В такую глушь забралась. От твоего взгляда мороз по коже пробегает, страшно, аж, жуть! Не смотри так, обожжешь, волдырями покроюсь, жена домой не пустит. Его шутка успокоила девушку. Она улыбнулась, яркие, полные губы открыли белое, жемчужное ожерелье ровных, крепких зубов: ты откуда и куда? Тревога утонула в темной глубине глаз, взгляд стал приветливей, улыбнувшись, спросила – как тебя зовут? – Алексей, а тебя спросил в свою очередь Алексей?
– Татьяна.
– Ларина? – Блеснув глазами, уточнил Леша.
– Нет, Соловьева – застенчиво улыбнулась девушка алыми, похоже, никогда не знавшими губной помады губами.
– Рад знакомству с такой красавицей, – бодро сказал Леша. – Теперь, смогу узнать от тебя, куда иду. Что нас ждет впереди? Иду, как дурак в сказке, куда глаза глядят, куда ноги несут. Смотреть на Таню ему было приятно. Красота девушки была живой, теплой, душевной. Такую естественность, в наше испорченное рынком и рекламой время, только в сказке можно встретить
. – Куда путь держишь? К бабушке пирожки несешь? – Пошутил Алексей.
– Нет, к маме. Она живёт в Репьевке – это хутор из трех домов посреди леса. Хочу ее и брата проведать, гостинцев передать – показала маленький узелок, завязанный в чистый белый платок с синими цветочками.
– Не тяжело?
– Нет, здесь соль, спички, подсолнечное масло и немного сахара. У них магазина нет. Купить негде.
– Издалека идешь?
– Из города, учусь там на учительницу. – гордо ответила девушка. – Еще год осталось. – Видимо, ей очень хотелось произвести впечатление на красивого, хорошо одетого, городского парня.
– Ты, откуда такой? Одет не по нашему.
– Почему? – изумился Мамонт.
– У нас в городе так не одеваются. Таких ботинок, куртки и брюк я сроду не видела.
– В какую же глушь я попал? Подумал Мамонт. Здесь даже джинсы и кроссовки не видели. Вслух спросил: Далеко еще идти? – Километров десять. – Ого! Может попутки будут.
– Какие попутки! – рассмеялась Таня. Здесь, если раз в месяц моя мать проедет – хорошо. Мороз крепчал. Солнце коснулось вершин сосен. До темноты не успеем, подумал Алексей. Придется ночевать, без костра ноги отморожу. Становилось все холоднее. Легко одетый Мамонт стал замерзать. Невесело подумалось: не зря Мамонты при оледенении вымерли, как бы и мне здесь не загнуться. Пора искать место для ночлега. Через пятьсот метров такое место нашлось. Две поваленные ветром сосны лежали одна на другой, скрестившись вершинами. В этом месте решили разжечь костер. Наломали сушняка, настелили на землю лапника, над ним Мамонт сделал подобие шалаша, прикрывавшего спину от ветра. Костер разожгли, когда уже совсем стемнело. Искры фейерверком взлетали в черное, холодное небо, ослабев падали в снег, как сорванные ветром рыжие, осенние листья. Леша, вытянув ноги к костру, сушил кроссовки. Немного согревшись, развернул пакет с сухим пайком, врученный ему на дорогу сердобольной Марией Петровной. Права была старушка, напрасно я от него отказывался. Сейчас он нам будет кстати. В свертке лежали четыре картошки, два яйца, кусок сала и половинка круглого деревенского черного хлеба. Мамонт думал, что девушка рассмеется, увидев скудные запасы, и приготовился оправдываться, но она удивленно воскликнула: Ого, вот это ужин, даже сало есть. Пришла очередь удивляться Леше. Он вспомнил свои пиры перед аварией с шампанским, икрой, шашлыками из осетрины, тяжело вздохнул и предложил начать ужин. Таня застеснялась: У меня кроме гостинцев маме и брату ничего нет. Думала, что успею попасть домой до ночи.
