й рукой помог ему перевалиться через перила. Жив он остался или нет, Дубко не знал, впрочем, сейчас это было неважно.
Женщина, которая, конечно, не ожидала ничего подобного, повела себя чисто по-женски. Она уже собралась громко закричать, но Дубко ей этого не позволил. Он зажал ей ладонью рот и какое-то время размышлял, что ему делать дальше. Конечно, справиться с растерянной и напуганной женщиной было проще простого, но Дубко никогда до этого не приходилось сталкиваться с дамами именно в таких ситуациях. С мужчинами – сколько угодно, а вот с женским полом – не довелось. Потому-то Александр и пришел в некоторое замешательство. Все-таки, как ни крути – дама… Он вообще никогда не поднимал руку на женщину, а тут – черт ее вынес прямо ему навстречу!
Впрочем, в смятенном состоянии духа Дубко пребывал совсем недолго – никак не больше двух секунд. Сокрушенно вздохнув, он лишил дамочку сознания, но сделал это так аккуратно, что она, должно быть, ничего и не почувствовала. Затем так же нежно и бережно он поднял ее на руки и осторожно перебросил через перила. Высота была небольшая, и Дубко отчасти успокоил себя мыслью, что с пребывающей в беспамятстве дамочкой ничего страшного не случится: часик полежит и очнется, и… Хотя что должно было последовать за этим самым «и», Александра уже не интересовало. Не до длительных размышлений ему было – надо было действовать мгновенно и решительно.
– Дуры бабы! – ругнулся вполголоса Дубко. – Дома бы сидеть да кашу варить, а не в войнушки играть! Суются под руку, когда тут такое дело!.. Как есть, дурехи!
Приобретя, таким образом, привычное состояние духа, Дубко бегом поднялся по лестнице. Она заканчивалась небольшой площадкой, которая упиралась в металлическую дверь. Наверно, это и был вход в башню. Осмотревшись и никого не заметив, он потянул дверь на себя. Дверь оказалась тяжелой и поддалась с трудом. Впрочем, петельного скрипа и металлического скрежета слышно не было, и потому в первые секунды никто не обратил внимания на вошедшего в помещение Дубко. А ему вполне хватило этих нескольких секунд, чтобы осмотреться, оценить ситуацию и принять решение.
В помещении находилось всего пять человек – двое мужчин и три женщины. Должно быть, всего связистов дежурило семеро, но с двумя Дубко уже расправился на лестнице.
Александр взял автомат в правую руку, левую оставил свободной – мало ли что. И дал короткую очередь поверх голов связистов.
Эффект, конечно, оказался потрясающим. Ничего такого не ожидавшие связисты – как мужчины, так и женщины – дружно попа́дали на пол, как кегли после удачно брошенного шара. Правда, один из мужчин, стремительно перевернувшись на бок, потянулся рукой к кобуре (оказывается, у связистов имелось при себе оружие!) и судорожно затеребил пальцами застежку, пытаясь вытащить пистолет. И даже успел его вытащить, а вот выстрелить не успел. Дубко выстрелил первым. Мужчина взвыл и перекатился на другой бок – пуля угодила ему в плечо, а перехватить другой рукой пистолет он не смог, да и, пожалуй, не до того ему было. Болевой шок – дело нешуточное, тут уж не до стрельбы. Дубко по-звериному подскочил к раненому противнику, ударом носка отбросил пистолет, затем так же стремительно наклонился и подобрал оружие.
– Лежать! – крикнул он по-английски. – Буду стрелять!
Других английских фраз он сейчас припомнить не мог, да в этом и не было надобности. Потрясенные связисты застыли на полу лицом вниз, лишь раненый, оправившись от первоначального шока, громко застонал.
– Все – вон! – вспомнил Дубко еще несколько английских фраз. – За дверь! Не вставать! Живо! Оружие – на землю!
И пнул носком башмака мужчину, лежавшего ближе всех к двери. Замысел Дубко был прост – выставить всех семерых связистов из помещения, забаррикадироваться, а там – будь что будет. Похоже, парализованные страхом связисты все же поняли, чего добивается от них этот непонятно откуда взявшийся страшный и беспощадный человек. Они друг за другом на четвереньках поползли к выходу. Кажется, оружия ни у кого из них больше не было – за этим Дубко следил особенно внимательно.
– Быстрей! – нарочито страшным голосом прокричал Дубко и для острастки передернул затвор автомата. Связисты поползли энергичнее. Последним, опираясь на здоровую руку, за дверь выполз раненый. Он громко стонал и вперемешку со стонами злобно ворчал на Дубко. Вслед за ним тянулся тонкий кровавый след.
– Вот так! – сам себе сказал Дубко, подходя к двери и внимательно ее осматривая.
Дверь была сварена из толстых листов металла. На двери имелся металлический засов. Для чего он был, непонятно, потому что вряд ли связисты запирались во время дежурства, в этом не было никакой необходимости. Да так оно и было, потому что засов был сильно ржавым и уже буквально прирос к двери.
Дубко дернул его один раз, дернул другой и третий – засов не желал поддаваться. Это было плохо, это было очень плохо, потому что с минуты на минуту в помещение могли ворваться солдаты. Сжав зубы, Дубко самозабвенно ударил по засову ногой – раз, другой, третий… После пятого удара засов со скрежетом сдвинулся с места, после восьмого удара он нехотя влез в специально предназначенную для него скобу. Теперь дверь была запертой, и чтобы ее отворить, понадобилось бы немало времени и усилий.
