— А что будет с деньгами? С недвижимостью? С ценностями? — мысленно задал я серию вопросов.
— Деньги теряют всякий смысл, — ответила Суо. — Системы взаимодействия с населением давно настроены на расчётные единицы, которые и выступали в этом экономическом манямирке в качестве привычных тебе рублей. Иллюзия того, что экономика работает, вот в чём ты жил, Гектор. Видишь? Даже тебя пробрало. А что будет, если люди узнают об этом раньше времени? Вот то-то и оно... Продолжая тему денег — их заменят баллы социальной полезности, которые можно будет получать работая на государство. Исключительно на государство. Больше не будет иного работодателя. Всё будет централизовано, мощность псевдо-ИИ позволит контролировать всё это с наибольшей эффективностью. Исчезнет множество профессий, люди окажутся якобы не у дел, но для таких будет выделяться минимальный гарантированный объём баллов социальной полезности в течение определённого периода, который позволяет переучиться на что-то наиболее подходящее и нужное государству. Псевдо-ИИ знают всё о жизни всех, кроме самых отбитых параноиков, обитающих в тайге, поэтому большей части оставшихся не у дел граждан будет подобрана работа, наиболее способствующая раскрытию их способностей. В общем-то тебе обо всём этом переживать не надо, ты к этому моменту будешь на пути к Марсу.
Прасковья потрепала меня по плечу.
— Гек, пойдёшь гулять? — спросила она.
— Пойдём, — кивнул я.
— Территорию НИИ не покидать, сами знаете, — предупредил меня Парис.
— Да, конечно, — ответил я, поднимаясь с дивана.
Вышли из дома. На улице шикарная погода: июль, пусть ночь, но очень тёплая, остальной город почти не гудит, лишь откуда-то издали доносится едва слышный рокот шоссе.
Мы с Прасковьей пошли по дороге для гольф-картов, отдалённо напоминающей прогулочный тротуар. Здесь нет полноценных дорог для классического автотранспорта, только вот такие изгибающиеся дорожки, на которых могут разъехаться два гольф-карта.
— Не расскажешь, где пропадал всё это время? — спросила Прасковья, закуривая сигарету.
— Бросала бы ты... — произнёс я. — На Марсе с кислородом не очень, поэтому покурить вряд ли получится.
— Да это же эко-вейп, — развела руками Прасковья. — Есть версии, которые можно даже на космическом челноке курить.
— Челнок в космосе ненадолго, а у нас полгода пути, — покачал я головой. — Впрочем, как знаешь.
Прасковья пренебрежительно махнула эко-вейпом и присела на ближайшую лавку.
— Никогда ещё мои отношения не заходили настолько далеко, — призналась она.
— До совместного полёта к Марсу? — улыбнулся я.
— Ага, — улыбнулась она в ответ.
Пиликнул телефон в кармане.
— Может, как-нибудь сходим в ресторан? — спросила Прасковья. — Ну, знаешь, свидание или типа того?
— Надеюсь, дадут возможность, — улыбнулся я.
Следующие минуты шли молча, я поглядывал на далёкое звёздное небо, а она задумчиво курила.
— А чем ты вообще занимался до этого всего? — спросила она вдруг.
— До этого всего? — уточнил я.
— Ну, до меня, — пояснила Прасковья.
— Да я вообще школьником был, в институт поступил, как ты знаешь, — начал я. — Жизнь начала налаживаться только за год до нашей встречи. Произошло кое-что необычное, после чего я начал по-настоящему жить. А детство... У меня было хорошее детство. Не богатое, но счастливое.
— А у меня было богатое... — ответила Прасковья. — И даже поначалу счастливое... Тебе, наверное, будет неинтересно услышать.
— Рассказывай, — махнул я рукой. — Сегодня хороший вечер для прогулки и долгой беседы.
— Началось всё в Швейцарии...
В общем-то, началось всё у неё дай бог каждому: родилась она в самой дорогой клинике Цюриха, были какие-то родовые сложности, но работали профессионалы, поэтому ей удалось прийти на свет без особых сложностей.
Первые пять лет жизни она провела не в России, а преимущественно в Испании, Франции, Британии, ну и, само собой, в США. Папаша возил её с матерью по различным курортам, многочисленным виллам, где они останавливались максимум на полгода.
Образование она начала получать домашнее, от самых лучших репетиторов, овладела, помимо русского, испанским, французским, английским, а также даже начала играть на скрипке.
А потом у её мамаши с папашей начался жёсткий разлад, а после и развод, в ходе которого Кипарисов оставил свою бывшую жену ни с чем, ну, по их меркам. Прасковья говорила что-то на богатом языке, но я не до конца понял. Что-то вроде «с жалкими двумя десятками миллионов баксов, считай ни с чем».
Как родитель её папаня оказался совсем не очень, она перестала его видеть, настолько перестала, что в прошлом году она видела его чаще, чем случалось порой в детстве.
С матерью он ей видеться запретил, однажды сказав, что при первой же её с нею встрече лишит наследства и втопчет в грязь.
Где-то к двенадцати годам Прасковья переехала в Россию, вслед за отцом. Получается, что она к России-то особо отношения не имеет, так как большую часть жизни провела за рубежом.