Это я виноват, уговорил тебя ночевать в лесу, значит, мне и кормить. Этой еды нам на двоих хватит, начал уговаривать ее Алексей, про себя думая, что все равно ему такого ужина ему на один зуб не хватит. Такого хорошего аппетита у него давно не было. Черный хлеб с солью яйцом и кусочком сала показался ему вкуснее всех заморских деликатесов, которые он съел в прошлой жизни. Таня ела не спеша, хорошо прожевывая, не потеряв ни крошки. Вот изголодалась думал Алексей с жалостью поглядывая на неё. Она, словно, услышав, отправила в рот последние крошки хлеба с ладони и сказала: последний раз так вкусно до войны ела. Леша вздрогнул: после какой войны? Чеченской или Второй мировой? Возможно ли это? Чувство нереальности происходящего снова растревожило сердце, ожиданием чуда им еще не виданного. Все было слишком необычно: пустая дорога, дикий лес, одетая, как в старом кино красавица. Поразмыслив, он сообразил, как узнать день и год, не показавшись сумасшедшим: – С какого ты года – спросил он волнуясь и помешал веткой в костре. Пламя возмущенно прыгнуло вверх, искры вылетели из него и устремились к звездам и то ли погасли, то ли остались жить среди них.
– Мне 19 лет, я с мая 28-го – смутившись, ответила Таня.
Значит, идет 47-ой год, с ужасом вычислил Алексей. Но, как это могло со мной случиться? Какое чудо занесло его в прошлое, почему сместилось время? Наверное, после аварии я сошел с ума, или участвую в каком то диком эксперименте, а может, моя душа переселилась в человека из прошлого! Или у этого лоха с «Волги» машина времени была, вот он меня и шуганул сюда. От ярости и бессилия Мамонт сжал кулаки. Неужели, у него от удара крыша поехала и начались галлюцинации? Но жар костра был реальным, обжигающим. Да, и девушка явно соткана не из воздуха. Он ощущал ее плечо, видел руки и раскрасневшееся от еды и тепла костра красивое лицо. Значит, идет 47 год? – хрипло спросил он.
– Ты, что не знаешь, какой идет год? – удивилась Таня.
– У меня после аварии плохо с памятью стало, порой забываю, как меня зовут и кто родители.
– На войне контузило? – посочувствовала Таня
– Нет, после войны на машине в аварию попал, еле выжил. Сотрясение, кровоизлияние, но ничего вроде оклемался. Не помню, только что со мной до аварии было, даже отца с матерью не помню.
Девушка с жалостью смотрела на него. Алексею было не по себе от своего вранья, но ничего достовернее он придумать не смог. Костер освещал ее лицо. Пляшущее зубчатое пламя рождало беззвучные прыжки тьмы и света. Казалось, они боролись за место у костра. От этой пляски тревога Мамонта усилилась. Он замолчал. Ему хотелось обдумать события сегодняшнего дня.
– Давай, поспим, отдохнём. Утро вечера мудренее. Девушка, положила голову ему на плечо и крепко уснула. Тьма, подрагивая от нетерпения, ждала, когда погаснет костер. Алексей, слушая уютное посапыванье Тани, вспоминал все, что с ним произошло, но так и не понял, как и зачем он сюда попал. Так, ничего не придумав, задремал. Усталость заглушила тревогу, беспокойство утихло, уснуло вмести с ним. Проснулся от холода. Подбросил сушняка, согрелся и снова уснул. Когда, проснувшись в очередной раз, он открыл глаза, то увидел, что угли костра ещё мерцали, раздуваемые порывами, набиравшего силу ветра. Казалось, что они подмигивают ему красными зрачками, с голубоватыми крапинами синих огоньков. Таня уже не спала, сидела тихо, стараясь не разбудить его. Увидев, что он проснулся, встала и пошла в глубь леса. Алексей отошёл за толстую сосну, умылся снегом, разогрел посаженную на ветке картошку, и угостил Таню. После скромного завтрака, они затушили костер и продолжили путь. Из снега с фырканьем взлетали куропатки, иногда они видели сидящих на вершинах деревьев глухарей и тетеревов. Алексей жалел, оставленное в машине ружье. Славная была бы сейчас охота. По словам Тани, хутор был уже совсем недалеко. Алексей вздрогнул, увидел в нескольких шагах от себя, сидящего на дороге глухаря. Он клевал на проталине песок и гальку, не замечая ничего вокруг. Алексей выхватил свой пистолет, который всегда носил в кобуре под мышкой, прицелился и выстрелил. Глухарь удивленно вздрогнул, захлопал по земле крыльями, но взлететь не смог. Алексей подбежал и схватил его за лапы, глухарь замер уронив крылья.
