Интерком на столе доктора загудел. Он поспешно нажал на консоли клавишу ответа.
— Да?
— Линия чистая, сэр, — сказал агент, отвечающий за безопасность телефонных переговоров, один из всей приставленной к нему команды, с которым Панов смог более или менее познакомиться.
— Человек на линии представился как Тредстоун, мистер Д. Тредстоун.
— Соедините меня, — хмуро сказал Мо Панов. — И прошу вас, не подслушивайте и не записывайте этот разговор. Этот человек — мой пациент, и наши отношения строго конфиденциальны.
— Хорошо, сэр. Отключаюсь.
— Что-что?.. Ну ладно.
Психиатр снял трубку и с трудом заставил себя не кричать:
— Сукин сын, ты почему не позвонил мне до того, как все это началось?
— Если это хоть как-то оправдывает меня, то я не хотел, чтобы у тебя случился сердечный приступ.
— Где ты и чем занимаешься?
— Прямо сейчас?
— Да, хотя бы.
— Дай подумать. Я взял напрокат машину и в настоящее время нахожусь в квартале от одного дома в Джорджтауне, которым владеет председатель Федеральной Комиссии по торговле, и разговариваю с тобой из телефонной будки.
— Бога ради, что ты собираешься там делать?
— На этот счет тебя просветит Алекс. Я же хочу, чтобы ты позвонил Мари на остров. Я пару раз пытался дозвониться ей из отеля, но линия все время была занята. Скажи ей, что со мной все в порядке, в абсолютном порядке, и пусть не грустит. Можешь ты это для меня сделать?
— Могу, но меня ты не проведешь. Ты знаешь о том, что даже голос твой изменился?
— Этого ей говорить не стоит, доктор. Если ты мне друг, ты ничего ей не скажешь.
— Хватит, Дэвид. Эта игра в Джекила и Хайда ни до чего хорошего не доведет.
— Ей ни слова, если ты мне друг.
— Ты вошел в штопор, Дэвид. Не нужно доводить себя до крайностей. Приходи ко мне, нам нужно поговорить.
— Нет времени, Мо. Я вижу, что лимузин этого жирного кота подкатывает к подъезду его дома. Мне пора приниматься за работу.
— Джейсон!
Трубка молчала.
Спустившись по металлическим ступеням трапа реактивного авиалайнера, на землю аэропорта Блэкбурн, Монтсеррат, под жаркое карибское солнце, ступил Брендан Патрик Пьер Префонтейн. Местное время было три часа пополудни. Толстые пачки долларов в его карманах очень и очень помогали ему сохранять присутствие духа. Чрезвычайно примечательным, по мнению Префонтейна, являлся тот факт, что именно наличие денег вселяло в него чувство покоя и безопасности. Самым главным, продолжал твердить он себе, было помнить то, что мелкие купюры, его сдача, десятки и двадцатки, лежат в правом переднем кармане брюк и не в коем случае не ошибиться, чтобы не предъявить на свет пачку сотенных, дабы никто из окружающих не принял его за богатого туриста. Он всегда старался держаться в тени и быть как можно более неприметной и случайной фигурой. Пребывая в подобном имидже, он собирался как можно более непринужденно задавать на территории аэропорта весьма важные вопросы о женщине с двумя детьми, прибывших на частном самолете прошлым утром.
Это и многое другое привели к тому, что он ощутил нарастающее беспокойство, когда совершенно потрясающая негритянка, клерк у стойки иммиграционного контроля, переговорив предварительно с кем-то по телефону, повесила трубку и сказала, обращаясь именно к нему:
— Не будете ли вы так добры, сэр, проследовать со мной?
Ее прекрасное лицо, живой и звонкий голос ничуть не умерили волнение судьи. Ибо красота и грация приглашающей его куда-то девушки совершенно не исключали последующий за этим суровый прием.
— Что-то не в порядке с моим паспортом, юная леди?
— Не сказала бы, сэр.
— В таком случае, в чем дело? Почему бы вам попросту не проштемпелить мой паспорт и не позволить мне пройти?
— Все ваши печати уже на месте и проход разрешен, сэр. С этим нет проблем.
— Тогда за чем, собственно?..
— Пожалуйста, пройдемте со мной, сэр.
И они прошли к стеклянному кубическому сооружению с табличкой на стеклянной же двери, которая оповещала всех желающих, что здесь находится сам «Начальник иммиграционной службы». Прекрасная сотрудница иммиграционного сервиса предупредительно открыла дверь, еще раз улыбнулась и жестом предложила пожилому человеку войти внутрь. Префонтейн последовал приглашению, внезапно опасаясь возможности обыска и обнаружения при нем денег, воображая при этом все возможные вытекающие из этого ужасы. Он не знал, который из островов вовлечен в сферу наркобизнеса, но если этот — один из подобных, то тысячи баксов в его карманах моментально поставят его под подозрение. Пока негритянка пересекала стеклянный кабинет и передавала низкорослому, коренастому начальнику иммиграционной службы его паспорт, в голове судьи с огромной скоростью складывались и рассыпались варианты разнообразных объяснений. Девушка наградила Брендана последней, самой ослепительной улыбкой и вышла за дверь, осторожно прикрыв ее за собой.
— Мистер Брендан Патрик Пьер Префонтейн, — провозгласило официальное лицо, прочитывая написанное в паспорте.
