— Ее еще нет?
— Нет. И не звонила. Может, подвернулось что-то в последний момент? — Джонни улыбнулся. — Ну, например, свидание с Джорджем Клуни.
Кейт с улыбкой кивнула и присела рядом с Лукасом. Вокруг нее рассаживались родители и бабушки с дедушками, а едва усевшись, доставали фотоаппараты и видеокамеры.
Родители Кейт прибыли перед самым началом и сели рядом с ней. У мамы, как всегда, был с собой старый «Кодак Инстаматик», висевший на петле на запястье.
— Я думала, что Талли приедет, — сказала она.
— Говорила, что приедет. Надеюсь, ничего плохого не случилось. — Кейт держала место для Талли, пока могла. Но потом пришлось его уступить.
Осветилась сцена, и в зале наступила тишина. Мисс Паркер, одетая в розовые колготки, черную короткую юбку для танцев и черный гимнастический купальник, вышла в центр сцены.
Выглядела она, кем и была, как постаревшая прима-балерина.
— Здравствуйте, — произнесла она своим низким голосом. — Как вы знаете, я…
И тут двери зала распахнулись. Все присутствующие, как по команде, повернули головы.
На пороге стояла Талли, которая выглядела так, словно прибыла сюда прямо с церемонии вручения «Грэмми». С коротко стриженными волосами с мелированными прядями и широкой улыбкой, она была похожа на озорного мальчишку. На Талли было потрясающее зеленое шелковое платье с одним оголенным плечом и утянутое на ее по-прежнему тонкой талии.
По залу пронесся шепот: «Это Таллула Харт… Она в жизни еще красивее…»
Никто уже не слушал вступительное слово мисс Паркер.
— И как ей удается так отлично выглядеть? — спросила Марджи, наклоняясь к дочери.
— Пластическая хирургия и батальон визажистов.
Марджи рассмеялась и сжала руку Кейт, давая понять, что и свою дочь считает красавицей.
Помахав семейству Муларки, Талли прошла к свободному месту в первом ряду и села.
Свет стал медленно гаснуть. На сцене появилась Мэгги Левин в костюме феи. За ней на сцену вышла ее сестра Клео вместе с остальными девочками, которые старались двигаться синхронно. Младшие девочки пристально следили за старшими и в результате делали свои движения на секунду позже, чем надо.
Но эти небольшие ошибки делали всю картину еще более милой и трогательной. Кейт едва сдерживала слезы. Джонни, перегнувшись через Лукаса, взял ее за руку как раз в тот момент, когда по сцене закружилась Мара. На середине танца она вдруг заметила в зале Талли, замерла на миг и помахала ей.
Весь зал рассмеялся, когда Талли помахала в ответ.
Когда представление закончилось, раздался шквал аплодисментов. Девочки несколько раз вышли на поклоны, затем, хихикая, побежали к своим родным.
Мара сразу же направилась к крестной. Громко смеясь, она упала прямо со сцены в объятия Талли. Вокруг них собралась толпа. Люди хотели получить у Талли автограф и познакомиться. Мара буквально светилась от гордости.
Когда страсти улеглись, Талли подошла к Райанам и заключила всех по очереди в объятия. Одной рукой она обняла за плечи Кейт, другой продолжала прижимать к себе Мару.
— У меня есть сюрприз для моей крестницы, — громко произнесла Талли.
Мара, смеясь, запрыгала на месте.
— Что это? Что это?
— Пошли посмотрим. — Талли подмигнула Кейт, и вся семья направилась к выходу.
Снаружи стоял, припаркованный к обочине, огромный розовый лимузин.
Мара завизжала от восторга.
Кейт повернулась к Талли:
— Ты меня разыгрываешь?
— Ну, разве он не крутой? Не представляешь, как трудно было такой найти. Ну, давайте же, забирайтесь внутрь.
Талли открыла дверь, и все уселись в обитый велюром салон. Потолок был подсвечен крохотными синими и красными лампочками.
Мара свернулась калачиком возле Талли и взяла ее за руку.
— Это — самый лучший сюрприз на свете, — сказала она. — А тебе понравилось, как я танцевала?
— Ты была превосходна! — заверила девочку Талли.
Они оставались в машине все время, пока переправлялись на пароме, и Мара ни на секунду не переставала болтать с Талли.
Оказавшись на другом берегу, водитель снова включил мотор и стал катать их по городу, словно они были туристами. В конце пути они проехали сквозь ярко освещенную арку к внушительному зданию. Навстречу им вышел одетый в ливрею швейцар. Он открыл дверцу и спросил:
— Кто из этих прекрасных леди Мара Роуз?
Мара тут же подняла руку, счастливо хихикая:
— Я, я!
Швейцар достал из-за спины розовую розу на длинном стебле и вручил девочке.
Мара была сражена.
— Вау!
— Скажи спасибо, Мара, — произнесла Кейт чуть резче, чем следовало.
Девочка кинула на мать полный раздражения взгляд.
— Спасибо!
Талли повела всех в отель. На последнем этаже она открыла дверь гигантского номера, где были всевозможные игровые автоматы и аттракционы для детей — батуты, виртуальный бокс, маленькие машинки. Все девочки из танцевального класса были уже здесь вместе со своими родственниками. В центре номера стоял стол, накрытый белой скатертью. На нем красовался огромный многоэтажный торт, украшенный крошечными сахарными балеринами.
