— Прости, не могу предложить тебе выпить по этому случаю.
Брюс Огилви, из адвокатской конторы «Огилви, Споффорд, Крофорд и Коэн», диктовал чрезвычайно запутанный отчет для антимонопольного комитета Министерства юстиции, когда раздался звонок по очень секретной линии — телефон, подключенный к ней, звонил только у него на столе. Он поднял трубку, нажал зеленую клавишу и быстро сказал: «Подождите». Потом посмотрел на свою секретаршу.
— Вы не оставите меня на пару минут?
— Конечно, сэр. — Секретарша поднялась со стула, пересекла элегантный просторный кабинет и исчезла за дверью.
— Да, в чем дело? — спросил Огилви, вновь берясь за телефон.
— Автоответчик не работает, — сказал голос на другом конце защищенной линии.
— Что случилось?
— Не знаю. Там постоянно «занято».
— Там стоит самое лучшее оборудование. Наверное, кто-то позвонил прямо перед тобой.
— Я пытался прозвониться последние два часа. Тут что-то не так. Даже лучшие машины могут сломаться.
— Хорошо, пошли кого-нибудь там все проверить. Кого-нибудь из ниггеров.
— Естественно. Никакой белый туда не пойдет.
Глава 25
Было немного заполночь, когда Борн вышел из поезда метро в Аржентоле. Он разделил свой день на части, отведя несколько часов на необходимые приготовления, а остальное время посвятил поискам Мари, перемещаясь из одного места в другое, заглядывая в каждое кафе, каждый магазин, каждый маленький и большой отель, который мог по его воспоминаниям быть частью их кошмарного бегства тринадцать лет назад. Не раз у него перехватывало дыхание, когда на улице или в противоположном конце кафе он видел знакомый женский затылок, быстрый поворот головы или копну темно-рыжих волос, которые в неясном свете кафе могли принадлежать его жене. Но каждый раз оказывалось, что это была не Мари. Это было самое тяжелое время дня; остальные часы были наполнены усталостью и ощущением собственной вины.
Алекс! Где этот проклятый Конклин? Он не мог дозвониться ему в Виргинию! Из-за разницы во времени он рассчитывал на то, что Алекс уточнит детали, и главное, ускорит перевод денег. На восточном побережье Соединенных Штатов рабочий день начинался в четыре часа по парижскому времени, а в Париже рабочий день заканчивался в пять часов или еще раньше , естественно, по парижскому времени. Таким образом, оставался примерно час на перевод около миллиона американских долларов некоему мистеру Симону в один из выбранных им парижских банков, что в свою очередь означало, что упомянутый мистер Симон должен был открыть счет в указанном выше, еще не выбранном, парижском банке. С этим помог Бернардин. Помог, как же! Просто сделал это возможным.
— Есть один банк на улице дю Гренель, которым часто пользуются сотрудники Бюро. Они могут обналичить счет за несколько часов, закрыв глаза на отсутствие одной-двух подписей, но просто так от них ничего не получить, и они никому не доверяют, особенно тем, кто имеет отношение к нашему филантропическому социалистическому правительству.
— Хотите сказать, что, даже если их завалят телетайпами, а денежный перевод еще не пришел, то денег вам не видать?
— Ни единого су. Даже если им позвонит сам президент, ему посоветуют получить свои деньги в Москве, ставленником которой он является — по мнению правления банка.
— Я не смог дозвонится Алексу, поэтому банк в Бостоне отпадает, но я связался с нашим человеком на Каймановых островах, куда Мари поместила крупную сумму. Он канадец, и сам банк тоже канадский. Он ждет распоряжений.
— Я ему позвоню. Вы сейчас в «Пон-Рояле»?
— Нет. Я вам перезвоню.
— А где же вы?
— Думаю, можно сказать, что я, словно растерянная и заблудившаяся бабочка, порхаю от одного места воспоминаний к другому.
— Ищете ее?
— Да. Но ведь в этом нет ничего странного, не так ли?
— Простите меня, но где-то в глубине души я надеюсь, что вы ее не найдете.
— Благодарю за поддержку. Я перезвоню вам через двадцать минут.
Он отправился к очередному запомнившемуся месту — Трокадеро, а потом в «Пале де Шало». В прошлом его подстрелили на одной из его террас; слышалась стрельба, люди бежали вниз по бесконечной каменной лестнице, скрываясь за позолоченными скульптурами, струями фонтанов, и, наконец, исчезали среди кустов французского парка, в недосягаемости для выстрелов. Что же случилось? Почему он вспомнил Трокадеро?.. Но Мари была где-то там — где-то там. Но где же она была в этом огромном комплексе? Где?.. На террасе! Она была на террасе! Около памятника — но памятника кому? .. Декарту? Расину? Талейрану? Первым на ум пришел памятник Декарту. Он найдет его.
Он нашел памятник, но Мари там не было. Взглянул на часы — прошло уже почти сорок пять минут с момента, когда он закончил разговор с Бернардином. Как и люди из его воспоминаний, он побежал вниз по лестнице. К телефону.