— Совершенно верно, — вежливо, но не без некоторого достоинства, ответил Брендан. — Вместо «мистер» обычно ставится «судья», хотя вероятно в данной ситуации это не важно, если я не ошибаюсь, как вы считаете? Вероятно, это есть следствие ошибки одного из моих младших служащих. Я обязательно разберусь с ним по возвращению домой и если это он, то ему придется несладко.
— О, совсем нет, сэр… судья, — возразил, выговаривая фразы с четко выраженным британским акцентом темнокожий чиновник, форменный костюм на массивном теле которого был натянут как кожа на барабане. Он торжественно поднялся из кресла и протянул через стол руку.
— В действительности, если кто ошибся, так это, по всей видимости, я.
— Прекратите, полковник, мы все подчас совершаем промахи.
Брендан пожал протянутую ему руку.
— Насколько я вас понял, я могу идти? У меня здесь намечена встреча…
— Именно это он и говорил!
Брендан высвободил руку из крепкого иммиграционного пожатия.
— Прошу прощения?
— Это я должен перед вами извиниться. Естественно, полная конфиденциальность.
— Что-что? Не могли бы вы объясниться?
— Мне ясна приватность вашего визита, — продолжил негр, произнося слово «приватность», как «приуатноссь». — Ваш знакомый предупредил нас об этом, в связи с чем мы считаем своим долгом оказать вам полное содействие во всех службах Ее Величества.
— Все это чрезвычайно похвально, бригадир, но боюсь, что я так ничего и не понял.
Начальник иммиграционной службы продолжил объяснения, зачем-то при этом понизив голос.
— Сегодня утром прибыло одно очень известное лицо, вам известно об этом?
— Я не сомневаюсь, что высокопоставленные люди часто посещают ваши прекрасные острова. Кстати, меня именно поэтому и пригласили сюда.
— О да, приуатноссь!
— Да, конечно, приуатноссь, — согласился бывший судья, размышляя про себя о том, все ли у начальника дома. — Не могли бы вы выражаться чуточку пояснее?
— Естественно. Он сказал мне, что ему предстоит встретиться здесь кое с кем. С неким коллегой или товарищем, у которого он должен получить консультации. Однако после непродолжительного приема, в очень ограниченном, избранном круге приглашенных и без прессы, естественно, он был препровожден прямо к трапу самолета, вылетевшего на соседний остров, что, само собой, помешало ему совершить столь желанную для него конфиденциальную встречу. Теперь, я надеюсь, ситуация прояснилась?
— Как Бостонская гавань в бурю, генерал.
— Очень хорошо. Я понимаю. Приуатноссь… В связи с вышеизложенным весь наш штат был оповещен о том, что друг известного лица может разыскивать его на территории аэропорта, анонимно, разумеется.
— Да, конечно. — «Совсем спятил», промелькнуло при этом в голове Брендана.
— Имея в виду такую возможность, — продолжил чиновник, с трудом сдерживая триумф, — я, в свою очередь, предположил, что друг известного лица так же мог прилететь на наш остров для рандеву.
— Отличная догадка.
— Просто немного логики. Следующей осенившей меня мыслью было проверить списки пассажиров прибывающих рейсов, имея в виду преимущественно первый класс, соответствующий социальному статусу друга известного лица.
— Живой пример ясновидения, — пробормотал судья. — И вы выбрали меня.
— Ваше имя, уважаемый мистер! Пьер Префонтейн!
— Моя благоверная, покойная мать без сомнения оскорбилась бы, узрев в этом упущение «Брендана Патрика». Так же как и французы, ирландцы очень щепетильны в таких вопросах.
— Но вы с ним родственники. Я сразу же понял это!
— Действительно?
— Пьер Префонтейн!.. Жан-Пьер Фонтейн. Видите ли, я специалист по иммиграционной процедуре, можно сказать эксперт, я изучал методы многих стран. Ваше имя для меня великолепный пример, глубокоуважаемый судья. Волна за волной, иммигранты пребывали в Штаты, где это сопровождалось смешением наций, рас и языков. В процессе ассимиляции имена многих иммигрантов изменились, полностью или частично, по их желанию или по вине измученных огромным количеством работы клерков. Но корни фамилий часто сохранялись, что и произошло с вами. Семейство Фонтейн превратилось в Префонтейн, а человек, с которым так стремилось встретиться наше известное лицо, есть ни кто иной, как член американской ветви единого клана!
— Меня просто пугает ваша прозорливость, — негромко похвалил начальника Брендан, не понимая, почему в кабинете до сих пор еще нет дюжих медбратьев со смирительными одеждами. — Не могло ли это быть просто совпадением? Фонтейн — имя чрезвычайно распространенное во Франции, но, насколько мне известно, Префонтейны сосредоточены преимущественно в окрестностях Марселя.
— Да, конечно, — подхватил чиновник, снова понижая голос до шепота и при этом еще и подмигивая Брендану. — Это было бы так, без предварительных звонков с набережной Д\'Орсе в Париже и английского МИДа и их инструкций по организации встречи известного лица. Окажите ему уважение, окружите его заботой, сохраняйте его анонимность и доставьте его в местное курортное местечко. Данное лицо желает полной приуатносси… Кроме того, великий воин желает конфиденциальной встречи с кем-то, кого он не нашел. Возможно, знаменитость пытается сохранить родственную прина