| They didn't get shot to death in hold-ups, strangled to death in rapes, stabbed to death in saloons, bludgeoned to death with axes by parents or children or die summarily by some other act of God. | Их не изрешечивали пулями-грабители, им не всаживали нож под ребро во время пьяной потасовки в пивной, им не раскраивали черепа топорами в семейной междоусобице. |
| Nobody choked to death. | Здесь никого не душили. |
| People bled to death like gentlemen in an operating room or expired without comment in an oxygen tent. | Здесь люди умирали корректно, как джентльмены, от потери крови на операциях или без лишнего шума испускали дух в кислородной палатке. |
| There was none of that tricky now-you-see-me-now-you-don't business so much in vogue outside the hospital, none of that now-I-am-and-now-I-ain't. | В госпитале не вели со смертью игры в прятки или в кошки-мышки, как это делалось за стенами госпиталя. |
| There were no famines or floods. Children didn't suffocate in cradles or iceboxes or fall under trucks. No one was beaten to death. | Здесь не было ни голода, ни мора, здесь детей не душили в колыбелях, не замораживали в холодильниках и они не попадали под колеса грузовиков. |
| People didn't stick their heads into ovens with the gas on, jump in front of subway trains or come plummeting like dead weights out of hotel windows with a whoosh!, accelerating at the rate of sixteen feet per second to land with a hideous plop! on the sidewalk and die disgustingly there in public like an alpaca sack full of hairy strawberry ice cream, bleeding, pink toes awry. | Здесь никого не забивали до смерти, здесь никто не травился газом на кухне и не бросался под поезд метро, не выбрасывался в окно отеля, летя камнем с ускорением шестнадцать футов в секунду в квадрате, чтобы шлепнуться о тротуар с жутким стуком и лежать на глазах у прохожих отвратительной кучей, истекая кровью и розовея вывихнутыми пальцами ног. |
| All things considered, Yossarian often preferred the hospital, even though it had its faults. | Одним словом, Йоссариан был уверен, что в госпитале лучше, хотя и здесь имелись кое-какие недостатки. |
| The help tended to be officious, the rules, if heeded, restrictive, and the management meddlesome. | Его лечили, но как-то без души. Распорядок дня, вздумай человек ему следовать, был слишком жестким, а обслуживающий персонал - не всегда тактичным. |
| Since sick people were apt to be present, he could not always depend on a lively young crowd in the same ward with him, and the entertainment was not always good. | Поскольку настоящим больным все же удавалось иной раз пробиться в госпиталь, Йоссариан не мог рассчитывать на то, что в палате его ждет интересная и веселая компания. К тому же и развлечения были довольно скудные. |
| He was forced to admit that the hospitals had altered steadily for the worse as the war continued and one moved closer to the battlefront, the deterioration in the quality of the guests becoming most marked within the combat zone itself where the effects of booming wartime conditions were apt to make themselves conspicuous immediately. | Йоссариану пришлось признать, что в госпиталях нынче стало не то: ведь шла война, и чем ближе госпиталь находился к линии фронта, тем более заметно ухудшался качественный состав его обитателей. |
| The people got sicker and sicker the deeper he moved into combat, until finally in the hospital that last time there had been the soldier in white, who could not have been any sicker without being dead, and he soon was. | Особенно это чувствовалось, когда госпиталь оказывался в зоне боев. Напряженность на фронте немедленно давала себя знать в госпитале. Со здоровьем у людей становилось все хуже и хуже, по мере того как они глубже увязали в войне. Когда Йоссариан в последний раз очутился в госпитале, он встретил там солдата в белом, у которого со здоровьем дело обстояло так плохо, что, стань оно хоть чуточку хуже, он бы умер, что, впрочем, вскоре и произошло. |
| The soldier in white was constructed entirely of gauze, plaster and a thermometer, and the thermometer was merely an adornment left balanced in the empty dark hole in the bandages over his mouth early each morning and late each afternoon by Nurse Cramer and Nurse Duckett right up to the afternoon Nurse Cramer read the thermometer and discovered he was dead. | Солдат в белом походил на толстую пачку бинта с темной дыркой наверху, надо ртом, и из этой дырки, как украшение, торчал градусник. |
