нее призовой кусок. Так же поступит и он, сбросив кожу мистического хамелеона, обернувшись еще более крупным хищником — скажем, бенгальским тигром — который может перекусить шакала пополам… Почему эти образы так важны? Почему? Он знал, почему, и это знание наполняло его пустотой, желанием обрести нечто, потерянное в прошлом — он больше не был Дельтой, опасным партизаном «Медузы», как не был он и Джейсоном Борном из Парижа и Дальнего Востока. Постаревший, сильно постаревший Дэвид Вебб продолжал борьбу, пытаясь разобраться во всем этом насилии и безумии.
Нет! Убирайся! Ты ничто, а я все!.. Уходи, Дэвид, ради Бога, уходи.
Борн сошел с аллеи и побежал по жесткой и острой тропической траве к боковому входу в гостиницу. Еле переводя дыхание, он перешел на шаг, заметив, что кто-то выходит из дверей, но, узнав человека, побежал дальше. Это был один из немногих работников Транквилити, кого он запомнил, и один из немногих, кого он хотел бы забыть. Невыносимый сноб, помощник управляющего по имени Причард, болтливый зануда, хотя и трудолюбивый, всегда всем напоминавший про высокое положение своей семьи на острове Монтсеррат — особенно дяди, заместителя начальника иммиграционной службы; как подозревал Дэвид Вебб, это было не случайное совпадение для «Транквилити Инн».
— Причард! — крикнул Борн, приближаясь к нему. — Ты взял пластырь?
— Сэр, это вы! — вскрикнул с искренней тревогой помощник управляющего. — Вы еще здесь? Нам сказали, что вы уехали после обеда…
— О, черт!
— Сэр?.. Мне так больно выражать вам свое сочувствие…
— Вот и молчи, Причард. Понимаешь меня?
— Конечно, ведь я не смог поздороваться с вами утром, потому что меня здесь не было, а после обеда я не смог с вами попрощаться и принести свои соболезнования, так как мистер Сент-Джей дал мне работу на вечер, даже на ночь…
— Причард, я тороплюсь. Отдай мне пластырь и никому — никому — не говори, что видел меня. Ты все понял?
— О, да, сэр, я понял, — ответил Причард, отдавая три рулона эластичной ленты разного размера. — Я надежно сохраню такую важную информацию, как и то, что ваши жена с детьми были здесь — о, Господи, прости меня! Простите меня, сэр!
— Я прощу, и Он простит, если будешь держать язык за зубами.
— Обещаю. Я буду молчать. Это такая честь для меня!
— Если ты нарушишь обещание, тебя застрелят. Это понятно?
— Сэр?
— Не падай в обморок, Причард. Иди на виллу и передай мистеру Сен-Джею, что я буду на связи, и чтобы он оставался на месте. Уловил? Он должен оставаться на месте… И ты тоже.
— А если мне…
— Даже не думай. Убирайся отсюда!
Разговорчивый помощник управляющего понесся через лужайку к аллее, ведущей к восточным виллам, а Борн добежал до дверей и вошел внутрь. Джейсон прыгал через две ступеньки — в былые времена он перепрыгивал три — и, опять запыхавшись, добрался до кабинета Сен-Жака. Он вошел, закрыл дверь и бросился к шкафу, где, как он знал, его шурин хранил несколько смен одежды. Они оба носили примерно один размер — безразмерный, по словам Мари, — и Джонни часто заимствовал во время своих визитов куртки и рубашки Дэвида Вебба. Джейсон выбрал в шкафу наиболее неприметную комбинацию. Легкие серые брюки и темно-синий спортивный пиджак из хлопка, единственная натуральная рубашка тоже оказалась кстати коричневой и с короткими рукавами. Ничто не будет блестеть и отражать свет.
Он начал переодеваться, когда почувствовал острую, горячую боль на левой стороне шеи. Он с тревогой посмотрел в зеркало на дверце шкафа, и то, что увидел, его взбесило. На сдавливающей повязке расплывалось пятно крови. Он разорвал упаковку самой широкой ленты; было слишком поздно менять повязку, он мог только уплотнить ее, в надежде приостановить кровотечение. Он несколько раз обернул пластырь вокруг шеи, оторвал от мотка и дополнительно закрепил маленькими кусочками ленты. Повязка получилась надежной, и он тут же выбросил ее из головы.
Борн переоделся, высоко подняв ворот коричневой рубашки, засунул пистолет за пояс. А моток лески положил в карман пиджака… Шаги! Когда дверь открылась, он прижался к стене, держа руку на пистолете. Вошел старый Фонтейн; некоторое время он стоял, глядя на Борна, потом закрыл дверь
— Я искал вас, честно говоря, не будучи уверен, что вы еще живы, — произнес француз.
— Без крайней необходимости мы не пользуемся рациями. — Джейсон отошел от стены. — Я думал, вам передали.
— Да, и это правильно. У Карлоса к этому времени могла появиться своя рация. Ему помогают, как вы знаете. Поэтому-то я искал вас. Потом подумал, что вы со своим шурином можете быть здесь наверху, в его кабинете, в штабе, так сказать.
— Не очень осмотрительно с вашей стороны открыто передвигаться.
