ного и извращённого соития между банковским приложением, «Госуслугами», Единым сервисом услуг, через который подавляющее большинство людей заказывает всякую всячину с услугами за свои кровные и просто так, а также порталом пенсионного фонда. Получалось, что псевдо-ИИ свели в одно приложение всё, что только может понадобиться человеку.
Покопался немного в содержимом, интерфейс довольно любопытный, интуитивно понятный, с оптимальными цветовыми решениями. Не улетай я в скором времени на Марс, точно бы был рад тому, что теперь предстоит пользоваться таким понятным и простым приложением, без необходимости вдумчиво искать что-либо по мере надобности, на что иногда уходили часы.
Выскочило предупреждение, что весь функционал нового приложения «Социальное приложение» доступен только со смартфона «Лахесис», за которым нужно явиться в центр обслуживания населения или указать адрес и он сам прилетит мне посредством дронной доставки.
Ну, хоть так телефон поменяю.
— Ты тоже получил новое приложение? — в номер, где я заседал на диване, вошла до крайности удивлённая Прасковья. — Что за ерунда?
— Ага, — кивнул я, рассматривая графу «Работа».
Там уже содержалась запись об увольнении в запас из Вооружённых Сил Российской Федерации, а в пункте «Текущее место работы» была пустота.
Это нормально, так как официально нас с Прасковьей никуда не оформляли и мы вроде как безработные.
Сразу же выскочило уведомление, что есть вакансии для работы, свыше пятнадцати миллионов в данный момент, но число их неуклонно растёт, прибавляя по двадцать тысяч единиц в секунду. Тут телефон заглючило, он повисел так секунд двадцать, а затем выдал горячее предложение работы: оператор системы ВОХР в некий район завода «Большевик», что в городе Вольск. Предлагалось жильё, бесплатное питание в первый месяц работы, перспектива карьерного роста до городского, а вслед и областного уровня, но что-то нет, спасибо.
— Что такое ВОХР? — удивлённо спросила Прасковья, также получив уведомление.
— ВОХР — это военизированная охрана, — сказал я ей. — Самое оно для уволенных в запас военных. Тебе куда предлагают?
— Какой-то Вольск, район Шиханы... — пробормотала Прасковья. — Что за ерунда? А если я не хочу работать в ВОХР?
— Так тебя никто не заставляет, — усмехнулся я. — Я вижу, что количество вакансий продолжает расти, работы просто дофига и больше. И вообще, если не хочется работать, то можно некоторое время пожить на имеющиеся баллы социальной полезности. У тебя сколько, если не секрет?
— Полмиллиона с копейками, — ответила она. — А у тебя?
— Почти два миллиона, — сказал я.
— А чё это так? Почему у тебя два миллиона, а у меня всего полляма? — возмутилась Прасковья.
— Я без понятия, — признался я, выключая экран телефона. — Надо к Парису, может, он знает больше?
Вообще, у меня есть подозрение, что дело заключается в моём центре помощи людям с ограниченными способностями. Да, мы с Парисом купили на окраине Москвы небольшое здание, в котором организовали полностью автоматизированные производственные цеха, где начали клепаться роботы-имитаторы со специальным софтом, который оперативно начеркала нам Суо.
В комплект к роботу-имитатору идёт капсула со специальным гелеобразным содержимым, начинённым сенсорами, а также шлемом, который умеет считывать активность мозга. Капсулы выходили крайне дорогими, но зато позволяли охватить практически всех лиц с ограниченными возможностями.
Деньги были, ресурсы были, в основном потому, что открывали завод мы большей частью на грант от государства. Сейчас полностью автоматический завод выдаёт по двести комплектов в день, за каждый из которых до сегодняшнего дня платили по двести тысяч рублей.
Зато куча народу, что-то около двадцати тысяч с лишним человек, обрели практически полноценную жизнь: пребывая в капсуле, которая заботится об их теле лучше, чем штат медсестёр, они имеют способность управлять роботом-имитатором и перемещаться по городу, общаться и делать вещи, которых были лишены всё это время, даже пойти работать, если захотят. Вот такая вот солянка...
— Пойдём? — спросила Прасковья. — А то я ничего не понимаю...
Я кивнул и мы пошли к дому Париса.
По дороге встречались удивлённые сотрудники института, пялящиеся в экраны своих смартфонов и решительно ничего не понимающие.
А ведь именно этот момент можно назвать историческим. Когда все всё поймут, будут волнения, будут бунты, соседние страны тоже не будут рады происходящему у нас, особенно на Западе, ведь если система заработает, то получится, что их текущее устройство общества станет устаревшим и нерабочим.
Тренькнуло уведомление, что надо бы мне определиться со способом получения смартфона от государства.
Выбрал доставку дроном и обозначил адресом КПП НИИ им И.А. Полетаева.
Приложение сообщило мне, что доставка будет осуществлена завтра, ровно в полдень. Круто...
Париса мы обнаружили на крыльце его дома, курящего трубку и задумчиво тыкающего пальцем в свой телефон.
