— Я помогу, потому что мне приказали, а вовсе не из-за ваших слов. Но если вы попытаетесь узнать больше, чем необходимо для достижения вашей цели, вы отсюда не выйдете. Ясно?
— Не только ясно, но и логично. Помимо обычного удивления и любопытства, которые я буду изо всех сил стараться подавлять, мне нет никакого дела до объектов Новгорода. В конечном счете, по-моему, это путь в никуда… Однако, уверяю вас, все это сильно напоминает Диснейленд.
Непроизвольный смех Бенджамина пробился через соломинку и взорвал пену на его молочном коктейле.
— Вы бывали в Анахейме?
— Никогда не мог позволить себе это.
— У нас были дипломатические пропуска.
— Боже, а вы, оказывается, тоже человек. Пойдем. Давайте пройдемся и кое-что обсудим.
Они перешли по миниатюрному мосту в Нью-Лондон, Коннектикут , родину американского производства подводных лодок, и пошли вдоль Волхова, который здесь был превращен в тщательно охраняемую военно-морскую базу — все очень реалистично миниатюризировано. Высокие ограды, вооруженные охранники из «зеленых беретов» патрулировали территорию вдоль бетонных пирсов, возле которых из воды торчали огромные модели рубок американского атомного подводного флота.
— У нас есть все станции, все графики, все устройства и уменьшенный каждый дюйм пирса, — сказал Бенджамин. — А также сдублированы охранные процедуры. Разве это не безумие?
— В данный момент — нисколько. Мы достаточно хороши.
— Да, но мы лучше. За исключением незначительного недовольства, мы верим. А вы только принимаете.
— Что?
— Несмотря на вашу болтовню, белая Америка никогда не была в рабстве. А мы были.
— Это вовсе не давняя история, молодой человек, а скорее выборочная история, не так ли?
— Вы говорите, как профессор.
— А если я скажу, что был им?
— Я бы мог аргументированно с вами поспорить.
— Только если бы вы оказались в достаточно демократичном заведении, которое позволило бы вам оспаривать официальные утверждения.
— О, бросьте! Банальная академическая свобода уже давно у нас есть. Загляните в наши общежития. У нас есть рок и голубые джинсы и больше травы, чем вы сможете найти бумаги, чтобы сделать самокрутки.
— Это прогресс?
— Верите ли, это начало.
— Мне придется поразмыслить над этим.
— Вы действительно можете помочь моей матери?
— А вы действительно можете помочь мне?
— Надо попробовать… Хорошо, этот ваш Карлос Шакал. Я слышал о нем, но немного. Директор Крупкин коворит, что это очень плохой парень.
— Слышу акцент Калифорнии.
— Иногда это проявляется. Не обращайте внимания. Я там, где хочу быть, и ни минуты в этом не сомневаюсь.
— Я бы не посмел.
— Что?
— Вы продолжаете спорить…
— Шекспир сказал это лучше. Моей второй специализацией в UCLA была английская литература.
— А первой?
— Американская история. Что еще, дедушка?
— Спасибо, внучек.
— Так вот, Шакал… — сказал Бенджамин, прислонившись к ограде Нью-Лондона. Несколько охранников, заметив это, побежали было к нему. — Простите! — крикнул он по-русски, потом поправился, перейдя на английский: — Нет, нет! Я хотел сказать, извините. Я тренер!.. О, черт!
— Об этом доложат? — спросил Джейсон, когда они быстро пошли прочь.
— Нет, они слишком тупы. Это вспомогательный персонал в военной форме; ходят по своим постам, но на самом деле ничего не понимают. Только кого и что надо пресекать.
— Собаки Павлова?
— Кто может быть лучше? Животные не умнеют; они перегрызают глотки и роют себе норы.
— Что возвращает нас к Шакалу, — сказал Борн.
— Не понял.
— Не важно. Это символично. Как может он сюда проникнуть?
— Никак. Каждый охранник в каждом тоннеле знает имя и серийные номера новгородских документов, которые он забрал у убитых в Москве агентов. Если он появится, его застрелят без предупреждения.
— Я сказал Крупкину так не делать.
— Ради Бога, почему?
— Потому что это будет не он, и пострадают невинные. Он зашлет других, может быть двух или трех в разные комплексы, прощупывая, запутывая, пока не найдет способ пробраться внутрь.
— Ты спятил. А что будет с человеком, которого он зашлет?
— Это его не волнует. Если их застрелят, он это увидит и узнает кое-что.
— Ты действительно псих. Где он возьмет людей для этого?
— Где угодно, где есть люди, которые думают, что получат за несколько минут свою месячную зарплату. Он может наплести им, что они нужны ему, чтобы провести обычную проверку бдительности охранников — ведь у него есть документы, доказывающие, что он должностное лицо. А если еще добавить денег, то у людей пропадет всякая подозрительность.
— И у первых же ворот он лишится этих документов, — настаивал тренер.
— Отнюдь. Он проедет свыше пятисот миль через десяток городов. Он легко может сделать копии где угодно. В ваших бизнес-центрах имеются копировальные аппараты; их полно, и слегка поработать над копиями, чтобы они выглядели как настоящие, не составит ему труда. — Борн остановился и посмотрел на американизированного русского. — Мы говорим о деталях, Бен, а они, поверь, не имеют сейчас значения. Карлос направляется сюда, чтобы оставить о себе память, и у нас есть одно преимущество, которое может поломать все его планы. Если Крупкину удалось продвинуть историю в новости, то Шакал думает, что я мертв.
