– Кэнтелоу – кривой тип человека, – усмехнулся Питер.
Когда закончили партию и Джорджия отказалась от новой, они сели отдохнуть в мраморной беседке. Входной проем поддерживали две кариатиды. Внизу как на ладони был виден Чилтон-Эшуэлл и его холмистый парк, выгоревший сейчас от летней жары. Поодаль от них, среди тенистых дубов, собралось стадо оленей, неподвижных и ярких, как деревянные игрушки.
– Кэнтелоу, похоже, влюблен в вас, – вдруг сказал Питер.
– Я не совсем понимаю, подозревает ли он меня немного или это… ну, естественный интерес. Будем надеяться, что второе. Это могло бы оказаться весьма полезным.
– Не надо, Джорджия! Вы не должны доводить до этого. Я – всего лишь парень, который может сильно ударить по крикетному мячу. Но вы – другое дело. Вы действительно чего-то стоите.
– Мой дорогой Питер, о чем вы…
– Я не могу забыть Розу Альварес. – Он вздрогнул в прохладе беседки. – Достаточно скверно было уже то, что я водил ее за нос. Ну, полагаю, она на это напрашивалась. Роза была глупой, жадной, испуганной женщиной, если хотите, а я был молодым героем из пьесы про Секретную службу, сильно рискующим ради своей страны. Хорошо. Пусть так. Но я убил эту женщину. Я несу ответственность за то, что сотворили с ней Альварес и «А.Ф.». Да, я знаю, все ради благого дела. Однако благое дело не обеляет грязные поступки. Звучит глупо, но у меня такое чувство, будто я должен каким-то образом искупить смерть Розы.
– Я хорошо вас понимаю, Питер, – мягко произнесла Джорджия. – Сложно соблюдать правила, когда сражаешься с чем-то огромным и беспринципным, как «А.Ф.». Приходится стискивать зубы и окунаться в грязь.
– Всему есть пределы. Мне бы не хотелось увидеть, как вы стелетесь перед Кэнтелоу… ну, в том смысле. Мы избежим многих неприятностей, если я застрелю его прямо сейчас.
Питер мрачно усмехнулся, как бы наполовину признавая свою наивность. Джорджия забыла, с какой головокружительной скоростью, подчиняясь темпераменту, он может переходить от веселости к глубочайшему унынию. Вот что было ужасно в этом деле – ты терял друзей, черствел и утрачивал чувствительность ко всему, кроме движений противника, как бойцы во время партизанской войны.
– Прежде чем застрелить Кэнтелоу, нам придется раздобыть его планы, – заметила она.
– Что ж, вот и он, идет со своим секретарем, у которого лживое лицо. Спросите их у него.
Они захихикали, глядя друг на друга, снова готовые к действиям, вернувшись в хрупкий, изысканный мир обмана, вибрировавший под их ногами, как тонкий лед.
– Очень хорошо, Дэвид, значит, вы за этим проследите? – произнес Кэнтелоу. Секретарь кивнул и повернул к дому; его черная визитка и лысая голова выглядели неуместно в этом лесистом окружении.
– Что вы тут вдвоем затеваете?
– Питер только что разбил меня в пух и прах. Он мастер часового гольфа. Я поставлю на него против Генри Коттона[10].
Легкое облачко раздражения набежало на лицо Чилтона Кэнтелоу. Мгновение он задумчиво смотрел на Питера, а затем предложил ему сыграть. Устроившись на подоконнике мраморной беседки, Джорджия наблюдала за ними. Оба играли с почти сверхъестественным мастерством. Но если Питер бил по мячу невозмутимо и не думал о том, победит он или проиграет, то Чилтон был напряжен и сосредоточен. Маленький белый мяч катился, нырял, сворачивал на своем пути по неровному полю. Первый раунд закончился вничью, и они решили разыграть остальные двенадцать лунок. Джорджия поймала себя на том, что отчаянно желает победы Питеру, словно от результата зависели какие-то важные дела. Чилтон обошел его на две лунки, но Питер, проявив необычайное мастерство, два раза подряд загнал мяч в лунку с одного удара и сравнял счет.
Чилтон сник. У него ничего не получалось: его мяч улетал далеко за отметку или едва дотягивал до середины этого расстояния. Через минуту Джорджия сообразила, что он не старается… или нарочно играет плохо, чтобы победа оставила у противника неприятный осадок. Этот человек, который уже контролировал столько жизней и через несколько месяцев мог бы распоряжаться судьбой империи, обижался, как капризный школьник, из-за пустяковой игры. Он не привык ни в чем проигрывать. Джорджии это показалось чрезвычайно важным: больше она не подумает о Чилтоне Кэнтелоу и «А.Ф.» как о неуязвимых и непобедимых, теперь она будет сражаться не с громадной и неодолимой, как рок, силой, а лишь с человеком, потерявшим терпение из-за партии в гольф.
В то время Джорджии не пришло в голову, что ее присутствие усугубило поражение Чилтона. Она размышляла лишь о том, насколько же велика его самовлюбленность, чтобы позволять ему так обижаться на публике. Менее уверенный в себе человек постарался бы скрыть свое дурное настроение.
Когда игра закончилась, Чилтон сухо улыбнулся и молча скрылся в беседке.
– Ему не нравится проигрывать? – прошептал Питер.
– Тихо!