— Что за дела, Парис? — сразу начала возбухать Прасковья. — У меня было двадцать тысяч рублей на счету! И они куда-то пропали! Теперь у меня какие-то непонятные БСП!
— Эм... — поднял он взгляд на нас. — Поздравляю. А я здесь причём?
— Ты понимаешь, что происходит? — спросила Прасковья, которая осознала, что Парис может быть совсем не при делах. — Я вообще ничего не понимаю!
— Я сейчас прочитаю манифест социальной реформы и возможно, только возможно, смогу всё объяснить, — заговорил Парис, опуская взгляд обратно на смартфон. — Но продуктивнее будет, если ты сама прочитаешь текст, он доступен на всех языках мира, хоть на суахили.
— А-а-а, окей, — Прасковья достала свой смартфон и начала что-то искать в универсальном приложении.
Я тоже подумал, что неплохо бы ознакомиться с этим манифестом, который обнаружился, вот диво-дивное, прямо на главной странице.
Итак, введение...
Спустя пятнадцать минут напряжённого и молчаливого стояния на крыльце дома Париса я поднял взгляд и посмотрел на находящееся в зените солнце. Да, это пиз...
— Совсем у них мозги потекли! — воскликнула Прасковья. — Так нельзя! Никто не захочет так жить!
— Судя по тому, что тут написано, их это не особо волнует, — хмыкнул Парис и направился в дом. — Надо новости посмотреть...
В Манифесте социальной реформы было русским по белому подробно прописано то, что мне вкратце объяснялся Суо.
Денег больше нет. Работать необязательно, но если есть желание что-то кушать, то работы по самые помидоры, благо рабочие места создаются прямо сейчас в режиме реального времени. Сельское хозяйство и промышленность берутся под полный контроль государством, крупный бизнес национализируется, малый и средний бизнес — творите что хотите, но не за рубли, а баллы социальной полезности, которые не просто новые деньги, а критерий оценки твоей полезности для общества. Их могут вычесть в качестве штрафа, могут добавить за общественно-полезные деяния, личный рост как специалист, творец и так далее и так далее.
Суо болтала, дескать, это единственный способ достичь технократии, которая признана наиболее оптимальной формой власти в условиях грядущих социально-экономических отношений.
К манифесту было небольшое приложение, названное приказом о чрезвычайном положении. Он гласил, что радикальные преобразования займут неопределённый срок, поэтому военнообязанные граждане должны явиться на пункт вербовки по первому же указанию. Уточнялось также, что за каждый год воинской службы в рамках чрезвычайного положения начисляется пятьдесят тысяч БСП, что, вроде как, должно послужить стимулом идти... служить.
Там дохрена ещё чего было, в этом манифесте...
Только вот нюанс один есть: для подавляющего большинства простых обывателей жизнь не менялась. Можно восстановиться на работу, в момент которой многих и застигла реформа, можно выбрать что-то, что более подходит тебе, вариантов много, умные фильтры позволят найти что-то подходящее.
Ребята, которые имели серьёзные бабки, особенно не совсем законные или совсем незаконные, будут недовольны, это и ежу понятно. Но, что-то мне прямо-таки подсказывает, что про них Совет псевдо-ИИ не забыл и принял превентивные меры. Узнаем из новостей.
— Очуметь... — произнесла Прасковья. — Это ведь значит, что все мажоры, кого я знаю — больше не мажоры?
— Получается так, — пожал я плечами, заходя в дом.
В гостиной Парис уже сидел в своём кресле, а Лера на диване, о чём-то сосредоточенно переписываясь с кем-то.
Её сестра, Анна, так и не приехала в Москву, ибо какие-то накладки в работе. Теперь, думаю, либо приедет насовсем, либо вообще не приедет.
Сел на диван и вновь углубился в изучение приложения.
БСП отличается от рубля кардинально. Его нельзя конвертировать в доллар или любую иную валюту, так как он официально не является свободно конвертируемой валютой, ибо не валюта в конечном счёте. Это нечто большее.
Я уверен, нас совсем скоро ждёт форменный затрах с поставками товаров в зарубежные страны, так как БСП никто продавать не собирается да и невозможно это. В рамках Восточного блока всё будет более или менее нормально, а вот с остальными всё не так гладко. Нарушение торговых связей, сделок, контрактов... Впрочем, не думаю, что Совет псевдо-ИИ не предусмотрел каких-либо действий в этом направлении.
Посмотрим.
По телевизору, который очень внимательно смотрел Парис, шла программа новостей.
Охренительно нервная Марина Ким вещала прямо с Первого канала, что начались волнения в центре Москвы, ведётся жёсткое подавление силами полиции. Не, зря это они затеяли, псевдо-ИИ явно ждали подобного развития событий в деловом центре, где слишком много людей внезапно якобы остались ни с чем, осознали всё и теперь пытались излить своё разочарование силовым методом.
С новостного дрона была видна Красная площадь, где полиция вступила в ожесточённую зарубу с безумствующим населением, которое уже было разделено на несколько частей, которые по отдельности прямо сейчас избиваются дубинками и пакуются в пати-вэны. Как в старые-добрые времена...