| Now that Yossarian looked back, it seemed that Nurse Cramer, rather than the talkative Texan, had murdered the soldier in white; if she had not read the thermometer and reported what she had found, the soldier in white might still be lying there alive exactly as he had been lying there all along, encased from head to toe in plaster and gauze with both strange, rigid legs elevated from the hips and both strange arms strung up perpendicularly, all four bulky limbs in casts, all four strange, useless limbs hoisted up in the air by taut wire cables and fantastically long lead weights suspended darkly above him. Lying there that way might not have been much of a life, but it was all the life he had, and the decision to terminate it, Yossarian felt, should hardly have been Nurse Cramer's. The soldier in white was like an unrolled bandage with a hole in it or like a broken block of stone in a harbor with a crooked zinc pipe jutting out. The other patients in the ward, all but the Texan, shrank from him with a tenderhearted aversion from the moment they set eyes on him the morning after the night he had been sneaked in. | Когда обитатели палаты наутро обнаружили, кого им ночью тайком подложили в палату, - все, за исключением техасца, стали шарахаться от солдата с сострадательно-брезгливыми гримасами на лице. |
| They gathered soberly in the farthest recess of the ward and gossiped about him in malicious, offended undertones, rebelling against his presence as a ghastly imposition and resenting him malevolently for the nauseating truth of which he was bright reminder. | Люди собирались в дальнем углу палаты и злобным, раздраженным шепотом судачили о нем, возмущались тем, что их так подло провели, подсунув им этого солдата, крыли его на все корки, поскольку он был живым напоминанием о тошнотворно-неприглядной реальности. |
| They shared a common dread that he would begin moaning. | Всех пугало, что солдат будет стонать. |
| 'I don't know what I'll do if he does begin moaning,' the dashing young fighter pilot with the golden mustache had grieved forlornly. | - Не знаю, что и делать, - мрачно изрек летчик-истребитель, бравый юнец с золотистыми усиками. |
| 'It means he'll moan during the night, too, because he won't be able to tell time.' | - Увидите, он будет стонать ночь напролет. |
| No sound at all came from the soldier in white all the time he was there. The ragged round hole over his mouth was deep and jet black and showed no sign of lip, teeth, palate or tongue. | Но за все время пребывания в палате солдат в белом не издал ни звука. |
| The only one who ever came close enough to look was the affable Texan, who came close enough several times a day to chat with him about more votes for the decent folk, opening each conversation with the same unvarying greeting: | Единственным человеком, отважившимся подойти взглянуть на солдата, был общительный техасец. Несколько раз в день он подходил потолковать с солдатом насчет того, что порядочным людям надо бы предоставлять больше голосов на выборах. Он начинал разговор одним и тем же неизменным приветствием: |
| 'What do you say, fella? | - Ну что скажешь, приятель? |
| How you coming along?' | Как делишки? |
| The rest of the men avoided them both in their regulation maroon corduroy bathrobes and unraveling flannel pajamas, wondering gloomily who the soldier in white was, why he was there and what he was really like inside. | Остальные обитатели, облаченные в казенные вельветовые халаты коричневого цвета и облезлые фланелевые пижамы, избегали их обоих. Все мрачно размышляли, откуда взялся этот солдат в белом, кто он такой и как он там выглядит под бинтами. |
| 'He's all right, I tell you,' the Texan would report back to them encouragingly after each of his social visits. | - Он вполне здоров, поверьте мне, - сообщал техасец бодрым тоном после очередного визита вежливости к солдату. |
| 'Deep down inside he's really a regular guy. | - Сними с него бинты - и он окажется самым обыкновенным малым. |
| He's feeling a little shy and insecure now because he doesn't know anybody here and can't talk. |