– Может – час, может – несколько часов. А может и меньше. Это будет зависеть от множества факторов, в том числе и от уровня, с которого взят ключ. Тут годится аналогия с ключом от какого-нибудь дома: возможно, он открывает все двери, а возможно – подходит только к замку от какой-то одной комнаты. Нужно посмотреть. Так или иначе, это именно то, чего нам недоставало, чтобы добраться до «Прометея».
– Наверное, я лучше позвоню вам или пошлю сообщение, когда мы получим результат? – предложил Крис. – А то сейчас, я думаю, Тед Уоллер хочет видеть вас обоих.
Брайсон кивнул.
– Как мне помнится, когда мы виделись в последний раз, ты пыталась убить меня.
– Ах, это... – произнесла Лейла, вспыхивая. – Ну, ты же понимаешь – ничего лично против тебя я не имела.
– Конечно.
– Во всяком случае, мне показалось, что тебе, наверное, будет интересно узнать, что наш общий друг, Жак Арно, решил выйти из игры, – сказала Лейла, глядя на него ясным, уверенным взглядом.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Брайсон.
– Он предпринимает меры по ликвидации своих владений. Я бы сказала, что он действует как человек испуганный. Это не похоже на упорядоченное отступление или перемещение средств из одного сектора в другой. Не похоже на обычную деловую активность. Торговец смертью вознамерился уйти со сцены.
– Но это бессмысленно! – воскликнул Брайсон. – Я не вижу в этом никакой логики! А вы?
– Ну, – почти улыбаясь, произнесла Лейла, – для этого у нас есть аналитики вроде Елены. Чтобы найти логику в информации, которую с таким трудом собирают оперативники наподобие нас с тобой.
Елена продолжала безмолвствовать, задумчиво поджав губы. Затем в ее взгляде появилась сосредоточенность.
– Каков источник этих сведений?
– Один из главных соперников Арно. Почти такой же достопочтенный и даже несколько более безнравственный, чем сам Арно, – так сказать, братья по злодеяниям. И при этом он презирает Арно так же пылко, как Каин – Авеля. Его имя – Ален Пуарье. Наверняка вам уже приходилось его слышать.
– Так, значит, вы просто-напросто узнали от главного соперника Арно о начинающемся распаде предприятий Арно, – произнесла Елена.
– Можно сказать и так, – отозвалась Лейла. – Во всяком случае, если говорить по-английски. Несомненно, вам было бы куда легче осознать эти сведения, будь они изложены на языке алгоритмов. Я уверена, что ваши методы столь же загадочны по своей сути.
Уоллер наблюдал за пикировкой двух женщин, словно болельщик на трибуне Уимблдона.
– На самом деле, – заметила Елена, – наши методы начинаются с очень простой, общеизвестной предпосылки: всегда учитывай источник информации. Например, вы уверены, что Пуарье – враг Арно. Это вполне естественное предположение. Ведь именно так эти двое себя и ведут. И на самом деле проделывают это даже чересчур усердно.
– Что вы этим хотите сказать? – холодно поинтересовалась Лейла.
– Я думаю, что если вы копнете поглубже, то обнаружите, что на самом деле Пуарье и Арно – деловые партнеры. Владельцы нескольких тесно связанных между собой крупных холдинговых компаний. И все их соперничество – обычнейшая уловка.
Лейла сощурилась.
– Вы утверждаете, что добытая мною информация бесполезна?
– Отнюдь, – возразила Елена. – Сам тот факт, что вас надули – вычислили, кто вы такая, и скормили вам подобный слух, – является весьма ценной информацией. Очевидно, Арно желает, чтобы мы верили этой версии. Оценивать следует не саму фальшивку, а попытку распространить эту фальшивку.
Лейла некоторое время помолчала, потом угрюмо произнесла:
– Возможно, вы правы.
– Если Арно желает сбить нас со следа, расхолодить наш пыл, – заметил Брайсон, – то отсюда сам собою напрашивается вывод: Жак Арно является частью некоего предприятия, которое стремится избежать огласки. Они хотят, чтобы мы запутались и потеряли бдительность. Что-то должно произойти, причем в ближайшее время. Нам нельзя сейчас упускать ничего, ни единой мелочи. О господи, мы имеем дело с силой, которая располагает просто неимоверными знаниями и властью. Нам остается лишь надеяться, что нас они недооценили.
– Боюсь, – печально сказала Лейла, – что нас они оценили совершенно верно.
Уоллер покинул штаб-квартиру Директората и отправился в Париж, на какую-то неотложную встречу. А Брайсону и Елене пришлось пока что подождать. Чтобы скоротать время, они отправились прогуляться – вниз по горному склону, мимо живых изгородей из розмарина, вдоль берега Дордони. Они действительно находились во Франции: Брайсон понял это сразу же, как только они с Еленой поднялись наружу, покинув подземный центр. Главный вход размещался в старинном каменном особняке, выстроенном на склоне горы. Наблюдатель или случайный прохожий увидел бы лишь особняк, достаточно большой, чтобы можно было поверить, будто в нем разместился офис и лаборатории какой-то американской фирмы. В общем, американцы нашли подходящее местечко и живут в свое удовольствие. Это вполне объясняло, почему сюда приезжают всякие машины и почему на местный аэродром прилетают и улетают частные самолеты. Но никто не знал, насколько на самом деле велик этот центр и как глубоко он вгрызся в толщу горы.
