ыну!
— С тех пор как мы прибыли из Штатов, у меня не было ни одной женщины, — хныкал полковник Модэс. — Можете себе представить, каково мне приходится.
Стоило генералу Дридлу невзлюбить кого‑нибудь, и он становился так же непримирим к этому человеку, как к полковнику Модэсу. Он не считал нужным притворяться, щадить чужие чувства и соблюдать условности. Своих подчиненных он различал только по их военным качествам. Все, что он требовал, — чтобы они делали свое дело; во всем остальном они могли делать все, что им заблагорассудится. Полковник Кэткарт был волен заставить своих подчиненных сделать и шестьдесят вылетов, раз это ему нравилось. Йоссариан был волен стоять в строю голым, если ему этого хотелось, хотя от такого зрелища у генерала Дридла тогда отвисла гранитная челюсть. Генерал железной поступью приблизился к шеренге, желая убедиться, что на человеке, который стоит перед ним в строю по стойке «смирно» и ждет, когда ему вручат орден, действительно нет ничего, кроме тапочек. Генерал Дридл потерял дар речи. Полковник Кэткарт был близок к обмороку, когда заметил Йоссариана, и подполковнику Корну пришлось подойти сзади и крепко ухватить полковника за руку. Стояла неправдоподобная тишина. Ровный теплый ветерок дул с пляжа. На шоссе, грохоча, выехала повозка с грязной соломой. Крестьянин в шляпе с обвислыми полями и в потертом коричневом костюме погонял черного ослика, не обращая никакого внимания на официальную военную церемонию, происходившую на небольшом поле справа от него. Наконец генерал Дридл заговорил:
— Возвращайся в машину, — рявкнул он через плечо медсестре, которая следовала за ним вдоль строя. Сестра, улыбаясь, засеменила к коричневой штабной машине, стоявшей ярдах в двадцати у края квадратного плаца. Храня суровое молчание, генерал дождался, пока захлопнется дверца машины, и затем спросил:
— Это еще кто такой?
Полковник Модэс сверился со списком.
— Это Йоссариан, папа. Он получает крест «За летные боевые заслуги».
— М‑да, будь я проклят! — пробормотал генерал Дридл. Его румяное массивное лицо смягчила веселая улыбка: — Почему вы не одеты, Йоссариан?
— Не хочу.
— Что значит «не хочу»? Какого черта вы не хотите одеться?
— Не хочу — и все, сэр.
— Почему он без одежды? — спросил через плечо генерал Дридл Кэткарта.
— Он с вами разговаривает, — шепнул подполковник Корн из‑за плеча полковнику Кэткарту и сильно толкнул его локтем в спину.
— Почему он без одежды? — спросил полковник Кэткарт подполковника Корна, морщась от боли и нежно поглаживая то место, куда его ткнул локтем подполковник Корн.
— Почему он без одежды? — спросил подполковник Корн капитанов Пилтчарда и Рена.
— На прошлой неделе во время налета на Авиньон был убит один из членов его экипажа и перепачкал его всего кровью, — ответил капитан Рен. — И он поклялся, что больше никогда не наденет форму.
— На прошлой неделе во время налета на Авиньон был убит один из членов его экипажа и перепачкал его всего кровью, — доложил подполковник Корн непосредственно генералу Дридлу. — Его форма еще не вернулась из прачечной.
— А где его другая форма?
— Она тоже в прачечной.
— А нижнее белье?
— Все его нижнее белье тоже в прачечной, — ответил подполковник Корн.
— Все это похоже на собачий бред, — изрек генерал Дридл.
— Это и есть собачий бред, сэр! — подтвердил Йоссариан.
— Не беспокойтесь, сэр, — заверил полковник Кэткарт генерала Дридла, метнув в сторону Йоссариана угрожающий взгляд. — Я даю вам честное слово, что этот человек будет сурово наказан.
— Да какое мне, черт побери, дело, будет он наказан или нет! — ответил генерал Дридл раздраженно. — Он только что заработал орден. Если он хочет получить его нагишом, на кой черт тут вмешиваться?..
— Я точно такого же мнения, — горячо откликнулся полковник Кэткарт и вытер лоб носовым платком. — Но как понимать ваши слова, сэр, в свете недавнего распоряжения генерала Пеккема по вопросу о надлежащем виде военнослужащих, находящихся в зоне боевых действий?
— Пеккем? — Лицо генерала Дридла помрачнело.
— Да‑да, сэр, — подобострастно поддакнул полковник Кэткарт. — Генерал Пеккем даже рекомендовал нам посылать наших людей в бой в полной парадной форме, чтобы, если их собьют, они могли произвести хорошее впечатление на врага.
— Пеккем? — в недоумении переспросил генерал Дридл.
— Какое, черт возьми, отношение имеет к этому Пеккем?
Подполковник Корн снова больно толкнул полковника Кэткарта локтем в спину.
— Абсолютно никакого, сэр! — лихо отрапортовал полковник Кэткарт, морщась от боли и яростно потирая место, куда его ткнул подполковник Корн. — Именно поэтому я и решил не обращать никакого внимания на это распоряжение, пока мне не представится случай обсудить его с вами. Должны ли мы полностью игнорировать это распоряжение, сэр?
Генерал полностью проигнорировал полковника Кэткарта, отвернувшись от него с презрительной усмешкой, и вручил Йоссариану орден в коробочке.
— Приведите сюда из машины мою девчонку, — приказал он полковнику Модэсу кислым тоном и не двинулся с места, пока сестра не присоединилась к нему.
