судя по всему, никогда не вернется.
Связной Шакала посмотрел на имя – он обязан вызубрить его наизусть и реагировать всякий раз, когда его произнесут. Это нетрудно: имя весьма распространенное. Поэтому он повторял его про себя вновь и вновь: Жан-Пьер Фонтен, Жан-Пьер Фонтен, Жан-Пьер...
Звук! Резкий, скрежещущий. Он был странным, не нормальным, выбивался из обычных глухих ночных гостиничных шумов. Борн выхватил из-под подушки пистолет, вскочил с кровати и прижался к стене. Звук повторился! Одиночный громкий стук в дверь его номера. Он встряхнул головой, стараясь припомнить... Алекс? «Стукну один раз». Все еще в полусне, Джейсон, пошатываясь, подошел к двери и прислонил ухо к деревянной обшивке.
– Кто там?
– Открой эту чертову дверь, пока меня кто-нибудь не увидел! – раздался из коридора приглушенный голос Конклина.
Борн открыл дверь, а отставной оперативник торопливо прохромал в номер, размахивая тростью так, словно она была ему ненавистна.
– Парень, ты совсем потерял форму! – воскликнул он, присаживаясь на край постели. – Я барабанил в дверь почти две минуты.
– Я не слышал.
– Дельта бы услышал, и Джейсон Борн тоже. А вот Дэвид Уэбб...
– Подожди еще денек, и ты больше не увидишь никакого Давида Уэбба.
– Это все разговоры! А я хочу, чтобы ты не болтал, а был в хорошей форме.
– Тогда сам перестань болтать и скажи, зачем пришел. Я даже не знаю, сколько сейчас времени.
– Я последний раз смотрел на часы, когда встретил Кэссета: было 3.20. Мне пришлось продираться сквозь кусты и перелезать через чертовски высокий забор...
– Что-о?
– Что слышал: перелезать через забор. Попытайся проделать это, когда у тебя протез... Знаешь, когда я учился в школе, я как-то выиграл спринтерский забег на пятьдесят ярдов.
– Ладно, хватит лирики... Что случилось?
– Эге... я вновь слышу Уэбба.
– Что случилось? И, пока собираешься с мыслями, скажи мне: кто, черт побери, этот Кэссет, о котором ты все время твердишь?
– Единственный человек, которому я доверяю в Вирджинии. Ему, да еще Валентине.
– Кому?
– Они из группы аналитиков, но надежные ребята.
– Что-о?
– Неважно. Господи, временами я мечтаю о том, чтобы надраться до чертиков...
– Алекс, почему ты здесь?
Конклин, сидя на кровати и все еще сердито сжимая трость, посмотрел на него снизу вверх.
– Я навел справки о наших филадельфийцах.
– Так вот в чем дело! Кто они такие?
– Нет, я здесь не поэтому. Я имел в виду, что это любопытно, но я здесь совсем по другому поводу.
– Тогда по какому? – хмуро и озабоченно спросил Джейсон, подходя к стулу возле окна и усаживаясь на него. – Мой эрудированный друг, побывавший в Камбодже и еще кое-где, не станет лазить через заборы в три часа ночи, если у него нет на то серьезных причин.
– Они были.
– Мне это ничего не говорит. Пожалуйста, рассказывай.
– Это Десоул.
– При чем тут душа[12]?
– Не душа, а Десоул.
– Ничего не понимаю.
– Он хранит все коды в Лэнгли. Не может произойти ничего такого, о чем он не знает; и ни одно расследование не проходит без его участия.
– Все равно не понимаю.
– Мы по уши в дерьме.
– Мне от этого не легче.
– Снова слышу Уэбба.
– Слушай, может, ты хочешь, чтобы я из тебя жилы вытянул?
– Ладно, ладно. Дай мне собраться с духом. – Конклин бросил трость на ковер. – Я не мог довериться даже грузовому лифту. Пришлось остановиться двумя этажами ниже и подыматься пешком.
– Это из-за того, что мы увязли в дерьме?
– Да.
– Но почему? Из-за Десоула?
– Верно, мистер Борн. Из-за Стивена Десоула – человека, который наложил лапу на все компьютеры в Лэнгли. Единственного молодца, который может прокрутить такие записи, что наша добрая старая дева – тетушка Грейс сядет в тюрьму за мошенничество, если он этого захочет.
– Куда ты клонишь?
– Это он – связной с Брюсселем, с Тигартеном в НАТО. Кэссет выяснил в кулуарах, что Десоул – единственный, кто поддерживает эту связь, причем у него есть собственный код, который недоступен никому другому.
– Что это значит?
– Кэссет до конца не знает, но он вне себя.
– Ты много ему наплел?
– Самый минимум. О том, что я работал над некоторыми вероятными кандидатами и вдруг каким-то странным образом выплыло имя Тигартена. Вполне вероятно, что это отвлекающий маневр или оно было использовано просто для эффекта, но я попросил узнать, с кем он вел переговоры в Управлении. Честно говоря, я думал, что им окажется Питер Холланд. Я попросил Чарли сыграть втемную.
– Что, как я понимаю, означает полную тайну.
– И даже еще раз в десять секретнее. Кэссет – самый ловкий малый во всем Лэнгли. Мне не надо было больше ничего говорить – он и так все понял. А теперь у него неприятности, которых еще вчера не было.