Убрав клюшку, Чилтон Кэнтелоу появился между двумя кариатидами. На миг его лицо с классически правильными чертами показалось таким же нечеловеческим, как и лица статуй. Он обозревал гольф-поле, которое расстилалось в низине под беседкой. Изогнув губы в слабой улыбке, раздувая ноздри, расставив ноги, он в это мгновение казался генералом, обозревающим поле битвы, подумала Джорджия. Затем его лицо расслабилось, он несколько минут добродушно поболтал с ней и Питером и направился к дому.
– Капризуля взял себя в руки, – заметил Питер, кивая вслед уходившему Чилтону. – Джорджия, вы впадаете в транс?
Она стояла между кариатидами, разглядывая поле для часового гольфа, как только что делал Чилтон. Что вызвало на лице Кэнтелоу это надменное выражение? Джорджия таращилась на лужайку, и постепенно ее контуры начали приобретать какие-то знакомые очертания.
– Питер, подойдите сюда, – тихо позвала она. Он встал рядом с ней на верхней ступеньке миниатюрного храма. – Когда круг – не круг?
– Сдаюсь. Говорите.
– Когда он – карта. Прекрасная, неровная контурная карта. Питер, вы еще поиграете в гольф. Вам нужно попрактиковаться. Идите по кругу, играя двумя мячами. Начните с отметки «один», ударьте по мячам к лунке, затем шагайте за ними. Только ставьте ногу одну перед другой, чтобы я оценила расстояние. Если кто-нибудь наблюдает из дома, то подумает, что вы просто тренируетесь, буковые кусты заслонят ваши ноги. Вернитесь от колышка к первой площадке, затем измерьте расстояние между ней и отметкой «два». Я буду считать, а вы сосредоточьтесь на том, чтобы двигаться естественно. Мне нужно расстояние в «ступнях» между площадками по порядку и между каждой площадкой и колышком. Сделайте и несколько перекрестных замеров. Это поможет, если только я сумею хотя бы приблизительно высчитать углы.
– Хорошо. Но что все это означает?
– Может, я придумываю, но мне кажется, что эта лужайка воспроизводит карту Англии. Кочки и длинные выступы… ну посмотрите, разве вы не видите сходства с Пеннинскими горами вон там, и с Котсуолдом, и с Чилтернскими холмами? И если я права, вероятно, расположение лунок и двенадцати начальных площадок что-то нам подскажут.
– Боже правый! Неужели вы всерьез думаете, что Чилтон развернет план своих действий у всех под носом?
– Звучит безумно. Но он и сам слегка ненормален. Чилтон из тех людей, которые получают наслаждение, искушая Провидение, он безрассуден, любит привлечь к себе внимание. Мы знаем, что он обустраивал это поле лично. Только что он осматривал его… ну, словно глядя сверху на царства мира. К нему сразу же вернулось хорошее расположение духа. Чилтон снова видел вещи в перспективе. Разве нельзя представить, как он приходит сюда, размышляет над ней, как Наполеон, черпает в ней вдохновение – в карте Англии, и он человек, который собирается изменить ее? И в то же время забавляется, как школьник, что его план, который вынюхивает, выворачиваясь наизнанку, Секретная служба, расположен прямо на этом гольф-поле? Давайте, приступайте, – раздраженно добавила Джорджия. – Не исключено, это лишь очередное мое ошибочное предположение, но давайте это сделаем!
Наблюдая за Питером из окошка беседки, она набросала на бумаге примерный план лужайки и стала вписывать измерения по мере того, как Питер сообщал их. С крикетной площадки, где днем Питеру предстояло встретиться с местным талантом, доносилось похожее на жужжание насекомого завывание газонокосилки. С теннисного корта периодически долетали слабые возгласы, и раз или два павлин издал возмущенный вопль. Звуки переплетались, создавая фон для постукивания клюшки Питера, шуршания карандаша Джорджии по бумаге…
Через час она сидела, запершись, в своей комнате. Перед ней лежала развернутая карта Англии. Сначала Джорджия должна была установить, какая точка на карте соответствует лунке в центре лужайки для гольфа. Почему не сам Чилтон-Эшуэлл? Она произвела приблизительные подсчеты, определяя масштаб плана, пока он не совпал с картой. Возникло дурное предчувствие. Если только Чилтон не распланировал свое гольф-поле в точном соответствии с масштабом, она никуда не продвинется. Ну что ж, «А.Ф.» уделял огромное внимание деталям, поэтому, возможно, его руководитель поступал так же. Вопрос заключался в том, что означают пронумерованные круги-площадки на лужайке. Их было двенадцать. «А.Ф.» разделил страну на шесть районов, с организатором в каждом. Предположим, что нечетные или четные диски указывают на центры районов. Джорджия подозревала, что конюшни Мейфилда в Беркшире – один из них, и знала о существовании оружейного склада под домом майора Кестона в Девоншире. Тяжело дыша, она высчитывала расстояния, прикидывала местоположение. У нее были три данных пункта – Чилтон-Эшуэлл, Ярнолдская ферма и усадьба Мейфилдов. Да, точки на плане, приблизительно соотносимые с последними двумя местами, попадали на четные номера. Но они соотносились слишком уж приблизительно, вот в чем проблема. Например, номер шесть попадал между двадцатью и тридцатью милями к северу от Ярнолдской фермы, Мейфилд тоже располагался слишком далеко на севере. Похоже, вся эта затея неудачна. Для сэра Джона нужен гораздо более точный план, чем этот.