Вернон Клик
Недовольный вторжением Бейли Хокса в его владения, Вернон вывел на экран видеозапись камер наблюдения, установленных в коридорах подвала и первого этажа у дверей на северную лестницу. Не отрывая глаз от плазменной панели, в ускоренном режиме прокрутил требуемые минуты. Никто с лестницы в коридоры не выходил, за исключением мистера Героя Войны, Бейли Хокса, появившегося в коридоре подвала минутой раньше.
— Если она действительно спускалась мимо вас, когда вы стояли на площадке второго этажа… — начал Вернон.
— Я стоял, она спускалась, — нетерпеливо бросил Хокс, словно никто не имел никакого права сомневаться в его словах, потому что он получил пригоршню медалей, укокошив никак не меньше пятисот пожилых мусульманок и поджарив их внуков.
— И как эта женщина выглядела? — спросил Вернон.
— Девочка, — поправил его Хокс. — Семи или восьми лет.
Вернон вскинул брови.
— Вы ходили по зданию за маленькой девочкой?
— Я за ней не ходил. Она была в такой странной одежде. Словно в карнавальном костюме. И прошла мимо меня по лестнице.
— Камеры говорят, что не прошла. Если только она не осталась на лестнице, мертвая или нет. Или не только мертвая.
Хокс попытался изобразить на лице недоумение, но Вернон точно увидел вину в бегающих глазках инвестиционного менеджера.
— И что это должно означать?
— Ничего это не должно означать, — ответил Вернон. — Просто мы уже получили прошлой ночью загадку в двадцать три секунды, возможно, ограбление, возможно, визит Розовой пантеры, а более вероятно, что-то и похуже. А теперь еще пропавшая девочка.
— Она сказала, что зовут ее Софи Пендлтон и ее отец владелец особняка.
— Интересная история, — протянул Вернон, провоцируя Хокса в надежде добиться реакции, которая будет отменно смотреться на страницах его книги о владельцах квартир в «Пендлтоне».
Из-под земли послышался гул, начал нарастать, потом стих.
— Чертовы дураки, — пробурчал Вернон. — Никому не дают разрешения взрывать в столь поздний час.
— Это не взрывы. Ударные волны обрываются гораздо раньше.
Вернону хотелось полюбопытствовать, узнал ли Хокс об этом, будучи героем войны, взрывающим больницы и детские сады, или он просто уродился всезнайкой. Но все-таки промолчал: не хотел раскрываться слишком уж рано, чтобы гарантировать, что его еще не вышедшую книгу не завалят судебными исками и ордерами, запрещающими публикацию.
— Что-то здесь происходит, — продолжил Хокс. — Что-то непонятное, — и поспешно вышел из поста службы безопасности.
— Он ведет себя так, словно «Пендлтон» принадлежит ему, — вслух возмутился Вернон. — Нарушает порядок работы службы безопасности, хочет, чтобы я помогал ему выслеживать какую-то симпатичную маленькую девочку, а потом уходит, даже не поблагодарив. Жаждущий денег, помешанный на оружии, бестолковый, наглый, самодовольный пустозвон, извращенец и мерзавец.
Он вновь сосредоточил внимание на северном коридоре третьего этажа. По-прежнему никаких следов Логана Спэнглера. Конечно же, этот старый пердун мог покинуть квартиру идиота-сенатора, пока Хокс отвлекал Вернона.
— Лицемерный поджигатель войны. Коварный, жадный сумасброд, — кипел Вернон. — Мошенник, невежда, пьяница, сифилитик, чванливый глупец, убийца детей, расистский сучий сын!
Сайлес Кинсли
Стоя на первом этаже у южного лифта, Сайлес хотел как можно быстрее добраться до поста службы безопасности и убедить охранника организовать немедленную эвакуацию «Пендлтона». Учитывая, что речь шла не о пожаре и не о заложенной бомбе, а об идее, что в здании серьезные нелады с фундаментальным механизмом времени, он понимал, что задача эта не из простых.
Но при всем желании побыстрее поднять тревогу Сайлес не решался нажать на кнопку вызова: мешали голоса, доносящиеся из-за раздвижных дверей. Десятки голосов, которые звучали одновременно. Он не мог определить язык, хотя говорил на четырех и более-менее знал еще два. Фонемы и морфемы этой странной речи указывали на то, что язык не просто примитивный, но еще и варварский, ограниченный, рожденный культурой, которая лишена милосердия, и говорили на нем люди, скорые на насилие и способные на любые жестокости, люди, чьи верования и цели не имели ничего общего с гуманистическим образом мышления. Интуиция — всегда тихий голос, едва слышно шепчущий из глубин сознания, но на этот раз она взвыла, как сирена, и Сайлес убрал руку с кнопки вызова в тот самый момент, когда синий свет просочился сквозь микроскопическую щель между створками двери лифта, словно им озарились стены шахты.
Марта Капп
Пока Марта шебуршала под «честерфилдом» бронзовой кочергой, которую взяла со стойки у камина, Эдна подняла шлейф своего обеденного платья, открыв туфли. Вероятно, она думала, что под диваном может сидеть что-то поменьше, необязательно ящерица-ядозуб, собрат Кобейна, может, даже мышь, и этот зверь мог из-под «честерфилда» прошмыгнуть под ее длинное платье, а потом забраться на одну из ее ног.
