– Ты говоришь совсем как Джонни. Теперь скажешь, что будет куда лучше, если я еще и книжку напишу. Можно подумать, я не пыталась. Я пытаюсь. – Голос Кейт надломился, в глазах заблестели слезы. – Где там твоя текила?
– Отличая идея. Мы уже сто лет не напивались в слюни.
– Ну, типа, да, – рассмеялась Кейт.
– Но у нас через полчаса массаж, так что придется немного подождать.
– Массаж. – Кейт посмотрела ей в глаза: – Спасибо, Талли, мне это было нужно.
Но одним массажем делу не поможешь, теперь Талли хорошо это понимала. Кейти требуется профессиональная помощь, а не текила и грязевые обертывания, а еще ей нужно, чтобы ее лучшая подруга придумала выход из положения.
– Если бы ты могла изменить что-то одно в своей жизни, что бы ты поменяла?
– Мару, – тихо ответила Кейт. – Хочу, чтобы она снова говорила со мной по-человечески.
И тут, словно по волшебству, в голове у Талли возникло решение.
– А приходите на мою передачу? С Марой? Сделаем выпуск про отношения матерей и дочерей. И лучше всего на прямой эфир, чтобы она знала, что никакого монтажа не будет. Она увидит, как ты ее любишь, и поймет, как ей повезло.
Лицо Кейт осветилось надеждой, помолодело лет на десять.
– Думаешь, это сработает?
– Ты ведь сама знаешь, как Мара мечтает попасть на телевидение. И она не станет выставлять себя истеричкой на камеру. Ей придется тебя выслушать.
Взгляд Кейт наконец очистился от мути отчаяния, загорелся предвкушением.
– Что бы я без тебя делала?
Талли улыбнулась так широко, что, казалось, щеки вот-вот затрещат. Она поможет подруге в трудную минуту – возможно, даже спасет ей жизнь. Совсем как они обещали друг другу столько лет назад.
– Ну, этого мы никогда не узнаем.
– А твои визажисты замаскируют мои морщины?
Талли рассмеялась.
– Поверь мне, когда они с тобой закончат, будешь выглядеть моложе Мары.
– Отлично.
Из поездки в спа Кейт вернулась обновленной. Стоило ей переступить порог, как Мара набросилась на нее с нытьем про какое-то очередное сборище, на которое она не сможет пойти, потому что ей не разрешают гулять по ночам, но впервые за долгое время ее отравленные стрелы пролетали мимо цели и со стуком падали на пол. «Скоро, – думала Кейт, улыбаясь про себя, – уже скоро мы найдем путь друг к другу».
Раздевшись, она долго лежала в горячей ванне, а затем, сидя в обнимку с близнецами, читала им на ночь. Они уже почти заснули, когда Джонни просунул голову в детскую.
– Тсс, – предостерегла она, закрывая книгу. По очереди поцеловав сыновей в лоб, она уложила обоих, подоткнула одеяла и вышла к мужу.
– Ну как, хорошо провели время? – спросил Джонни, притянув ее к себе.
– Отлично. У Талли есть одна идея…
В дверь позвонили. Раздался голос Мары:
– Я открою.
Джонни и Кейт, нахмурившись, переглянулись.
– Сегодня воскресенье, – сказала Кейт. – Мы же договаривались, никаких гостей вечером перед школой.
Но, спустившись, они обнаружили в гостиной маму и папу с чемоданами в руках.
– Мам, – всполошилась Кейт, – что происходит?
– Талли попросила нас недельку присмотреть за детьми. А вас там ждет машина – выезжаете в аэропорт. Талли сказала взять с собой купальники и крем от солнца. Больше вам ничего знать не положено.
– Но у меня же работа, – возразил Джонни. – Мы сенатора Маккейна пригласили.
– Талли ведь твоя начальница? – сказал папа. – Если уж она говорит, что тебе пора в отпуск, значит, тебе пора в отпуск.
Кейт и Джонни снова переглянулись. Они еще никогда не ездили в отпуск одни, без детей.
– Вообще-то было бы неплохо, – улыбнулся Джонни.
Следующий час они бегали по дому, собирая вещи, составляя списки, занося в блокнот телефонные номера. Затем, поцеловав детей – даже Мару – и поблагодарив маму с папой, вышли к ожидавшему их лимузину.
– Талли всегда все делает с размахом, – прокомментировал Джонни, устраиваясь на бархатном сиденье.
Мотор завелся, заурчал.
Кейт прижалась к мужу.
– Я уже чувствую себя отдохнувшей, а мы еще и от дома не отъехали.
– Не знаете, куда это мы едем? – спросил Джонни у водителя.
– Билеты в кармане напротив вас, сэр.
Джонни вытащил конверт, вскрыл его.
– Кауаи, – сказал он.
Остров, на котором они провели медовый месяц. Закрыв глаза, Кейт затерялась в воспоминаниях о пальмах, качавшихся на ветру, о розоватом песке пляжа Анини.
– Так нечестно – сразу засыпать, – сказал Джонни.
– Я не сплю. – Она развернулась, устроилась у него на коленях. – Спасибо, что помог Талли меня похитить.
– Я о тебе волновался.
– Да я и сама о себе волновалась. Но мне уже лучше.
– Насколько лучше?
Она взглянула на открытое окошко, отделявшее их от водителя.
– Закрой окно – и покажу.
– Ты, что ли, на секс намекаешь?
– Именно, – подтвердила она, расстегивая его рубашку. – И если ты нажмешь вон на ту кнопку, одними намеками дело не ограничится.