— Немедленно передайте в штаб, чтобы уничтожили только что изданный мною приказ, обязывающий летный состав быть при галстуках во время выполнения боевых заданий, — торопливо зашептал сквозь зубы полковник Кэткарт подполковнику Корну.
— Я же советовал вам не делать этого, — усмехнулся подполковник Корн. — Но вы меня не послушали.
— Тсс, — остановил его полковник Кэткарт. — Черт побери. Корн, что вы наделали с моей спиной?
Подполковник Корн снова усмехнулся. Медсестра всегда сопровождала генерала Дридла, куда бы он ни пошел. Даже перед вылетом на Авиньон, глупо улыбаясь, она стояла в инструкторской у трибуны рядом с генералом Дридлом. Одетая в розово‑зеленую форму, она была ярка и свежа, как цветочная клумба. Йоссариан взглянул на нее и влюбился до беспамятства. В душе у него все оборвалось, он сидел опустошенный и онемевший. Слушая, как майор Дэнби монотонно и назидательно гудит, расписывая плотный концентрированный зенитный огонь, который ждет их у Авиньона, Йоссариан во все глаза глядел на ее полные красивые губы, на ее щеки с ямочками и вдруг застонал от глубокого отчаяния при мысли о том, что он может никогда больше не увидеть эту очаровательную женщину, с которой он даже не перекинулся словом и которую он сейчас любил так страстно. Он смотрел на нее, и все в нем вибрировало — так она была красива. Он благословлял землю, на которой она стояла. Он облизнул кончиком языка пересохшие губы и снова застонал от горя — на сей раз достаточно громко, чтобы привлечь к себе удивленные взгляды летчиков, сидевших на грубых деревянных скамьях в своих шоколадно‑коричневых комбинезонах, перетянутых белыми парашютными ремнями. Встревоженный Нейтли резко повернулся к нему.
— Что такое? — прошептал он. — Что случилось?
Но Йоссариан его не слышал. Жалость к самому себе, словно токами, пронизывала душу. В конце концов, медсестра генерала Дридла была не более чем румяная пышечка, но сердце его до самых краев переполняло любовное чувство. Он ненасытно вбирал ее взором — всю, от макушки до накрашенных ногтей на ногах. Ах, как ему не хотелось терять ее!
— Оооооооооооооооооооооо! — снова застонал он, и от его крика по рядам прошел гул. Волна замешательства и неловкости докатилась до стоявших на помосте офицеров и накрыла их с головой. Даже майор Дэнби, начавший было сверять часы, на мгновение чуть было не сбился со счета, и ему едва не пришлось начата отсчет заново. Нейтли проследил пронзительный взгляд Йоссариана, устремленный через весь длинный каркасно‑панельный зал, пока не уперся глазами в медсестру генерала Дридла. Догадавшись, что мучает Йоссариана, Нейтли побледнел от волнения.
— Прекрати, — предостерег Нейтли свирепым шепотом.
— Ооооооооооооооооооооо! — застонал Йоссариан уже в четвертый раз и на сей раз так громко и отчетливо, что услышали все.
— Ты с ума сошел! — яростно зашептал Нейтли. — Влипнешь в неприятность.
— Ооооооооооооооооооооо! — поддержал Йоссариана Данбэр из противоположного угла.
Нейтли узнал голос Данбэра. Поняв, что дело принимает катастрофический оборот, Нейтли отвернулся и еле слышно простонал:
— Оо!
— Ооооооооооооооооооо! — тут же откликнулся Данбэр.
— Ооооооооооооооооооо! — в отчаянии застонал Нейтли еще громче, поняв, что у него только что вырвался стон.
— Оооооооооооооооооооо! — снова откликнулся Данбэр.
— Ооооооооооооооооооо! — включился чей‑то совершенно незнакомый голос из другого конца зала. У Нейтли волосы стали дыбом.
Йоссариан и Данбэр отозвались дуэтом, а Нейтли, сжавшись от страха, тщетно искал какую‑нибудь дыру, в которую мог бы провалиться сам и затащить туда Йоссариана. Кое‑кто из летчиков уже давился смехом. Таинственный вирус заразил Нейтли, и он еще раз преднамеренно застонал. Ему снова эхом ответил еще один незнакомый голос. Ряды бурлили, инструкторская неудержимо превращалась в бедлам. Удивительный, жуткий, ни на что не похожий гомон становился все сильнее. Летчики топали ногами, из их рук выпадали вещи: карандаши, навигационные линейки, планшеты; со стуком ударялись об пол стальные бронешлемы. А те, кто не стонал, теперь хихикали в открытую. Неизвестно, чем бы кончился этот стихийный бунт, если бы генерал Дридл лично не вмешался и не прекратил стоны. Он решительно вышел на середину помоста, заслонив собой майора Дэнби, который с серьезным видом, упрямо наклонив голову, по‑прежнему сосредоточенно смотрел на свои наручные часы и отсчитывал:
— …Двадцать пять секунд… двадцать… пятнадцать…
Гримаса недоумения исказила крупное, властное, багровое лицо генерала Дридла, но тут же сменилась выражением мрачной решимости.
— Прекратить! — коротко приказал он, выпятив свою твердую, квадратную челюсть; глаза его сердито сверкнули. И сразу все кончилось.
— Я командую боевой частью, — проговорил он сурово, когда в комнате установилась полная тишина и летчики на скамьях съежились, оробев. — И пока я здесь командир, в этом полку не будет никаких стонов. Ясно?