— Пожалуйста, дорогая, не тыкай кочергой столь агрессивно, — попросила Эдна.
— Пока я тыкаю только по воздуху.
— Но, если ты попадешь в какую-то живность, будь помягче. Не приводи это существо в ярость.
— Кто бы там ни сидел, сестра, он не поблагодарит нас за гостеприимство и не откланяется, уходя, — она перестала шебуршать кочергой. — Здесь никого нет.
Сидевшие на этажерке Дымок и Пепел зашипели, показывая, что источник их отвращения и страха по-прежнему в гостиной.
Марта отвернулась от «честерфилда» и принялась обследовать массивную викторианскую мебель, которой в гостиной хватало. И везде находились укромные места, что для мыши, что для ящерицы-ядозуба.
— Если это что-то сверхъестественное, — предупредила Эдна, — оно не испугается бронзовой кочерги.
— Это не сверхъестественное.
— Тебе не удалось рассмотреть. Такие уж они, сверхъестественные существа. Быстрые, едва заметные, непостижимые.
— «Быстро, едва заметно, непостижимо» — в полной мере описывает деяния моего первого мужа в спальне, а в нем не было ничего сверхъестественного.
— Зато он был очень милым.
На высоком насесте вновь возбужденно зашипели коты.
— Дорогая — «честерфилд»! — воскликнула Эдна.
Вновь повернувшись к большому дивану, Марта увидела, как что-то движется внутри. Набитое конским волосом сиденье ходило ходуном, вздымалось и опадало, словно под полосатой материей обивки ползало существо, размером не уступающее одному из котов.
Марта обошла диван спереди, широко расставила ноги и вскинула над головой кочергу.
— Возможно, это призрак, — предупредила Эдна. — Не бей призрака.
— Это не призрак, — заверила ее Марта.
— Если это хороший призрак, ударить его — святотатство.
Ожидая, пока тварь в диване замедлит движение или остановится, чтобы крепко приложить ее уже первым ударом, Марта с сарказмом спросила:
— А если это демонический призрак?
— Тогда, дорогая, тебе лучше оставить его в покое. Пожалуйста, вызови мистера Трэна, и пусть он им займется.
— Ты гений по рецептам, — ответила Марта, — а я бизнес-гений, и здесь нужно принимать бизнес-решение. Так пойди на кухню и что-нибудь испеки, пока я буду с этим разбираться.
На сиденье «честерфилда» обивка выпятилась и разорвалась. Незваный гость появился в облаке конского волоса.
Микки Дайм
Пока Микки на третьем этаже дожидался северного лифта, по «Пендлтону» вновь пробежала дрожь. Микки эти колебания нисколько не встревожили.
На Филиппинах он однажды последовал за двумя мужчинами к жерлу вулкана. Для выполнения контракта их требовалось убить. И когда он уже собрался нажать на спусковой крючок, гору затрясло. Волна раскаленной добела лавы накрыла обоих мужчин, испарив плоть и обуглив кости. Хотя Микки стоял в пятнадцати футах от них, на него не упало ни капли. Он ушел разве что с легким ожогом лица.
Ему нравился запах расплавленной лавы. Металлический, резкий, сексуальный.
Днем позже началось настоящее извержение. Но к тому времени он уже уютно устроился в люксе гонконгского отеля с молодой проституткой и баллончиком взбитых сливок. До сих пор помнил ее вкус.
Если вулкан не смог добраться до него, значит, он никому не по зубам.
Так что он, не задумываясь, вошел в кабину и поехал в подвал. Створки разошлись. Микки вышел в коридор.
Справа от него, в конце коридора и по другую его сторону за кем-то закрывалась дверь на лестницу. Он наблюдал, пока она полностью закроется. Ему нравился звук, с которым собачка входила в паз. Солидный такой, подводящий черту звук.
Он напомнил Микки звук тяжелых защелок больших чемоданов, в которые он упаковал останки официантки Мэллори, ее младшей сестры и подруги. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как он избавился от их тел, но события той пьянящей ночи он помнил в мельчайших подробностях, словно произошло все вчера. Только невероятная сила воли позволяла ему оставаться профессиональным убийцей, потому что в сердце его по-прежнему жил любитель, который жаждал убивать только из любви к убийству.
Наслаждаясь слабым запахом хлорки, он подождал: а вдруг кто-то вернется? Мелодичный звонок, сообщающий о прибытии кабины лифта, мог разжечь любопытство человека, только что вышедшего из коридора на лестницу. А ему ни к чему свидетель, который показал бы, что видел его в это время в подвале.
Постояв с полминуты, Микки повернулся и пошел налево, к посту службы безопасности. Открыл дверь и вошел.
Придурок сидел на рабочем месте. Клик. Пусть все они раньше работали в полиции, другие парни отрицательных эмоций у Микки не вызывали. За исключением Клика, этого самодовольного придурка, который постоянно что-то замышлял или вынюхивал.
Клик развернулся к нему лицом.
— Я вдруг стал популярным, как Джастин Тимберлейк или кто-то еще. Что привело вас сюда, мистер Дайм?