Губы Джонни медленно растянулись в улыбке.
– Нажимаю.
Глава тридцать вторая
Отдохнувшие и посвежевшие, Кейт и Джонни вернулись домой в ночь перед эфиром. На следующее утро, встав в туалет около пяти, Кейт поняла, что больше не заснет.
В доме было темно и тихо. Она не включала свет, переходя из комнаты в комнату, подбирая игрушки и раскладывая их по местам. Не верилось, что сегодня все случится. Она так долго ждала, так горячо молилась, чтобы их отношения с дочерью наладились, что почти утратила надежду. Но Талли со своей программой вновь позволила ей надеяться. Даже Джонни, казалось, верил в успех. Талли попросила – точнее, потребовала, – чтобы он не участвовал в этом выпуске в качестве продюсера, и он повиновался. Ему предстояло сидеть в зрительном зале, быть просто отцом, который пришел поддержать свою семью.
Приняв душ и одевшись, Кейт встала перед зеркалом в ванной и, стараясь не замечать морщинки, наметившиеся в уголках глаз, принялась репетировать свои реплики.
– Да, Талли, это правда. Я бросила работу, чтобы заниматься детьми. Если честно, иногда я думаю, что работать было бы проще.
(Тут зрители смеются.)
– Я все еще мечтаю однажды стать писательницей, но совмещать работу с материнством так сложно. И Маре я сейчас нужна больше, чем в младенчестве. Все вечно говорят про кризис трех лет, но у нас кризис наступил в тринадцать. Ужасно скучаю по временам, когда можно было посадить ее в манеж и ни о чем не переживать.
(В зале согласно кивают.)
Спустившись на кухню, Кейт приготовила завтрак и накрыла на стол. Мальчики кубарем скатились по лестнице, отпихивая друг друга, торопясь занять лучшее место.
Когда спустилась Мара, явно взволнованная перед съемкой, Кейт не сумела скрыть радостного предвкушения.
Это сработает. Она точно знала.
– Перестань улыбаться, мам, выглядит стремно, – сказала Мара, наливая молоко в хлопья и усаживаясь за стол.
– Оставь маму в покое, – одернул ее Джонни, проходя мимо. Он обнял Кейт сзади за плечи, поцеловал в шею. – Выглядишь шикарно.
Развернувшись, Кейт обняла его в ответ, заглянула в глаза.
– Я так рада, что сегодня ты мой муж, а не ее продюсер. Я хочу видеть тебя в зале.
– Меня благодарить не за что. Талли меня буквально силком вытолкала. И всем в съемочной группе запретила мне хоть что-нибудь говорить или показывать сценарий. Хочет, чтобы был сюрприз.
С этого момента день понесся на бешеной скорости, будто «Тысячелетний сокол»[128] в гиперпространстве. Лишь оказавшись на пароме, Кейт вдруг занервничала.
Зрители посмеются над ней, скажут, что она могла бы добиться в жизни большего, стать чем-то большим.
И все увидят, какая она толстая.
Когда машина подъехала к дверям студии, она осталась сидеть внутри, опутанная кошмарными видениями.
– Мне страшно, – сказала она Джонни.
Мара, закатив глаза, одна направилась ко входу.
Джонни взял Кейт за руку, отстегнул ремень безопасности и помог ей вылезти из машины.
– Ты отлично справишься, – пообещал он по пути к лифту. В студии было полно народу, люди бегали туда-сюда, орали друг на друга. – Все как в старые добрые времена в новостях, помнишь?
– Кейт!
Услышав, как ее имя прокатилось по запруженному людьми помещению, Кейт заозиралась. Талли, стройная и невероятно красивая, пробиралась к ней, раскрыв объятия.
Как только она притянула к себе Кейт, беспокойство на мгновение отступило. Это ведь не какая-нибудь телепередача, это программа Талли. И ее лучшая подруга позаботится о том, чтобы все прошло хорошо.
– Я немножко нервничаю, – призналась она.
– Немножко? – фыркнула Мара. – Да она истерит как «Человек дождя».
Рассмеявшись, Талли взяла Кейт под руку:
– Не о чем волноваться, ты шикарно выступишь. Все ужасно рады, что вы с Марой к нам пришли.
С этими словами Талли отвела их в гримерку и оставила на попечение визажистов.
– Ужасно волнительно, – сказала Кейт, усаживаясь перед огромным зеркалом. Визажистка – звали ее Дора – немедленно занялась ее макияжем.
За соседним столом другой визажист принялся гримировать Мару.
Кейт смотрела в зеркало не отрываясь. Очень скоро в соседнем кресле уже сидела незнакомка – женщина, которой Маре еще только предстояло стать. В накрашенном лице дочери Кейт увидела будущее, угадала правду, которая до сих пор скрывалась от нее под трогательной вуалью детства. Скоро Мара начнет ходить на свидания, водить машину, а потом и вовсе уедет в колледж.
– Я тебя люблю, моя кроха, – сказала она, нарочно используя слово, давно пылившееся на полках прошлого, рядом с плюшевым Элмо и коробкой для обедов с Винни-Пухом. – Помнишь, как мы с тобой танцевали под те старые песни Линды Ронстадт?[129]
Мара бросила на нее короткий взгляд. На секунду – всего на одну секунду – они снова стали мамой и ее крохой, и хотя это не продлилось долго, не могло продлиться долго среди ураганов переходного возраста, Кейт снова ощутила надежду, что сегодняшний день заново соединит их с дочерью и они станут неразлучны, как прежде.