Огромное темное помещение с низким потолком, по размеру близкое к бальному залу (только без намека на декор), было наполнено шумом. Его производили тысячи черных и серых приборов и сотни сотрудников в девственно белых халатах, которые работали в десятках ярко освещенных и выкрашенных белой краской кабинок. Здесь было прохладно, поскольку это требовалось для нормальной работы приборов. В этом помещении находился центр связи КГБ, двадцать четыре часа в сутки принимавший информацию со всего мира.
Старый солдат поплелся по знакомому маршруту к проходу справа, затем влево к последней кабинке в дальнем конце огромного зала. Путь был долгий, у генерала участилось дыхание, ноги устали. Достигнув комнатки в конце зала, он вошел внутрь, кивнул оператору – мужчине средних лет, – который при виде посетителя снял Наушники. Он сидел перед пультом управления со множеством переключателей, индикаторов и кнопок. Родченко сел рядом с ним и, переведя дыхание, спросил:
– Вы получили сообщение из Парижа? От полковника Крупкина?
– У меня есть сообщение относительно полковника Крупкина, генерал. В соответствии с вашим указанием прослушивать все телефонные разговоры полковника, включая и международные, я несколько минут назад получил из Парижа пленку... Вас она может заинтересовать.
– Вы хорошо работаете, и я благодарен вам за это. И, как всегда, я уверен, что полковник Крупкин проинформирует нас о событиях... Но он, знаете ли, сейчас ужасно занят.
– Вы не должны мне ничего объяснять. То, что вы сейчас услышите, было записано около получаса назад. Наденьте наушники, пожалуйста.
Родченко надел наушники и кивнул. Оператор положил перед генералом блокнот и отточенный карандаш, нажал на несколько кнопок и откинулся назад. Всемогущий третий заместитель председателя Комитета подался вперед, вслушиваясь в магнитофонную запись. Поначалу генерал делал какие-то пометки в блокноте, потом стал быстро записывать все подряд. Пленка закончилась, и Родченко снял наушники. Узкие славянские глаза с набрякшими мешками сурово взглянули на оператора, морщины на лице казались еще более четкими.
– Уничтожить пленку вместе с катушкой, – приказал он, поднимаясь со стула. – Как обычно, вы ничего не слышали.
– Как обычно, генерал.
– И, как обычно, вы получите вознаграждение.
В 4.17 Родченко вернулся в свой кабинет и принялся просматривать записи. Невероятно! В это невозможно поверить, и тем не менее он сам слышал и слова, и голоса, которые их произносили!.. Не слова, которые касались монсеньера в Париже: он отходил на второй план – с ним при необходимости можно связаться в течение, нескольких минут... Это могло подождать, а вот другое не терпело отлагательства ни на одно мгновение! Генерал позвонил своему секретарю.
– Немедленно по спутниковой связи соедините меня с нашим консульством в Нью-Йорке. Включить все скремблеры.
Как это стало возможным?
«Медуза»!
Глава 32
Мари внимательно вслушивалась в голос мужа, который раздавался в телефонной трубке. Через несколько секунд она кивнула Мо Панову, сидевшему в противоположном конце номера гостиницы.
– Где ты? – спросила Мари.
– Звоню из телефона-автомата в «Плаза-Атене», – ответил Борн. – Буду у вас часа через два.
– Что происходит?
– Есть не только неприятности, но и некоторые успехи.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Мне нечего сказать.
– Что представляет из себя этот Крупкин?
– Он – большой оригинал. Привез нас в советское посольство, откуда я смог позвонить твоему брату.
– Да что ты!.. Как там дети?!
– Прекрасно. Все просто замечательно. Джеми отлично себя чувствует, а миссис Купер не дает Джонни даже коснуться Эдисон.
– Это означает, что братик не желает возиться с Элисон.
– Пусть так.
– Какой у них номер телефона? Я хочу позвонить им.
– Холланд устанавливает надежную линию связи. Мы узнаем номер через час-другой.
– Мне кажется, ты врешь...
– Пусть так. Тебе надо быть с детьми. Если я буду задерживаться, я перезвоню.
– Подожди минутку. С тобой хочет поговорить Мо...
В трубке что-то щелкнуло, связь прервалась. Заметив реакцию Мари, Панов покачал головой и сказал:
– Не бери в голову. Сейчас он расположен разговаривать со мной меньше, чем с кем бы то ни было.
– Он больше не Дэвид, Мо...
– Теперь его зовут по-другому, – мягко добавил Панов. – Дэвид не может справиться с этим.
– Кажется, это самое страшное, что я когда-либо от тебя слышала. Психиатр кивнул и сказал:
– Вполне может быть.
Серый «ситроен» припарковался по диагонали от подъезда фешенебельного дома на бульваре Монтеня, где жила Доминик Лавье. Крупкин, Алекс и Борн расположились на заднем сиденье. Конклин опять примостился на откидном сиденье. Беседа текла вяло, так как все трое тревожно смотрели в сторону стеклянных дверей подъезда.
– Вы уверены, что из этого что-нибудь получится? – спросил Джейсон.