Брайсон шел осторожнее, чем обычно, и старался беречь правый бок, но все равно время от времени на его лице появлялась гримаса боли. Они с Еленой спустились мимо скал и прошли по древней тропе паломников через долину. Здесь выращивали грецкие орехи, и долина была заполнена ореховыми фермами, льнущими к Дордони, этой древней реке, несущей свои воды мимо Суайяка и дальше, к Бордо. Это был край зажиточных, основательных крестьян, соли земли и суровых хранителей французской глубинки, – впрочем, за много лет некоторые из этих непритязательных каменных коттеджей стали домом для англичан, не мыслящих отдыха без поездки в Прованс или Тоскану. Выше на склонах располагались винодельни, производящие недурственное vin du pays[13]. В отдалении, севернее Кагора, раскинулся зеленый край, усеянный средневековыми городишками. Большие крестьянские семейства любили наведываться по воскресеньям в здешние ресторанчики, в которых им подавали скромные, но солидные блюда местной кухни. Брайсон и Елена забрели в лес, где у корней вековых деревьев прятались знаменитые трюфели: сведения об их «гнездах» передавались в здешних семьях из поколения в поколение и держались в тайне от всех чужаков, даже от владельцев земли.
– Это бь1ла идея Теда – обосноваться здесь, – пояснила Елена, когда они неспешно шли, держась за руки. – Нетрудно понять, почему человек, который так любит покушать, способен пылко влюбиться в этот край, с его винами, маслом грецкого ореха и трюфелями. Но его выбор был вполне практичен. Мы хорошо спрятались, получили вполне правдоподобное прикрытие, удобную взлетно-посадочную площадку. Кроме того, здесь проложены прекрасные шоссейные дороги, ведущие во всех направлениях – на север, к Парижу, на восток, в Швейцарию и Италию, на юг, к Средиземному морю, на запад, к Бордо и Атлантике. Моим родителям здесь нравилось.
В голосе Елены появились мягкие, задумчивые нотки.
– Они, конечно, скучали по родине, но это все-таки чудесно – провести свои последние годы в здешних краях.
Она указала на стоящую в отдалении группу каменных коттеджей:
– Мы жили в одном из тех домиков.
– Мы?
– Я жила вместе с ними, заботилась о них.
– Я рад за тебя. Моя потеря стала для них приобретением.
Елена улыбнулась и крепче сжала его руку.
– Знаешь, старая поговорка говорит правду. Mai raut, mai dragut.
– Разлука усиливает нежность, – перевел Брайсон. – А как насчет той поговорки, которую ты любила повторять – celor се due mai mult dorul, le pare mai dulce odorul? Разлука обостряет любовь, а пребывание рядом – укрепляет. Верно?
– Знаешь, Николас, мне было нелегко. Очень нелегко.
– И мне. Более чем.
– Я сумела заново выстроить свою жизнь без тебя. Но мне так и не удалось избавиться от боли и от ощущения потери. А тебе?
– Боюсь, мне было даже тяжелее – из-за неопределенности. Из-за множества вопросов, на которые я никак не мог отыскать ответ: почему ты исчезла, куда ты делась, что ты подумала?
– О, iubito! Те ador! Мы оба стали жертвами – жертвами и заложниками недоверия и подозрительности.
– Мне сказали, будто тебя приставили ко мне в качестве наблюдателя. Будто я был твоим заданием.
– Заданием? Мы влюбились друг в друга, и это произошло совершенно случайно. Смогу ли я когда-либо доказать, что тебе сказали неправду? Я полюбила тебя, Николас. И сейчас люблю.
Брайсон развернул перед ней все хитросплетения лжи, возведенные Гарри Данне, – историю о юноше, которого выбрали за талант полиглота и отличные физические данные, а потом завербовали, не раскрывая правды, манипулировали им, даже убили его родителей.
– Они очень умны, эти прометеевцы, – заметила Елена. – Когда организация настолько засекречена, как наша, не так уж сложно состряпать о ней правдоподобную ложь. А потом они сумели обставить все таким образом, будто ты стал нам врагом и пытаешься уничтожить нас – так что ты не мог проверить, правду ли тебе говорят.
– Но ты знаешь об Уоллере?
– О его...
– О его... его прошлом, – нерешительно произнес Брайсон.
Елена кивнула:
– О России. Да, он рассказал мне, вкратце. Но это было совсем недавно. Думаю, он пошел на такую откровенность лишь потому, что собрался вернуть тебя обратно и понимал, что мы не станем ничего друг от друга скрывать.
Тут раздался звонок мобильного телефона Елены.
– Слушаю.
Лицо женщины просияло.
– Спасибо, Крис.
Отключив телефон, Елена повернулась к Брайсону:
– Готово!
Крис Эджкомб вручил Елене стопку папок с красной каймой, распухших от распечаток.
– Дружище, когда код взломан – то он взломан. Пять скоростных лазерных принтеров уже дымятся, распечатывая это добро. Труднее всего оказалось подобрать способ транскрипции – чтобы превратить произнесенное слово в написанное, требуются огромные компьютерные мощности и масса времени, даже при наших процессорах. Но теперь мы близки к