ынуждены выполнить свой приказ, но уже по-другому.
— Мы сестры милосердия святой Магдалены, — воскликнула монахиня. — Это священные покои женщин, посвятивших себя служению Христу!
— Мы уважаем ваше положение, сестра, но все равно нам необходимо попасть внутрь. Если то, что вы говорите — правда, я уверен, что власти сделают вам щедрое пожертвование.
«Вы теряете время!» — мысленно кричал Борн. — «Он уходит!»
— Тогда будьте вы прокляты за этот поступок — давайте, топчите эту святую землю!
– Вы уверены, сестра? — спросил из громкоговорителя другой офицер. — Не думаю, что каноны позволяют вам отправлять души в ад за такие мелкие прегрешения… Вперед, мсье инспектор. Под этим костюмом монашенки может скрываться белье, более подходящее для района Фабург.
Он знает это голос! Это Бернардин! Но что это значит? Неужели Бернардин не был другом? Неужели это все было игрой, вкрадчивыми речами предателя? Если это так, то этой ночью произойдет еще одно убийство!
Отряд одетых в черную форму бойцов с террористами с автоматами наизготовку подбежал к подножию кирпичных ступеней, а в это время жандармы оцепили бульвар Лефевр с юга и севера. Красные и синие огни патрульных машин не прекращали свое мигание, отчетливо говоря всем, кто находился вне опасной зоны: «Не подходить».
— Могу я вернуться внутрь? — крикнул булочник. Никто не ответил, и толстяк исчез в дверях, придерживая штаны руками.
Человек в штатском, очевидный руководитель операции, присоединился к штурмовой группе на тротуаре перед лестницей. Он кивнул, и вместе со своими людьми быстро преодолел ступени, скрывшись за дверью, которую вызывающе держала открытой монахиня.
Джейсон все еще стоял у края здания, прижавшись к стене, по его лицу и шее тек пот, глаза не могли оторваться от представления, которое разыгрывалось перед ним на бульваре Лефевр. Теперь он знал, кто стоит за всем этим, но не понимал почему? Неужели это правда? Неужели тот, кому безоговорочно доверял Алекс Конклин и он сам, на деле оказался еще одной парой глаз и ушей Шакала? Господи , он не хотел в это верить!
Прошло двенадцать минут, и из дома вышел парижский вариант американских отрядов SWAT [98] и их предводитель, причем некоторые члены отряда кланялись и целовали руку настоящей или будущей настоятельницы монастыря. В этот момент Борн понял, что его и Конклина инстинкты не обманулись.
– Бернардин! — заорал человек в штатском, подходя к первой патрульной машине. — Тебе конец! Вылезай! Больше не смей разговаривать даже с новобранцем из Бюро, даже с чистильщиком сортиров! Ты для нас больше не существуешь!.. Будь моя воля, я бы тебя пристрелил!.. Убийство иностранца на бульваре Лефевр! Друг Бюро! Агент, которого мы должны защитить!.. А вместо этого — чертов женский монастырь, сукин ты сын! Дерьмо! Монастырь!.. Убирайся из моей машины , вонючая свинья. Убирайся , пока я случайно не спустил курок, и твои кишки не оказались на мостовой, где им самое место!
Бернардин выбрался из патрульной машины, его старые ноги с трудом держали равновесие, и он два раза едва не упал на тротуар. Джейсон ждал, готовый броситься к своему другу на помощь, но понимал, что сейчас этого делать нельзя. Полицейские машины и автобус уехали, а Борн все равно должен был ждать, переводя взгляд с Бернардина на подъезд дома Шакала и обратно. Это действительно был дом Шакала, появление монахини это подтверждало. Карлос никак не мог бросить свою утерянную веру; он пользовался ей как удобным прикрытием, хотя она и была для него чем-то большим. Гораздо большим.
Бернардин, пошатываясь, добрел до тени давно покинутой витрины магазина на первом этаже с другой стороны улицы. Джейсон завернул за угол, пробежал по тротуару и схватил ветерана Второго Бюро, который опирался о стеклянную витрину и тяжело дышал.
— Боже мой, что случилось? — закричал Борн, обхватив Бернардина за плечи.
— Потише, mon ami, — выдохнул Бернардин. — Та свинья, рядом с которым я сидел — политикан, без сомнения, искал случая засветиться — ударил меня в грудь, перед тем как выкинуть из машины… Я говорил вам, что не знаю всех людей, присосавшихся к Бюро в эти дни. У вас такие же проблемы в Америке, так что, пожалуйста, не читайте мне нотаций…
— Я совсем не собираюсь этого делать… Это тот самый дом , Бернардин. Он перед нами , прямо перед нами!
— Это тоже ловушка.
– Что?
— Мы с Алексом выяснили это. Телефонный номер был другой. Подозреваю, вы не позвонили Санчесу, как он вам сказал.
— Нет. Я получил адрес и решил все проверить. Какая разница? Это тот самый дом!
— Да, сюда должен был попасть мистер Симон , и если бы он действительно оказался мистером Симоном , его бы отвели на другую встречу. Но если бы он оказался не мсье Симоном, а кем-то еще, то его бы убили, и он бы стал еще одним трупом, как и многие другие, кто искал Шакала.