– Что он собирается делать?
– Я попросил его ничего не предпринимать пару дней, и он согласился. Чтобы быть точным – сорок восемь часов, а после этого он собирается потолковать с Десоулом.
– Он не должен этого делать, – твердо заявил Борн. – Что бы ни скрывали эти люди, мы воспользуемся ими, чтобы вытащить Шакала наружу. Воспользуемся ими, чтобы вытащить его, как тринадцать лет назад другие, похожие на них, воспользовались мной.
Конклин посмотрел вниз, затем вверх, на Джейсона Борна, и сказал:
– Все сводится к всемогущему «эго», не так ли? Чем сильнее «эго», тем сильнее страх...
– Чем крупнее приманка, тем больше рыба, – продолжил, перебивая его, Джейсон. – Много лет назад ты сказал мне, что у Карлоса «эго» стало размером с голову, которая у него и так чересчур большая, так что ему трудно оставаться в бизнесе, которым он занимается. Это было раньше, так остается и поныне. Если мы сможем заставить кого-нибудь из правительственных шишек послать ему сообщение, что он должен отправиться на охоту за мной и убить меня, он обязательно ухватится за это. И ты знаешь почему?
– Я только что тебе сказал – из-за его «эго».
– Верно, но есть еще кое-что. Он хочет, чтобы его уважали, этого ему не хватало больше двадцати лет, начиная с того момента, когда Москва отшвырнула его прочь. Он заработал миллионы, но его клиентами были главным образом отбросы общества. Несмотря на страх, который он вызывает, он все равно остается шпаной и психопатом. Его имя не было окружено легендами – только презрением, – и сейчас это бесконечно уязвляет его, доводит до белого каления. Тот факт, что он отправился в погоню за мной, чтобы свести старые счеты тринадцатилетней давности, подтверждает мои слова... Я как воздух нужен ему – точнее, моя смерть имеет для него жизненное значение, потому что я – дитя одной из тайных операций нашей службы. Именно поэтому он хочет проявить себя, доказать, что он лучше всех нас, взятых вместе.
– А может, и потому, что он по-прежнему убежден, что ты можешь его опознать.
– Я тоже сначала так думал, но прошло тринадцать лет, все это время я не давал о себе знать... Хм... об этом надо подумать.
– Тогда ты решил отбить хлеб у Мо Панова и составил психологический портрет Шакала.
– Это, по-моему, никому не заказано.
– Вообще-то да, но куда это нас приведет?
– Я уверен, что прав.
– Едва ли это можно считать ответом.
– Надо все делать так, чтобы комар носа не подточил, – настаивал Борн, подавшись вперед на стуле. Его локти опирались на голые колени, руки были сжаты в кулаки. – Карлос почует малейшее несоответствие – это первое, на что он обратит внимание. Этим бывшим из «Медузы» придется быть абсолютно искренними и абсолютно честно бить тревогу.
– Они и без того совершенно искренне напуганы, я уже говорил тебе об этом.
– Их надо довести до точки, пусть они сами обратятся за помощью к кому-нибудь наподобие Карлоса.
– Но к кому – я не знаю...
– И никогда не узнаем, – встрял Борн, – если не раскроем все их тайны.
– Но если мы начнем прокручивать диски компьютеров в Лэнгли, об этом узнает Десоул. Но если он с ними заодно, то предупредит остальных.
– Значит, мы не станем копаться в архивах Лэнгли. У меня, впрочем, и так достаточно материала для работы. Тебе надо только дать мне адреса и номера домашних телефонов. Это-то ты можешь сделать, верно?
– Конечно. Это запросто. Что ты собираешься делать? Борн улыбнулся и спокойно, даже ласково произнес:
– Как насчет того, чтобы взять их дома штурмом или загнать кому-нибудь шприц в жопу во время банкета?
– Вот теперь я слышу Джейсона Борна.
– Так оно и есть...
Глава 7
Мари Сен-Жак-Уэбб встретила карибское утро, потягиваясь в постели и глядя на стоявшую в нескольких футах колыбельку. Элисон сладко спала, не то что несколько часов назад. Тогда малышка так рыдала и кричала, что даже брат Мари, Джонни, не выдержал, постучал к ним в комнату, робко вошел и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь, надеясь в глубине души, что ему откажут.
– Может, переменишь пеленки?
– Да ты чего, – пробормотал Сен-Жак и испарился. Теперь, правда, она слышала, как снаружи, из-за ставней, раздавался его голос. Она знала – это он специально говорит громко, чтобы она слышала: он соблазнял ее сына Джеми совершить наперегонки заплыв в бассейне и так вопил, что его наверняка могли услыхать, на самом крупном из гряды островов – Монсеррате. Мари буквально выползла из постели, встала и направилась в ванную комнату. Умывшись, расчесав золотисто-каштановые волосы и надев купальный халат, она вышла во внутренний дворик и направилась к бассейну.
– А вот и Map! – закричал ее загорелый, темноволосый и красивый младший брат, плескавшийся в воде рядом с ее сыном. – Надеюсь, мы тебя не разбудили? Мы просто хотели немного поплавать.
– Для этого совсем не обязательно кричать так, чтобы об этом знали английские посты береговой охраны в Плимуте.