Талли постепенно успокаивалась. Наконец она вытерла глаза и попыталась улыбнуться.
— Теперь я готова выслушать вашу нотацию.
Миссис Муларки посмотрела на нее своим знаменитым укоризненным взглядом. Взглядом с большой буквы.
— Это твой преподаватель, Таллула?
— Бывший преподаватель. Поэтому я ничего вам и не рассказывала. Вы бы точно не одобрили.
— Но ты любишь его?
— Откуда мне знать?
— Если бы любила, знала бы.
Талли внимательно посмотрела на миссис Марджи. Она вдруг почувствовала себя старше этой милой женщины. У нее явно было больше жизненного опыта. Все Муларки думали о любви как о чем-то надежном и неизменном, о чем-то, что можно распознать с первого взгляда. Возможно, Талли была чересчур молода, но она знала, что эти люди ошибаются. Любовь может быть хрупкой, как тонкое стекло. Но Талли не стала говорить это вслух. Вместо этого она ответила:
— Что ж, может быть.
За одну ночь Талли Харт стала знаменитой. Известный журналист Эммет Уотсон вместо очередной статьи о распространении калифорнийского разврата и падении нравов в штате Вашингтон написал целую колонку о мужестве молодой журналистки Таллулы Харт и ее верности своей профессии. Местная радиостанция весь день передавала рок-н-ролл, посвящая каждую композицию «девушке с новостной станции, которая даже под пулями не расставалась с микрофоном». А местное комедийное шоу «почти вживую» включило в очередную серию эпизод, в котором высмеивался незадачливый грабитель, а Талли предстала в образе Чудо-женщины.
Ее больничная палата была полна цветов и воздушных шаров, и на многих из них были подписи людей, которые обычно сами готовили прямые репортажи. К среде Талли уже приходилось раздавать букеты и корзины с цветами другим пациентам. Ухаживавшим за Талли медсестрам пришлось выполнять в дополнение к своим прямым обязанностям функции телохранителей и вышибал.
— Ты — несравненный секретарь, — сказала Талли подруге, когда Кейт передала ей розовые карточки с именами тех, кто звонил Талли в офис, пока она находилась в больнице. Имена на некоторых были весьма известными, но Талли было очень трудно сосредоточиться. — А я так и не знаю, что мне делать.
Рука ее болела, а повязка делала невозможными даже самые простые манипуляции. И, что хуже всего, Талли не переставала думать о неожиданном предложении Чада Уили.
— Подумать только: Теннесси! С таким же успехом я могла бы уехать в Небраску.
— Ну да.
— Как мне удастся достичь вершины в таком месте? Или, может быть, это как раз такое место, где можно быстро добраться до вершины и быть замеченной крупными каналами?
Кейт сидела напротив Талли на ее кровати, вытянув ноги.
— Послушай, мы обсуждаем все это почти час, — сказала она. — Может, я не лучший специалист в таких вопросах, но мне казалось, что где-то в процессе этого обсуждения могло хотя бы промелькнуть слово «любовь».
— Твоя мама сказала, что если бы я любила его, то поняла бы это. — Талли посмотрела на свою руку, попытавшись представить на ней колечко с бриллиантом.
— Ты как-то сказала, что расстреляешь меня, если хотя бы задумаюсь о замужестве раньше тридцати, — улыбнувшись, сказала Кейт. — Это твое условие будет теперь изменено?
— Очень смешно.
В этот момент в палате зазвонил телефон. Талли быстро сняла трубку в надежде, что это звонит Чад.
— Алло!
— Таллула Харт?
Она вздохнула, скрывая разочарование.
— Да, это я.
— Говорит Фред Рорбах. Возможно, вы меня помните.
— Да, конечно, я вас помню. Я посылала вам резюме и заметки, когда училась в старших классах средней школы, а потом — видеозаписи из колледжа. Как поживаете?
— Все хорошо, спасибо. Я теперь работаю на другой студии, веду вечерние новости. Собственно, поэтому я и звоню. Наверное, мы не первая станция, которая обратилась к вам с подобным предложением. Но мы уверены, что наше предложение окажется самым интересным для вас.
— Правда? — теперь все внимание Талли было приковано к разговору.
Кейт встала с кровати и подошла к подруге, спрашивая шепотом, что происходит.
Талли отмахнулась от нее.
— Так изложите же ваши условия.
— Мы готовы сделать все, что потребуется, чтобы вы стали частью новостной команды нашего канала. Когда вы сможете приехать ко мне, чтобы это обсудить?
— Меня должны сегодня выписать. Как насчет завтра в десять утра?
— Что ж, встретимся завтра в это время.
Талли повесила трубку и воскликнула:
— Это был канал Кей-эл-ю. Они хотят нанять меня!
— О господи! — Кейт запрыгала от радости. — Ты станешь настоящей звездой! Я всегда это знала, жду не дождусь… — Она вдруг запнулась, и улыбка ее погасла.
— Чего ты ждешь?
— А как же Чад?
Талли почувствовала, как болезненно сжалось сердце. Ей хотелось бы сделать вид, что она все мучительно взвешивает, прежде чем принять решение. Но она знала правду, и Кейт знала ее не хуже.