— Отправляйтесь в «Банк Норманди» и попросите мсье Табури. Он уже знает, что мсье Симон собирается перевести около семи миллионов франков с Каймановых островов, и его личность по голосу должен подтвердить его персональный банкир на островах. Мсье Табури будет счастлив предоставить вам для этого свой телефон, но, поверьте мне, в свои комиссионные он включит и стоимость международного звонка.
— Спасибо, Франсуа.
— Где вы сейчас?
— В Трокадеро. Это сумасшествие. У меня были самые необычные чувства, словно какие-то вибрации, но ее здесь нет. Наверное, дело в том, что здесь когда-то произошло. Черт, меня же здесь чуть не подстрелили.
— Поезжайте в банк.
Борн так и сделал, и через тридцать пять минут после того, как он позвонил на Каймановы острова, непрестанно улыбающийся мсье Табури с желтовато-коричневой кожей подтвердил, что деньги переведены. Джейсон попросил обналичить 750 000 франков самыми крупными банкнотами. Они были принесены ему, а подобострастно скалящийся банкир отвел его в сторонку, прочь от стола — что выглядело довольно нелепо, потому что в помещении и так больше никого не было, — и, когда они подошли к окну, полушепотом заговорил:
— Сейчас в Бейруте есть очень выгодные предложения в сфере недвижимости — поверьте мне, я это знаю. Я специалист по Среднему Востоку, и эти дурацкие конфликты скоро сойдут на нет. Mon Dieu, там просто никого не останется в живых! А потом все возродится, словно средиземноморский Париж. Поместья за половину стоимости, отели по бросовым ценам!
— Звучит заманчиво. Я буду на связи.
Борн с такой поспешностью покинул «Банк Норманди», словно в нем находился рассадник смертельных заболеваний. Он вернулся в «Пон-Рояль» и вновь попытался дозвониться Алексу Конклину в Соединенные Штаты. В Вене, штат Виргиния, уж был час по полудню, но все, что услышал Борн, был автоответчик, просивший голосом Алекса оставить сообщение. По некоторым причинам Джейсон решил этого не делать.
И вот он уже в Аржентоле, поднимается по лестнице из метро, а потом осторожно идет по грязным улицам в сторону «Сердца солдата». Ему дали четкие указания. Он не должен был выглядеть, как прошлой ночью, никакой хромоты, никакого армейского тряпья, чтобы никто из бывших вчера в кафе не смог его узнать. Он должен превратиться в обыкновенного работягу, дойти до ворот закрытой фабрики, закурить сигарету и прислониться к стене. Это должно произойти между 12:30 и часом ночи. Не раньше и не позже.
Когда он спросил посланцев Санчеса — после того, как вручил им несколько сотен франков за беспокойство, — с чем связаны такие предосторожности, наиболее разговорчивый из них пояснил, что «Санчес никогда не покидает «Сердце солдата»».
— Но он покинул его прошлой ночью.
— Только на несколько минут, — возразил разговорчивый посланец.
— Понимаю, — кивнул Борн, хотя ничего не понял, он мог только догадываться. Не был ли Санчес своего рода пленником Шакала, обреченным дни и ночи проводить в этом неприглядном кафе? Это был интересный вопрос, особенно учитывая размеры и недюжинную силу управляющего, подкрепленную далеко не средним интеллектом.
Было 12:37, когда Джейсон, одетый в голубые джинсы, кепку и темный запачканный свитер с V-образным вырезом, дошел до ворот фабрики. Он вытащил пачку сигарет «Галуаз», прислонился спиной к стене и зажег одну сигарету спичкой, которую не сразу потушил. Его мысли вернулись к загадочному Санчесу, главному связному армии Карлоса, наиболее доверенному лицу Шакала, человеку, чей французский мог бы принадлежать воспитаннику Сорбонны, если бы он не был латиноамериканцем. Выходцем из Венесуэлы, если Борна не обманывали его инстинкты. Очень интересно. И Санчес хотел встретиться с ним с «миром в сердце». «Браво, amigo», — подумал Джейсон. Санчес задал напуганному послу в Лондоне такой провокационный вопрос, по сравнению с которым политические выборы могли бы показаться невинным занятием. Аткинсону ничего другого не оставалось, как категорически, если не панически, настаивать на том, что любые указания «Снейк Леди» должны быть выполнены. Сила «Снейк Леди» была единственной защитой посла, его последней надеждой.
Таким образом Санчес мог изменить свою жизнь; это мысль укоренилась в его сознании, и чувство долга ничего не могло с ней поделать. Связной хотел выбраться из сточной канавы, в которую превратилась его жизнь, а с перспективой получить три миллиона франков и скрыться в любом — на выбор — месте на земном шаре, разум Санчеса приказал ему прислушаться к предложению. Иногда жизнь предоставляет возможности для действий. И такая возможность была предоставлена Санчесу, вассалу Карлоса, чья верность своему сюзерену была поколеблена. Борн инстинктивно нащупал нужные слова — и сделал особое ударение на фразах, типа: «Вы сможете путешествовать, исчезнуть… станете богатым человеком, свободным от всяких забот, от нудной суеты» . Ключевыми словами были «свободным» и «исчезнуть», и Санчес не смог на них не среагировать. Он был готов заглотать трехмиллионную наживку, а Борн был рад позволить ему порвать леску и уплыть с ней.