– Вот так, – повторил Дубко.
Быстрым шагом он подошел к столу, на котором громоздилась аппаратура, и стал выдергивать провода, крушить панели, швырять на пол то, что можно было разбить. Через пять минут в помещении не осталось ни одного целого прибора.
– Вот так, – в третий раз произнес Дубко.
Затем он вынул радиопередатчик, щелкнул тумблером и произнес:
– Первый, я Второй! Первый, я Второй!
– Второй, я Первый, – тотчас же прозвучал голос в ответ.
– Свадьба состоялась, гости пьяные, все отправились на прогулку, – сказал Дубко. – Свадебный стол ломится от объедков.
– Наши именины тоже удались на славу, – отозвалась рация. – Скотина заперта в хлеву. Ждем гостей.
– То же самое, – сказал Дубко.
– Желаем приятно провести время, – съехидничала рация.
– И вам того же, – хмыкнул в ответ Дубко.
На том сеанс связи с Богдановым и Рябовым завершился.
Самая простая задача была у Павленко и Муромцева. Они должны были занять точку оповещения на аэродроме, с которой, в случае надобности, можно было вступить в переговоры с американцами. По сути, это был громкоговоритель, главным назначением которого было – оповещать личный состав аэродрома в каких-либо непредвиденных или срочных ситуациях. А потому никакой особой охраны там быть не должно. Да и народу на таком объекте должно быть негусто – от силы несколько человек. И очень могло статься, что это будут не мужчины, а женщины. Служба оповещения – это по большей части именно женская работа, а не мужская. Так что справиться с задачей Павленко и Муромцеву было несложно.
Так-то оно так, однако Муромцев был ранен. А раненый человек – это непредсказуемый человек. Сейчас он – в сознании, а через три минуты ему станет хуже, и вот он уже без сознания. Поэтому раненый, как ни крути, всегда обуза. Особенно – когда нужно выполнять срочное и опасное задание. Но при этом, понятное дело, раненого не бросишь. За ним нужно приглядывать, ему нужно оказывать помощь. Хорошо, если в группе несколько человек, хотя бы трое. Один – приглядывает за раненым, другой наблюдает за неприятелем и выполняет задание. А если состав группы – всего два человека? Вот то-то и оно.
– Ты как? – спросил Павленко у Муромцева.
– Передвигаюсь на своих двоих, – попытался пошутить Муромцев.
Такая попытка несколько успокоила Павленко. Шутит – это хорошо. Значит, контролирует себя. Стало быть, у него есть еще силы, чтобы шутить. Но, с другой стороны, Павленко приходилось видеть людей, которые пытались шутить даже за две минуты до своей смерти…
– Тогда – вперед! – махнул рукой Павленко. – Теперь главное – ничего не перепутать и не вломиться сдуру в какой-нибудь склад вместо точки оповещения. Или – прямо в казарму… Смеху-то будет!
– Не вломимся, – успокоил его Муромцев. – Я знаю приметы, по каким легко можно отличить пункт оповещения от склада! По ним и двинемся.
– Тогда – веди, – сказал Павленко. – А я буду рядышком. Буду тебя поддерживать…
– Ничего, я сам, – слабо запротестовал Муромцев.
Павленко ничего не ответил, вздохнул, и они двинулись на поиски точки оповещения.
– Вот сюда, – указывал Муромцев. – Теперь – сюда. А теперь – прямо до того здания.
– Ты в этом уверен? – с сомнением спросил Павленко. – Мало ли где им вздумалось обосноваться…
– А вот мы сейчас уточним! – сказал Муромцев. – Видишь тех троих солдат, которые шагают нам навстречу? У них и спросим.
– Да, но… – почесал затылок Павленко.
– Ничего, спросим… Спрашивать буду я. А ты молчи и улыбайся. А лучше – закури сигарету. Сигареты у тебя, надеюсь, американские?
– А то какие же, – хмыкнул Павленко.
– Вот и кури. И не вынимай сигарету изо рта, пока я буду говорить с теми ребятами… Когда у человека в зубах сигарета, он обычно молчит.
Павленко поспешно достал сигарету и закурил. Трое американских солдат, между тем, приближались.
– Привет, парни, – окликнул их Муромцев по-английски. – Мы тут новенькие, прибыли ночью, так что пока не знаем, где тут у вас что располагается. Нам нужен пункт оповещения. Не подскажете, как до него добраться?
– Техасец, что ли? – улыбнулся один из солдат.
– А что, заметно? – улыбнулся в ответ Муромцев.
– Больше слышно, чем заметно, – еще шире улыбнулся солдат. – Техасский выговор не спутаешь ни с каким другим. У меня подружка тоже из Техаса…
– Это здорово! – Муромцев хлопнул солдата по плечу. – Ты сделал правильный выбор! Наши девчонки – самые лучшие!
– Ну, это вопрос спорный, – вмешался в разговор другой солдат.
– И спорить не о чем! – запротестовал Муромцев. – Знаю, что говорю!
– А что это ты такой бледный? – прищурил глаза первый солдат. – Вон – даже круги под глазами. Нездоровится?