— Ты станешь звездой первой величины, — сказала Кейт. — Чад поймет.
14
Кейт, сидевшая за рулем машины Талли, старалась целиком сосредоточиться на дороге, но это было непросто. С того самого момента, как она забрала подругу после собеседования, Талли продолжала говорить, воскрешая в памяти Кейти детские мечты.
— Мы на правильном пути, Кейти. Как только меня сделают ведущей, я заставлю их взять тебя репортером.
Кейт понимала, что пора нажать на тормоза, то есть положить конец этой идее об их совместном будущем. Она устала следовать за Талли, и, кроме того, ей не хотелось бросать свою работу. На этот раз у нее была очень веская причина хотеть остаться на прежнем месте — Джонни.
Кейти чувствовала себя жалкой, но ничего не могла с собой поделать. Джонни не любил ее. Но она продолжала надеться, что с уходом Талли у нее хотя бы появится шанс.
Это, возможно, было просто нелепо, но мысли ее крутились вокруг Джонни, а вовсе не вокруг телевидения. И она никому не могла в этом признаться. Двадцатипятилетняя женщина с университетским образованием, по всеобщему мнению, должна мечтать о повышении зарплаты, о карьерном росте, о своем месте на социальной лестнице и о том, чтобы стремиться занять верхнюю ступеньку этой лестницы. Замужества следовало избегать лет до тридцати — для мужа и детей всегда найдется время. Нельзя жертвовать собой ради них.
А что, если хочешь иметь мужа и детей больше, чем стать успешной, но одинокой? Об этом предпочитали не говорить. Талли, например, только посмеялась бы над Кейт и сказала бы, что она отстала от времени, застряв в пятидесятых годах. И даже ее мать сказала бы, что Кейт не права, и обязательно добавила: в будущем ты об этом пожалеешь. Она повторила бы слова, красующиеся на каждой странице журналов для женщин, о том, что быть просто матерью означает впустую растрачивать свои способности. Ее мама сама не замечает, какой печальной выглядит, говоря обо всем этом, словно вся ее жизнь прожита зря.
— Эй, ты пропустила поворот!
— О, прости! — Кейт свернула на следующем повороте и подъехала к дому Чада с другой стороны. — Я подожду тебя в машине. У меня с собой недочитанный «Талисман».
Талли не открывала дверь, медлила.
— Он, надеюсь, поймет, почему я не могу выйти за него замуж. Он ведь знает, как работа важна для меня.
— Разумеется, он знает, — согласилась Кейт.
— Пожелай мне удачи.
— Я всегда желаю тебе удачи.
Талли вышла из машины и направилась к входной двери.
Кейт достала книжку в мягкой обложке и погрузилась в чтение. Когда она оторвалась от книги, то увидела, что идет дождь.
Талли следовало бы выйти и сказать Кейти, чтобы ехала домой, потому что она остается на ночь у Чада. Кейт отложила книгу и вышла из машины. По бетонной дорожке она подошла к дому и постучала. Потом толкнула незапертую дверь и вошла.
Талли сидела на полу перед камином в пустой гостиной и плакала. Она молча протянула подруге листок бумаги, закапанный слезами.
— Прочти.
Кейт присела на корточки и поднесла к глазам листок, исписанный четким крупным почерком.
«Дорогая Талли!
Мне все известно о твоей новой работе, это я порекомендовал тебя им. Я горжусь тобой, малышка, я уверен, что ты с этим справишься.
Когда я согласился на работу в Вандербилде, я знал, что это означает для нас. Я надеялся, но в душе я знал.
Ты многого хочешь от этого мира, Талли. А я… я хочу только тебя.
Выходит, что мы не очень подходим друг другу.
Но запомни главное: я всегда буду тебя любить.
Устрой настоящий переполох в этом мире!»
Подписано было просто «Ч».
— Я думала, он меня любит, — сказала Талли, когда Кейт вернула ей письмо.
— Судя по написанному, так оно и есть.
— Тогда почему он меня бросил?
Кейт встревоженно посмотрела на подругу, услышав в словах Талли отзвуки всех тех страданий, которые той пришлось пережить, когда ее бросала мать.
— А ты говорила ему когда-нибудь, что любишь?
— Я не могла.
— Тогда, может быть, ты его все-таки не любишь?
— А может быть, все-таки люблю? — со вздохом произнесла Талли. — Просто в это так чертовски трудно поверить.
Все-таки они были разными. Кейт безоговорочно верила в любовь всем своим сердцем, но, к сожалению, влюбилась в мужчину, который не подозревал о ее чувствах.
— Ну да, главное — карьера. А для брака и семьи время всегда найдется.
— Ну да, когда я сделаю карьеру. Надеюсь, кто-нибудь и тогда меня полюбит.
— Тебя будет любить весь мир.
Но позже, уже после того как Талли произнесла: «ну и черт с ним!» и рассмеялась, пожалуй, слишком нервно, Кейт все прокручивала в памяти слова Талли про любовь.
Если и вправду в один прекрасный день Талли полюбит весь мир, вдруг ей и этого окажется мало?
Талли успела забыть, какой долгой и одинокой может быть ночь. Чад так долго был ее защитой, ее безопасной гаванью.