– Килограммов восемь не меньше! – радостно крикнул он – Не просто будет донести. Таня успокоила его: – До хутора осталось совсем немного. Алексей взвалил глухаря на плечи и понес. Минут через тридцать впереди показались три деревянных дома – это и был хутор, где жила Танина мама. Жилых осталось только два дома. В одном жила Танина мать Ольга Алексеевна с сыном Сашей – Таниным братом, во втором бабушка Тоня. Три ее сына погибли на фронте, израненный муж умер год назад. Третий дом остался без хозяев два года назад. Таня была очень похожа на свою мать, которую старили седины и глубокие, морщины у глаз и рта. Саша – шустрый светловолосый, сероглазый мальчик был, видимо, в погибшего на войне, отца. Он долго с любопытством рассматривал сначала Алексея, потом глухаря. Распахнув во всю ширину его крылья, ахал, сияя расширившимися от восторга серыми глазами. Наконец спросил: когда мы его будем варить? Мать, мягко скользнула по его стриженому затылку ладонью, и строго сказала: Глухарь дядин, он заберет его с собой домой. – Нет, нет, это мой подарок вам за гостеприимство! Мне идти некуда. После аварии потерял память, не помню, кто я и откуда.
Документов никаких, иду из больницы, сам не зная куда. Ольга Алексеевна сочувственно покачала головой. После войны люди еще умели и сочувствовать и помогать друг другу бескорыстно:
– Поживите у нас, может на свежем воздухе память постепенно вернется. Места хватит, вон пустой дом стоит, можете там жить. Сообща как-нибудь прокормимся.
Алексей согласился, решив, что другого выхода у него нет. Да и с Таней расставаться не хотелось. С его Российским паспортом и правами далеко не уйдёшь. Времена в СССР суровые, долго разговаривать не будут: мигом или в шпионы или в предатели запишут. Сказать правду людям, всем пожертвовавшим для победы, он не мог. Каким ударом для них будет весть о развале СОЮЗА и возвращении капитализма. Получится, что все их жертвы: жизни миллионов погибших близких, голод, холод были напрасны. Это было бы слишком жестоко, легче умереть. Да, и не поверит ему никто, отправят в психушку, или в лагерь. Ольга Алексеевна пригласила гостя в дом. Он состоял из сеней и двух комнат. В первой стояла огромная русская печь, слева между печью и стеной жил теленок, петух и пять кур. Три ягнёнка бегали по комнате, весело постукивая копытами и виляя маленькими хвостиками. Они были совсем ручными, на Лешу внимания не обращали, играли с Сашей. Он натянул веревку, ягнята, поблескивая темными глазками, стали прыгать через нее, толкаясь и бодаясь. Алексей повеселел, заботы отхлынули, на сердце потеплело. Так хорошо ему давно не было. Ольга Алексеевна и Таня накрыли на стол в соседней комнате. Черный хлеб, картошка в мундире, молоко – простая здоровая крестьянская еда. Какой же вкусной показалась она Алексею. После обеда Таня с матерью ощипали глухаря, он помог разрубить его на куски. Женщины стали готовить суп, Алексей с Сашей убирали за теленком и ягнятами, помен