– Я уверен только в том, что Сергей – настоящий профессионал, – ответил Крупкин. – Его готовили в «Новгороде», и его французский безукоризнен. У него при себе такой набор удостоверений личности, что это может сбить с толку даже отдел документов Второго бюро.
– А двое других? – настаивал Борн.
– Молчаливые помощники, полностью подчиняющиеся своему начальнику. К тому же в своем деле они – асы... Вот и Сергей!
Они увидели, как из стеклянных дверей вышел Сергей, который, повернув налево, пересек широкий бульвар и направился к «ситроену». Он приблизился к машине, обошел ее спереди и сел на место водителя.
– Все в порядке, – сказал Сергей, оборачиваясь назад. – Мадам еще не возвращалась... Квартира находится на втором этаже, первая справа, номер двадцать один. Мы ее тщательно проверили: никаких следов подслушивающих устройств не нашли.
– Ты уверен?! – спросил Конклин. – Мы не имеем права ошибаться, Сергей.
– Наше оборудование – самое лучшее, сэр, – засмеявшись, ответил сотрудник КГБ. – Мне неприятно об этом говорить, но его разработала по заказу Лэнгли «Дженерал электроникс корпорейшн».
– Два очка в нашу пользу, – сказал Алекс.
– И минус двенадцать, что позволили нам выкрасть технологию, – заключил Крупкин. – Кроме того, уверен, что давным-давно могли быть вшиты «жучки» в матрас мадам Лавье...
– Проверил, – перебил Сергей.
– Спасибо. Но я хотел заметить, что Шакал не мог расставить своих шпиков по всему Парижу. Это было бы слишком сложно.
– А где ваши помощники? – спросил Борн.
– В коридорах рядом с холлом, сэр. Я скоро к ним присоединюсь, кроме того, дальше по улице находится группа поддержки. Мы установили с ними радиосвязь... Давайте я подвезу вас к дому...
– Минутку, – остановил его Конклин. – Как мы попадем в дом? Что мы должны сказать консьержу?
– Все уже сказано, сэр, вам не надо ничего говорить. Вы уполномоченные служащие французской СЕДСЕ...
– Чего?.. – перебил его Джейсон.
– Службы внешней документации и контрразведки, – просветил его Алекс. – Это что-то вроде Лэнгли...
– А как же Второе бюро?
– Это специальное управление, – небрежно ответил Конклин, уносясь мыслями куда-то еще. – Кто-то считает, что это – элитное подразделение, кое-кто думает по-другому... Сергей, а проверки не будет?
– Уже была, сэр. Я показал консьержу и его помощнику удостоверение и назвал им номер телефона. Они позвонили, получили подтверждение моего статуса и убедились, что речь действительно идет о работе. Я им описал вас, попросил не отвлекать расспросами, а сразу пропустить в квартиру мадам Лавье... Давайте подъедем к дому – это произведет впечатление на консьержа.
– Иногда простота в сочетании с властностью лучше всего подходит для обмана, – заметил Крупкин. «Ситроен» маневрировал в потоке транспорта, направляясь к подъезду многоквартирного дома из белого камня. – Поставь машину за углом, Сергей, – приказал офицер КГБ. – Дай мне, пожалуйста, рацию.
Помощник протянул Крупкину миниатюрную рацию.
– Я дам вам знать, когда прибуду на место, – сказал он.
– Я смогу связаться с вами при помощи рации?
– Конечно. В радиусе ста пятидесяти метров эту частоту невозможно перехватить.
– Вперед, джентльмены.
Оказавшись внутри мраморного холла, Крупкин небрежно кивнул консьержу, сидевшему за стойкой. Джейсон и Алекс держались справа от советского разведчика.
– La porte est ouverte[126], – сообщил консьерж, избегая смотреть на них. – Меня не будет, когда приедет мадам, – продолжил он. – Как вы вошли в ее квартиру, мне неизвестно, но должно быть, через черный ход.
– Если бы не наш статус, мы несомненно им бы и воспользовались, – бросил Крупкин, направляясь вместе со своими спутниками к лифту.
Квартира Доминик Лавье представляла собой образчик высшего парижского шика. Стены гостиной были увешаны фотографиями популярных знаменитостей на показах мод и других светских мероприятиях, а также чертежами моделей одежды прославленных кутюрье.
Мебель в стиле Мондриана[127] поражала простотой линий и броскостью – преимущественно она была красного, черного и темно-зеленого цвета; столы, стулья и диваны лишь слегка напоминали названные предметы обстановки: они больше подходили для межпланетной станции.
И Конклин и русский по привычке начали осматривать содержимое столов и проглядывать различные листочки, которые лежали рядом с инкрустированным перламутром телефоном на странном темно-зеленом предмете.
– Если это стол, – удивился Алекс, – то где же, черт подери, ящики или ручки?
– Это образчик новейшей конструкции Леконта, – ответил Крупкин.
– Теннисиста? – спросил Конклин.
– Нет, Алексей, дизайнера, который конструирует мебель. Нажми на поверхность, и ящик выдвинется.
– Ты шутишь...
– Попробуй.