разу в петлю лезть.
Мы хохотали над очередной шуткой, когда часы на башне пробили полночь.
- Ultima Forsan! – грянул первым тевтон, поднимая стакан полный вина.
Посетителей к тому времени в общей зале не осталось вовсе. Кто ушёл наверх, кто просто покинул его. И лишь незамеченный нами тощий тип в чёрном плаще с капюшоном, совершенно слившийся с тенью, неожиданно поднял оловянную кружку вместе с нами.
- Ultima Forsan! – поддержали мы тевтона, даже скандинав выкрикнул эти слова на латыни, их значение было известно всем.
Тощий тип с бледным лицом произнёс их вместе с нами, только гораздо тише, почти одними губами. Не знай я точно, что именно он говорит, догадаться было бы трудно.
На востоке забрезжили первые лучи рассвета. Усталая подавальщица, наверное, уже трижды успела проклясть нас с нашим бесконечным загулом. Тощий тип тоже не уходил, однако после того как выпил с нами в полночь, не подавал признаков жизни. Может быть, уснул там в своём углу? Хотя на трактирного нищего, из тех, кто предпочитает спать за столиком, он похож не был.
Дверь постоялого двора отворилась. Мы все обернулись на раннего гостя. Он сделал пару неуверенных шагов, входя внутрь. И тут у всех нас хмель ночного загула как рукой сняло. Потому что человек, одетый в рваньё, кое-как прикрытое длинным плащом, прижал обе руки к голове, словно она сейчас должна взорваться.
Первым на него среагировал пистольер. Дважды грянули его пистолеты. Он выхватил ещё пару – и выстрелил снова. Затем ещё два – последние. Разрядил и их. Все пули попали в цель, но одна не задела голову вошедшего. Они пробили ему обе руки, которые он прижимал к капюшону плаща, будто стараясь сдержать то, что рвётся из него. Ещё пара угодила в тело, но вошедший на них вообще никак не отреагировал.
Я же несколько дольше возился со своим пистолетом, прицелился в голову, как смог. Оружие подрагивало в руке – пусть в голове и прояснилось от ужаса, однако количество выпитого всё же сказывалось. Пуля пробила грудь человеку, но он не обратил внимания и на смертельное ранение.
Скандинав швырнул в него топорик – тот свистнул в воздухе, и должен был раскроить вошедшему череп. Но за мгновение до этого, человек оторвал руки от головы. Капюшон сполз на плечи, обнажая изуродованную чумой голову с искажённым мукой лицом, в немом крике раскрылся рот…
Топорик словно завис в воздухе, не долетев до головы одержимца считанных мил[16]. А на нас обрушилась вся сила твари…
Безмолвный крик её мы слышали не ушами, но всем телом. Он впивался в мозг, в душу, вырывая самые чёрные слова, дела и события, что происходили с нами.
Меня хватают мёртвые руки и волокут во тьму. Это – конец!
Мы стоим на коленях. Все – живы. Я, Гитана, Абеле, Чумной Доктор. В спину каждому упираются наконечники копий. Баум отдельно от нас. Его поддерживают несколько мертвецов, а за спиной стоит крыса с чудовищным стрекалом – длинные шипы на обруче его впиваются в могучую шею ландскнехта. Баум ещё жив, но видно, что чума уже сделала своё дело. Это – не человек, это уже ухмыляющийся morituri.
Стучат копыта по разбитой мостовой. Скрипят колёса кареты.
Чёрные сапоги с серебряными пряжками – это всё, что я вижу. Копьё упирается в спину сильнее, заставляя глядеть в пол. Изгибать шею я не решаюсь.
Очередь доходит и до меня. Длинные, бледные пальцы с чёрными ногтями берут мой подбородок, приподнимают лицо…
Всё обрывается в этот момент. Топорик скандинава раскроил-таки одержимцу череп. Тот рухнул на доски пола, замолчав навсегда.
Мы же замерли будто пьяные, пытаясь понять, на каком мы свете. Пистольер рухнул на колени, выронив оружие. Его начало рвать. Да и остальные чувствовали себя ничуть не лучше.
Потому не сразу сумели отреагировать на появление новых гостей. Они были одеты в чёрное, поверх кожаных курток – короткие плащи. В руках все сжимали мечи или длинные ножи, вроде гросмессеров или кацбальгеров[17]. Кое-кто был вооружён пистолетами или короткими арбалетами. И настроены новые гости оказались весьма серьёзно.
Никакого «Убить их всех!» или прочих предупреждений не было. Ворвавшиеся люди в чёрном сразу принялись убивать. Первой их жертвой стала только начавшая подниматься с пола подавальщица. Тощий тип – а все ворвавшиеся не могли похвастать могучим телосложением – вонзил ей в спину кацбальгер, с отвратительным хрустом провернул его в ране и вырвал из тела умирающей женщины.
Именно эта демонстрация бессмысленной жестокости и выдернула нас из оцепенения. Скандинав швырнул в первого же нападающего второй топорик, и тощий не успел даже дёрнуться – рухнул трупом рядом с телом подавальщицы. Следом упали ещё двое – их сразил сидевший в углу человек в капюшоне. Сейчас в руках он держал сложный, блочный лук с парой тетив и кольцами на концах для более сильного натяжения. Стрелял из него человек в капюшоне с поистине невероятной быстротой. Один, второй, третий напавший упали на дощатый пол с длинными стрелами в горле. И я готов пари держать, они даже не поняли, что же их убило.