— Вы не правы! — настаивал Джейсон, качая головой и быстро и тихо говоря. — Возможно, это и ловушка, но за ней все равно стоит Карлос. Он хочет сам покончить со мной и не позволит сделать это никому другому. Это его приказ.
— А ваш приказ — разобраться с ним?
— Да. У меня есть семья, а у него — распадающийся миф о нем же. Мне достаточно того, что есть у меня, а для него уже ничего не имеет значения. Он дошел до предела. Единственное, что ему остается — это вторгнуться на мою территорию — территорию Дэвида Вебба — и уничтожить Джейсона Борна.
– Вебба? Дэвида Вебба? Господи, а это еще кто?
— Я, — ответил Борн, грустно улыбнувшись, и прислонился к витрине рядом с Бернардином. — Это безумие, не правда ли?
— Абсолютное! — закричал бывший сотрудник Бюро. — Это просто fou! Сумасшествие , я отказываюсь в это верить!
— Но это так.
— У вас есть семья и дети — и вы делаете эту работу?
— Разве Алекс не говорил вам?
— Если даже и говорил, то я пропустил это мимо ушей, приняв за прикрытие — здесь каждый использует все, что возможно. — Старик тряхнул головой и посмотрел на своего более высокого спутника. — У вас действительно есть семья, от которой вы не пытаетесь скрыться?
— Наоборот, я хочу вернуться к ним как можно быстрее. Они единственные на земле, кто мне действительно дорог.
— Но вы же Джейсон Борн , киллер по прозвищу Хамелеон! Самые отчаянные представители криминального мира трясутся при упоминании вашего имени!
— А, да бросьте вы, это уже чересчур, даже для вас.
— Ничего подобного! Вы Борн , номер второй после Шакала…
– Нет! — неожиданно закричал Борн. — Ему далеко до меня! Я сделаю его! Я убью его!
— Очень хорошо, очень хорошо, mon ami, — успокаивающим тоном сказал Бернардин, глядя на человека, которого не мог понять. — Что мне надо делать?
Джейсон Борн повернулся к стеклу и несколько секунд тяжело дышал — но вот сквозь пелену нерешительности проступила стратегия Хамелеона. Он обернулся и посмотрел на темную улицу и каменное строение справа.
— Полиция уехала, — тихо сказал он.
— Вижу.
— А вы поняли, что никто из двух других зданий так и не вышел? Несмотря на то, что в некоторых окнах горит свет.
— Что я могу сказать, я был занят. Я не заметил, — тут Бернардин поднял брови, неожиданно что-то вспомнив. — Но в окнах были чьи-то лица, несколько лиц, я их видел.
— И все же никто не вышел на улицу.
— Это вполне объяснимо. Полиция… вокруг бегают люди с оружием. В такой ситуации лучше не высовываться, разве нет?
— Даже после того, как полиция, люди с оружием и патрульные машины уехали? И все как ни в чем не бывало вернулись к своим телевизорам? Никто не вышел, чтобы проверить, не случилось ли чего с соседями? Это неестественно, Франсуа, но в этом нет ничего странного. Все так и было задумано.
— Что вы хотите сказать? Как это?
— Один человек выходит на крыльцо и начинает кричать в луче прожектора. Внимание переключается на него, и бесценные секунды преимущества испаряются. Затем с другой стороны появляется монахиня, пропитанная святым негодованием — и еще несколько секунд потеряно, а для Карлоса это не секунды, а часы. Начинается штурм, а в результате Второе Бюро остается с носом… Но когда все заканчивается, тут же воцаряется спокойствие — а это весьма необычно. Все было сделано по заранее разработанному плану, поэтому нет места никакому любопытству — нет ни людей на улице, никакого возбуждения, ни даже коллективного возмущения после отъезда полиции. Просто люди в этих домах знают свои роли. Это вам ни о чем не говорит?
Бернардин кивнул:
— Заранее разработанный план действий, осуществленный профессионалами, — сказал бывший агент.
— И я так думаю.
— Нет, это вы заметили, а я — нет, — возразил Бернардин. — Не надо жалеть меня, Джейсон. Я слишком долго оставался не у дел. Размяк, постарел, лишился воображения.
— Как и я, — сказал Борн. — Просто для меня ставки настолько высоки, что мне приходится заставлять себя думать, как человек, о котором я хотел бы забыть.
— Это говорит мсье Вебб?
— Наверное, да.
— Так что же мы имеем?
— Взбешенного булочника и злую монахиню, а в случае, если они окажутся не при чем — остаются люди в окнах. У нас есть какое-то время, но его совсем немного, максимум до рассвета.
— Прошу прощения?
— Карлос прикроет эту лавочку, и сделает это быстро. Теперь у него нет выбора. Кто-то из его преторианской гвардии выдал кому-то местонахождение его парижской штаб-квартиры, и можете побиться об заклад на свою пенсию — если вы ее все еще получаете, — что он на стены лезет, пытаясь понять, кто его предал…
— Назад! — закричал Бернардин, схватил Джейсона за черную куртку и оттащил глубже в тень у витрины. — Не высовывайтесь! Ложитесь на землю!