— Тетя Талли! — завизжала Мара, бросаясь на шею крестной. — Ну, это вообще! Я тебя так люблю!
— Я тоже люблю тебя, принцесса. А теперь иди играй с друзьями.
Старшие застыли в дверях, словно пораженные громом. Первым опомнился Джонни. Устроив поудобнее Уильяма, сидевшего у него на руках, он сказал, обращаясь к Талли:
— А не слишком ли ты ее балуешь?
— Ну, вообще-то я хотела еще привезти сюда пони, но подумала, что это будет уже слишком.
Миссис Муларки рассмеялась, а мистер Муларки покачал головой.
— Пойдемте же, Марджи, Джонни, — сказал он в конце концов. — Посмотрим, что у них тут есть в баре.
Когда Кейт и Талли остались наедине, Кейт сказала:
— Ты знаешь, как сделать свой выход запоминающимся. Мара будет помнить этот вечер всю жизнь.
— Ты считаешь, это слишком? — спросила Талли.
— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
Талли одарила подругу широкой улыбкой, но Кейт почувствовала в ней какую-то фальшь.
— Что не так? — тут же напрямик спросила она.
Но прежде чем Талли успела что-то ответить, к ним подбежала сияющая от радости Мара.
— Мы хотим сфотографироваться с тобой, тетя Талли!
Кейт молча наблюдала, как ее дочь не отходит от своей крестной. Кейт не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но она испытывала болезненные уколы ревности. Это должен был быть их вечер — ее и Мары.
Талли сидела в лимузине и гладила по темным шелковистым волосам Мару, заснувшую, положив голову ей на колени. Напротив спала Кейт, привалившись к Джонни, который тоже сидел, прикрыв глаза. И рядом с каждым из супругов Райан спал маленький мальчик. Они выглядели просто как фирменная идеальная семья.
Лимузин свернул на дорожку к пляжу. Талли поцеловала мягкую розовую щеку Мары.
— Мы почти дома, принцесса.
Девочка медленно разлепила глаза.
— Я люблю тебя, тетя Талли.
Сердце Талли сжалось от этих слов, она почувствовала какое-то обжигающее волнение.
Талли всегда считала, что успех подобен золоту: стоит того, чтобы покопаться ради него в грязи. Зато любовь всегда будет ждать ее на берегу и к ней можно будет обратиться, когда надоест мыть золото. Теперь она не могла бы ответить сама себе, почему она так думала, учитывая ее собственное прошлое. Ей надо было давно понять святость и важность любви в жизни человека. Если успех был золотом, лежащим на дне реки, то любовь была бриллиантом, зарытым глубоко в земле, который не всегда распознаешь с первого взгляда. И неудивительно, что ее так тронуло признание в любви, полученное от Мары. Она не часто слышала слова любви в своей жизни.
— Я тоже люблю тебя, Мара Роуз.
Лимузин подъехал к дому, шины зашуршали по гравию. Семейству Райанов понадобилась целая вечность, чтобы выбраться из машины и войти в дом. Они немедленно поднялись наверх.
Талли стояла в пустой гостиной и не знала, что ей делать. Сверху слышался скрип половиц.
Она попыталась помочь укладывать детей спать, постаралась вписаться в повседневную рутину их семейной жизни, но только путалась у всех под ногами и в конце концов сдалась.
Наконец Кейт, устало вздыхая, спустилась по лестнице с несколькими платками в руках.
— Ну хорошо, Талли. А теперь расскажи, что не так.
— Что ты имеешь в виду?
Кейт схватила подругу за руку и повела по комнатам с разбросанными игрушками. В кухне она задержалась, чтобы налить два бокала белого вина, затем подруги вышли наружу и уселись на лужайке в плетеные кресла. Тихий шум прибоя перенес Талли почти на двадцать лет назад, к тем ночам, когда они, сбежав из дома, сидели у реки, болтали о мальчиках и курили одну сигарету на двоих.
Талли накинула на себя вязаный платок. После стольких лет и, несомненно, множества стирок, платок по-прежнему пах ментоловыми сигаретами и духами миссис Муларки.
Кейт подтянула к подбородку укрытые большим вязаным платком колени и велела:
— Говори!
— И о чем же ты хочешь поговорить?
— Сколько лет мы с тобой лучшие подруги?
— С тех пор, как был в моде Дэвид Кэссиди.
— И ты думаешь, что я не вижу, когда с тобой что-то не так?
Талли откинулась на спинку кресла, потягивая вино. Правда была в том, что ей действительно хотелось поговорить об этом — в конце концов, отчасти поэтому она летела через всю страну, — и все же сейчас, когда она была здесь и ее лучшая подруга сидела рядом, Талли не знала, с чего начать. Хуже того, она чувствовала себя идиоткой, жалуясь на то, чего не было в ее жизни. Ведь у нее так много всего было.
— Я всегда думала, что ты сваляла дурака, отказавшись от карьеры, — начала Талли. — Четыре года всякий раз, когда я тебе звонила, я слышала на заднем плане плач или нытье Мары. Я думала, что покончила бы с собой, если бы это была моя жизнь, а твой голос всегда был расстроенным или злым, но в то же время почему-то счастливым.