь.
Эту реплику она оставила без ответа.
– Давайте, девочки, все в машину. Вас в школе ждут.
Подруги Мары забрались на заднее сиденье, бормоча извинения.
– И не подумаю извиняться, – заявила Мара и, хлопнув дверью, свирепо дернула на себя ремень. – Очень нам нужна эта тупая алгебра.
Кейт завела мотор и выехала с парковки на дорогу.
– Вы должны быть в школе. И точка.
– Ой, правда, что ли? А ты меня никогда не забирала с уроков, чтобы в кино сводить? – прищурилась Мара. – Мне, по ходу, приснилось, что мы вместо школы смотрели «Гарри Поттера».
– Да, правду говорят, инициатива наказуема, – ответила Кейт, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос.
Мара скрестила на груди руки:
– Талли бы поняла.
Кейт свернула на круг и остановилась перед входом в школу.
– Ну что, девочки, вылезайте, в кабинете директора вас уже ждут.
Эмили издала стон:
– Мама меня убьет.
Как только они остались наедине, Кейт повернулась к дочери.
– Папа бы понял, – заявила Мара. – Он вот знает, как много для меня значат кино и модельная карьера.
– Думаешь? – Кейт достала телефон, открыла быстрый набор и протянула трубку Маре: – Ну так расскажи ему.
– С-сама расскажи.
– Не я же прогуляла урок, чтобы пойти в кино. – Она встряхнула телефоном у дочери перед лицом.
Мара взяла его, прижала к уху.
– Пап? – Голос ее тут же смягчился, глаза наполнились слезами.
Кейт кольнула ревность. Батрачишь на нее, батрачишь дни напролет, а доверительные отношения у нее все равно только с Джонни.
– Пап, слушай, помнишь, я тебе рассказывала про тот фильм, ну, где девочка узнала, что ее тетя на самом деле ее мама? В общем, я сегодня пошла его смотреть, и это было… Что? Ну… – Голос стих почти до шепота. – Ну, это был четвертый урок, но… Да я знаю. – Она еще несколько мгновений помолчала, затем вздохнула: – Ладно. Пока, пап.