— Весь мир думает, что ты мертв… Да, Крупкин говорил мне; это было неглупо. Здесь ты рекрут по имени «Арчи», но я знаю, кто ты, Борн. Даже если бы я не слышал о тебе раньше, то точно услышал бы по радио теперь. Радио Москва несколько часов подряд талдычило только о тебе.
— Тогда можно быть уверенными, что Карлос тоже слышал эту новость.
— Без вопросов. Каждая машина в России оборудована радиоприемником; это стандарт. На случай американского нападения, например.
— Разумно.
— Ты действительно убил Тигартена в Брюсселе?
— Это не…
— Меня не касается, понял. Какой у тебя план действий?
— Крупкин должен был предоставить все мне.
— Предоставить что?
— Проникновение Шакала.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Используй Крупкина, если понадобится, но сообщи во все тоннели, на каждый вход в Новгород, чтобы они впускали любого с теми бумагами. Я думаю, их будет три или четыре, может быть пять. За ними надо будет следить, но им не нужно препятствовать.
— Ты только что заслужил комнату с мягкими стенами. Ты псих, Арчи.
— Нет, я не псих. Я сказал, чтобы за ними следили, чтобы охранники поддерживали постоянный контакт с нами.
— И?
— Один из них исчезнет в течение нескольких минут. Никто не сможет понять, куда он подевался. Это и будет Карлос.
– И?
— Он решит, что он неуязвим, что волен делать все, что захочет, потому что думает, что я мертв. Это развязывает ему руки.
— Почему?
— Потому что мы оба, он и я, знаем, что только один из нас сможет выследить другого, будь то в джунглях или в городах. Это ненависть, Бенджамин. Или отчаяние.
— Не слишком ли эмоционально? И абстрактно.
— Ничуть, — ответил Джейсон. — Я способен думать, как это делает он — меня научили этому много лет назад… Давай продумаем возможности. Насколько тянется Новгород вдоль Волхова? Тридцать, сорок километров?
— Сорок семь, если точно, и ни один метр невозможно пересечь незамеченным. По воде проведены магниевые трубки так, чтобы не мешать подводной жизни, но способные поднять тревогу. На восточном берегу установлены сетки, реагирующие на изменение веса. Все, что весит больше девяноста фунтов, моментально поднимает тревогу, и телевизионные мониторы и прожекторы сразу фокусируются на нем. И даже если восьмидесятидевятифунтовый дистрофик доберется до забора, его лишит сознания электрический ток при первом же прикосновении; аналогично и с магниевыми трубками в реке. Хотя, конечно, падающие деревья и плавающие бревна, а также крупные звери доставляют службе безопасности некоторые хлопоты. Но это лишь полезно для дисциплины, я думаю.
— Тогда остаются одни тоннели, — сказал Борн, — верно?
— Ты сам прошел через один из них. Что я могу тебе сообщить, чего ты еще не видел? Разве, что металлические ворота буквально обрушиваются вниз при малейшей тревоге, и при необходимости тоннель можно затопить водой.
— Все это известно и Карлосу. Он проходил здесь обучение.
— Много лет назад, как сказал мне Крупкин.
— Много лет, — согласился Джейсон. — Интересно, многое ли изменилось с тех пор?
— С точки зрения технологии можно написать несколько томов, особенно по коммуникациям и системам безопасности, но не с точки зрения основ. Не тоннели и не мили сеток под и над водой; они построены на пару столетий вперед. Что же касается комплексов, то в них всегда происходят какие-нибудь незначительные изменения, но не думаю, что когда-нибудь станут разрушать улицы или строения. Легче будет передвинуть дюжину городов.
— Стало быть, какими бы ни были изменения, они в основном косметические. — Они дошли до миниатюрного перекрестка, где неприветливый полицейский штрафовал упрямого водителя за нарушение правил дорожного движения. — К чему это все? — спросил Борн.
— Цель задания — разыграть несогласие с наказанием. В Америке люди часто, обычно шумно, спорят с полицейскими офицерами. Здесь так не бывает.
— Как и задавать вопросы власти, вроде студента, спорящего с профессором? Что-то мне не верится, что такой подход очень уж популярен здесь.
— Это тоже совсем по-другому.
Джейсон услышал отдаленный гул и посмотрел на небо. Там он увидел легкий одномоторный морской самолет, летевший вдоль Волхова на юг. — Мой Бог, по воздуху, — промолвил он, будто сам себе.
— И не думай, — возразил Бенджамин. — Это наш… Снова технологии. Во-первых, приземлиться некуда, кроме патрулируемых вертолетных площадок; и во-вторых, мы защищены радаром. Любой неизвестный самолет в радиусе тридцати миль отсюда будет уничтожен с воздушной базы в Белополе. — На противоположной стороне улицы собралась небольшая толпа, наблюдавшая за спором водителя с полицейским. Водитель хлопнул рукой по крыше «шевроле», поддерживаемый толпой. — Американцы могут быть такими