Однако враги прибывали куда скорее, чем человек в чёрном успевал справляться с ними. Один прыгнул в окно, находившееся в считанных футах от него, проломив всем телом прочные ставни. Этот тип был таким же тощим, как и остальные, однако отличался высоким ростом. Он замахнулся на человека в чёрном топором на коротком древке, но тот успел перекатиться через стол, разорвав дистанцию, и пустил ему стрелу прямо в сердце. Тощий покачнулся и рухнул ничком.
- Давай к нам! – крикнул человеку в чёрном я. – Пистольер, айда наверх! Поднимай там всех на ноги!
- Прорываться будем? – деловым тоном спросил у меня тевтон, вполне отошедший от краткой атаки одержимца.
- Как получится, - пожал плечами я, поднимая палаш для защиты. – А вообще, лучше всего в кордегардию рвануть.
Тут мимо нас мелькнул силуэт человека в чёрном. Почти цирковым движением он метнулся следом за пистольером, замерев на третьей сверху ступеньке лестницы. И снова принялся пускать стрелы в наступающих. Однако тощих типов это не смутило – потери их как будто не интересовали вовсе.
И вот уже первый кинулся на меня с кацбальгером наперевес. Бойцом он был крайне скверным. Мне ничего не стоило увернуться от его удара. Меня опередил тевтон, прикончив врага быстрым выпадом. Я парировал удар следующего, и он тут же повалился под ноги своим товарищам со стрелой в горле. Третьего я уже прикончил сам. Он прыгнул на меня, целя гросмессером в лицо. Я легко отвёл его клинок в сторону, и вонзил ему в живот свой кинжал, который уже держал в левой руке. Памятуя о жестокости нападающих, я рывком вспорол ему тощее чрево, почувствовав, как клинок заскрежетал о кости позвоночника. Враг буквально рухнул на меня, и только в этот миг я понял очевидное.
Видимо, сила одержимца слишком сильно ударила мне по мозгам, и я лишь сейчас понял, кто же нападает на нас. Нечистые. Те, кого не убила чума. Morituri, лишённые права на смерть. Бледная кожа, чёрные сосуды вокруг выцветших глаз, и чёрные же ногти. Из раны на животе прямо мне на руку хлещет вовсе не кровь, а чёрно-бурый ихор.
Проклятье! Этого ещё не хватало! Все признаки один к одному.
Я оттолкнул умирающего на остальных врагов, добавив каблуком в грудь, чтобы отлетел подальше. Изо всех сил рубанул по неосторожно подставленной руке очередного врага. Тевтон тут же воспользовался моментом, обрушив свой меч на рёбра врага, сокрушив их могучим ударом. Взмахнув кинжалом, перехватил горло неосторожному нечистому, и сразу же пнул его ногой, отталкивая подальше, как и того, которому вспорол живот.
Хлопали выстрелы пистолетов. Щёлкали тетивы арбалетов. Но стрелками нечистые оказались не лучшими, чем бойцами. Пули выбивали щепу из столов, перил лестницы, ступенек. Все отчего-то палили именно в человека в чёрном, легко увёртывающегося от самых опасных пуль и болтов. Но большую часть попросту игнорировал, продолжая пускать в нечистых одну смертоносную стрелу за другой.
На галерее, ведущей к комнатам, появился пистольер. За ним быстро шагал отец семейства в сопровождении жены и детей. Что ж, значит, пришло время прорываться. Ждать остальных постояльцев смысла нет.
- На улицу! – скомандовал я.
Переводить мои слова скандинаву не потребовалось. Он каким-то особым бойцовским чувством понял, что надо делать. До того могучий воин сражался почти в пол силы. Теперь же он взревел как медведь, и ринулся на врагов, даже слегка опешивших от такого. Его секира на длинной рукоятке одинаково легко крушила нечистых, и каким-то чудом оставшиеся относительно целыми столы со стульями. Нам оставалось только следовать за ним.
Я подумал даже, что будь он со мной в последнем рейде, то всё могло бы обернуться иначе. Ведь сейчас, за считанные минуты, скандинав прикончил не меньше пяти нечистых, оставив их валяться на залитых кровью досках.
Мы вслед за могучим скандинавом вышли на улицу. Лишь человек в чёрном задержался на разгромленном постоялом дворе, чтобы собрать уцелевшие стрелы. Колчан его сильно опустел.
На улице же творилось нечто жуткое. Больше всего это напоминало финал штурма города, когда стены пали, ворота разбиты, и бои идут уже на улицах. Солдаты гарнизона отбивались от целых толп нападающих. Среди последних были не только нечистые, но бродячие мертвецы, которыми руководили люди, закутанные в чёрные плащи с головы до пят. Так одевались только не самые сильные некроманты, пытающиеся изо всех сил произвести на весь мир впечатление загадочности и скрытой силы.
Мы предусмотрительно нырнули обратно в разгромленный постоялый двор, пока на нас не обратила внимания ещё какая-нибудь группа врагов.
- И что теперь? – поинтересовался у меня тевтон, очищая клинок об оторванный от плаща мертвеца кусок ткани.
Хороший вопрос. Надо прорываться, но куда? В Пьяченце нет цитадели, ведь гарнизонный город должен по замыслу стать непреодолимой преградой на пути всего, что может вырваться из города скорби. Но теперь у солдат и горожан есть лишь два укрытия: церкви и кордегардии при казармах. Вот только там они окажутся в ловушке. Но есть ли выбор? На этот вопрос я и должен был, по большому счёту, ответить.