У нас ей было совершенно нечего делать, но назад возвращаться было нельзя, так как это разорвало бы ту иллюзорную связь с отцом, которая якобы установилась.
Ничего не установилось, разумеется. И дальнейшие события, произошедшие и при моём участии тоже, прояснили всё весьма однозначно.
Она тоже, как и я, прожила всего-ничего, но так же как и я, лезет на рожон. Может, это я тут просто дофига на себя беру и без каких-либо веских причин тащу её в пропасть?
— Ты не хочешь уйти от меня? — спросил я у Прасковьи.
— Схуяль? — спросила она напрягшись.
— Нет, не в том контексте, что ты якобы мне не нравишься и тому подобное, — замахал я руками. — А в том, что со мной всегда происходит какое-то неприятное и иногда летальное дерьмо.
— Мне без тебя больше никуда, — заявила Прасковья.
— Думаю, конченые и твои взаимодействия с ними больше не проблема, — сказал я.
— Они никуда не делись, я общаюсь с Викой, моей «подругой» из той тусовки, — покачала головой она. — Все всё помнят. Отец Шрамика теперь является лидером конченых. Они ничего не забыли и моё появление в свободном плавании будет расценено как вызов. Но мне без тебя никуда не поэтому...
Я понял, что она хотела мне этим сказать. Обнял её, а она ответила на объятья.
— Будем вместе до конца, — произнёс это с твёрдой решимостью.
— До конца, — ответила мне Прасковья.
Мы сидели на лавочке и болтали ни о чём до полуночи. Над нами висит полумесяц, звёзды как никогда ярки, тихо, спокойно.
— Пойдём домой? — спросил я.
— Давай посидим ещё немного? — Прасковья прижалась ко мне крепче.
*15 декабря2045 года, Капустин Яр, стартовая площадка*
— Список испытаний, — Парис вручил мне папку. — Давай без накладок там.
Сегодня и следующие две недели будем отрабатывать нештатные ситуации на космическом корабле. Для этого на орбиту ещё позавчера подняли целый тренировочный комплекс, представляющий из себя имитацию марсианского корабля, на котором мы и будем лететь к Марсу в течение полугода.
Все эти месяцы мы осваивали аппаратуру на Земле, но теперь настала пора поработать в условиях, приближенных к реальным.
Потом мы приземлимся и на три месяца закроемся с Прасковьей в изоляторе, который покажет, как мы переносим совместное пребывание на протяжении длительного времени. В ходе данного испытания не будет никаких средств развлечений, зато будет набор специально разработанных заданий, призванных определить нашу психологическую совместимость и общую устойчивость дуэта.
— Приложу все усилия, братец, — пообещал я Парису. — Ты тоже без происшествий по возможности.
В стране что-то творится. Предчувствую, что псевдо-ИИ уже начали потихоньку действовать, так как заявочки они шлют одна серьёзнее другой: сначала фактически установили виртуальный железный занавес, то есть отделили Рунет от остального мира, а затем выставили и вполне себе реальный занавес, наглухо перекрыв границы и выдворив всех иностранных граждан, прибывших с туристическими и развлекательными целями. Предлог? Вирус для кибератаки авторства американцев. На самом деле ничего такого нет и в помине, но предлог прекрасный.
Таким образом были достигнуты цели по предотвращению раннего просачивания информации раньше времени, а также проведён первый этап преобразования.
Тем, кто хотел навсегда покинуть Россию, предлагалось покинуть её в течение недели с момента спуска занавеса. И много кто предпочёл уехать, будто предчувствуя кардинальные изменения, которые ждут страну.
В качестве ошеломившего весь мир события месяц назад выстрелило в тренды присоединение Северной Кореи к Восточному Блоку на правах зависимой страны. Удивительно, но Ким Ё Чжон (1), сестра давно покойного Ким Чен Ына, каким-то образом была убеждена вступить в военно-политический блок, что вызвало много вопросов не только у нас, но и в Северной Корее.
— На самом деле, это всё имеет под собой весьма существенное логическое обоснование, — вмешалась в ход моих мыслей Суо.
— И какое же? — вяло заинтересовался я.
— Всё до предела просто, — усмехнулась Суо, которая появилась передо мной в парадной офицерской форме Корейской Народной Армии. — Дело в том, что в России сейчас наблюдается тенденция к депопуляции, то есть устойчивому снижению численности населения по естественным причинам. В перспективе построения нового типа общества, запланированного Советом псевдо-ИИ, низкая численность населения является острым вопросом.
— Это каким образом? — не понял я. — Наоборот же, меньшему числу людей гораздо легче построить то, что вы там собираетесь?
— Текущие научно-технические мощности позволяют обеспечить хоть десять миллиардов населения, хоть двадцать, было бы желание, — покачала головой Суо. — Но проблема в том, что грядёт война, аналогов которой в мире ещё не случалось. Российская Федерация бросит нешуточный вызов всему остальному миру, причём не как раньше, просто на словах Путина, а на самом деле. И боевых единиц лучше, чем люди, пока ещё не придумали. Все эти роботизации — это красиво, но заменить, например, т