— Я не дурак, мсье. Иначе меня бы уже давно на свете не было. Где бы я ни ходил, я всегда делаю это очень осторожно… Честно говоря, именно поэтому я и решил разыскать вас, надеясь, что вы еще не убиты.
— Я не убит, и вы меня нашли. Что дальше? Вы с судьей должны оставаться на пустой вилле, а не шляться где попало.
— Мы так и делали. Видите ли, у меня есть план, stratageme , [36] думаю, это вас заинтересует. Я поговорил с Бренданом…
– С Бренданом?
— Его так зовут, мсье. Он считает, что это хороший план, а он умнейший человек, очень sagace…
— Сообразительный? Да, без сомнения, он умен, но он не участвует в нашем деле.
— Он тоже борется за жизнь. С этой точки зрения мы все заняты одним делом. Он считает, что мой план немного рисковый, но в данной ситуации без риска нельзя.
— Что за план?
— Заманить Шакала в ловушку, почти не подвергая остальных постояльцев опасности.
— Это вас беспокоит, не так ли?
— Я уже объяснял вам, почему, так что не буду повторяться. Здесь остались люди…
— Рассказывайте, — перебил раздраженным тоном Борн, — что там у вас за стратегия, и лучше вам понять, что я собираюсь покончить с Шакалом, даже если придется взять в заложники весь остров. Я больше не собираюсь уступать. Я и так слишком много потерял.
— То есть вы с Карлосом будете гоняться ночью друг за другом? Пара стареющих сумасшедших охотников, одержимые жаждой убить друг друга, которым плевать, если по ходу кто-то еще будет убит, ранен или на всю жизнь останется калекой.
— Если вы ищите сочувствия, тогда идите в церковь и обратитесь к своему Богу, которому плевать на эту планету! У него либо извращенное чувство юмора, либо он садист. Теперь говорите, иначе я ухожу.
— Я все продумал…
– Говорите!
— Я знаю мсье, знаю ход его мыслей. Он планировал убить нас с женой, но не одновременно с вами, чтобы не отвлекаться от главной цели — бесповоротной победы над вами. Наше время настанет позже. Открытие того, что я, так называемый герой Франции, на самом деле являюсь инструментом Шакала, его творением, будет финальным аккордом его триумфа. Понимаете?
Джейсон молча посмотрел на старика.
— Да, понимаю, — тихо ответил он. — Не то, чтобы я когда-нибудь рассчитывал на таких, как вы, но такой подход — это основа моих действий. У него мания величия. Он считает себя королем ада и хочет, чтобы весь мир признал его и его трон. По его мнению, его гений не оценили, а низвели до уровня начинающего преступника, мафиозных киллеров. А ему хочется, чтобы играли трубы и били барабаны, на фоне затихающих сирен и вялых расспросов во время полицейских опознаний.
– C’est vrai.[37] Однажды он мне даже жаловался, что в Америке о нем почти никто не знает.
— Так оно и есть. Там считают, что он персонаж из романов и фильмов, если вообще о нем думают. Он пытался это исправить тринадцать лет назад, когда прилетел из Парижа в Нью-Йорк, чтобы убить меня.
— Небольшая поправка, мсье. Вы вынудили его.
— Это в прошлом. Но какое отношение это имеет к сегодняшней ситуации… к вашему плану?
— Все произошедшее подсказывает нам, как вынудить Шакала выйти на свет, чтобы поймать меня , встретиться со мной . Сегодня. Сейчас.
— И как же?
— Я буду открыто передвигаться по территории гостиницы, чтобы он или один из его приспешников увидел и услышал меня.
— А почему это заставит его выйти на вас?
— Потому что я буду не с медсестрой, которую он ко мне приставил. Я буду с кем-нибудь другим, кого он не знает, и кому нет нужды меня убивать.
Борн снова молча посмотрел на старого француза.
— То есть вы станете наживкой, — наконец произнес Джейсон.
— Приманкой настолько соблазнительной, что он будет беситься, пока не схватит ее — вцепится в меня, чтобы задать вопросы… Понимаете, я ему жизненно необходим — точнее, необходимо, чтобы я умер — но в свое время. Точность — это его… его diction , или как это сказать?
— Его отличительная черта, его метод действий; в этом наши мнения совпадают.
— Именно благодаря этому он выжил, извлекая максимум прибыли из каждого убийства, которые способствовали укреплению его репутации assassin supreme.[38] Пока с Дальнего Востока не пришел человек по имени Джейсон Борн… с тех пор все изменилось. Но вы все это знаете…
— Меня это не интересует, — перебил Джейсон. — Как вы сказали, «всему свое время». Продолжайте.
— Когда меня не станет, он сможет открыть, кем на самом деле был герой Франции Жан-Пьер Фонтейн. Самозванец, его самозванец, его создание, орудие смерти, который был ловушкой для Джейсона Борна. Какой триумф для него!.. Но он не добьется триумфа, пока я жив. Говоря проще, это было бы очень неудобно. Я слишком много знаю, слишком многих своих коллег в трущобах Парижа. Нет, я должен умереть, чтобы его триумф состоялся.
— В таком случае, он убьет вас, как только увидит.
— Не раньше, чем получит ответы на свои вопросы, мсье. Где его сиделка-убийца? Что с ней произошло? Нашел ли ее