– Да, понимаю,? задумчиво протянула Александра. – А я тоже кое-что вспомнила... Нет, ни в какое сравнение с твоими «приключениями» это не идет, но для моей хлипкой натуры тоже стало событие. Мы в пятом классе в поход пошли. Я до этого очень привередлива в пище была, ничего не любила. А сало – даже самое вкусное, совсем на дух не переносила. В принципе, для балерины, которой нужно все время диету соблюдать, это не плохо, поэтому родители не парились. Не ест дочка – и не надо. И вот оказываемся мы в горах, усталые, измученные, по солнцепеку несколько километров шли, проголодались аж жуть. И тут выясняется, что продуктов-то и нет. Я уж не помню, куда они делись, потеряли их, или забыли где... Но вкус того кусочка старого-старого сала, желтого и прогоркшего, который наш вожатый откопал у себя в рюкзаке и разделил на всех, до сих пор помню. Он порезал шмат тонкими ломтиками, и мы ели его, замирая от восторга. Никто не отказался. Долго еще потом этот запах у меня умиление вызывал – я даже любила иногда старое сало посмаковать. Эдаким своеобразным деликатесом стало оно для меня.
Александра засмеялась.
– Вот видишь, и тебе есть что вспомнить. Как там Настя с Лизой, интересно? Если все нормально, я бы не отказался на радостях тебя поцеловать, – сказал Эдик.
– В принципе, тут можно найти укромный уголок, но сдается мне, это будет не слишком уместно.
– Да, ты права. Бедный ребенок.
В этот момент из дверей, ведущих в хирургическое отделение, вышла Настя. Она старалась бодриться, даже улыбалась, но едва подошла к друзьям, не выдержала и разрыдалась.
– Боже мой, какая же я дура! – причитала она. – Я думала, что предательство Лешика – горе. Но нет же, нет! Вот оно – горе, когда ребенок твой лежит, маленький и беспомощный, и ты ничем не можешь ему помочь. А все остальное по сравнению с этим – чепуха.
– Настя, что сказал доктор? – Александра пересела к ней поближе и обняла за плечи.
– Сделали снимок. Кусок циркуля – круглая такая штучка, с дырочкой посередине, она в самом низу правого бронха застряла. Сказали, будут оперировать. Сейчас как раз Лизу готовят, – и она опять заплакала.
– Все будет хорошо, Настенька, – утешала ее Александра, – здесь великолепные врачи.
– Может, нужно с кем-нибудь поговорить? – предложил Лямзин. – Я знаю хорошего хирурга. Детского как раз.
Настя оторвала ладони от лица и покачала головой.
– Я не знаю. Мне сказали, что все сделают как надо. Думаю, нет смысла кого-то еще искать. Времени просто на это не осталось.
Спустя пятнадцать минут в коридор выглянула медсестра и поманила Настю к себе:
– Мамочка, подойдите!
Настя испуганно вскочила и бросилась к ней. Вернулась, только чтобы попрощаться.
– Все, вы езжайте, я остаюсь здесь.
– Может, тебе что-нибудь привезти? – спросила Александра. – Из одежды, еды, например. Или почитать.
– Не надо. Халат мне дадут, читать сейчас все равно я не смогу – ничего в голову не лезет, а без еды перебьюсь. Жрать много вредно.
– Глупости только не городи, – возмутилась Александра. – Лиза есть попросит, что ты будешь делать?
– Ей нельзя, – вяло отмахнулась Настя, – велели не давать ничего перед операцией.
– Ну так завтра, когда от наркоза отойдет, чего-нибудь попросит. Даже не спорь. Мы быстро смотаемся в магазин, вкусненького купим для вас обеих и привезем. Я тебе на мобильник позвоню, чтоб ты вышла и взяла.
Александра накупила подруге всего – еды, соков, фруктов и кипу журналов, чтобы хоть как-то скрасить ей пребывание в больнице.
Отдавая Насте пакет, она сказала:
– Смотри, если что потребуется, обязательно звони. Поняла? – Та кивнула. – И если просто будет страшно или тоскливо, или захочется поговорить, тоже звони в любое время суток без церемоний! Настя, ты меня слышишь?
– Да.
Александра вытерла ладонью слезы со щек Насти и, поцеловав ее, попрощалась.
– Все будет хорошо, я это чувствую. Не переживай.
– Спасибо, Алексаша, я позвоню, – Настя слабо улыбнулась и, ссутулившись, пошла к Лизе в палату.
Уже засыпая дома после суматошного дня, Александра никак не могла избавиться от липкого ощущения, что она живет не так. И изменилось все в ее жизни именно после смерти отца.
Ей отчаянно не хватало музыки, жеста, танца. Ее тяготила необходимость тащить на себе ювелирный бизнес, который катился по накатанной колее и не притормаживал только благодаря тому, что отец в свое время великолепно его наладил. А если бы ей пришлось все начинать самой, она бы вскоре благополучно прогорела. Она не чувствовала в себе призвания к управлению людьми, у нее у самой хромала дисциплина, и ей трудно было требовать этого от других. Конечно, она старается, но оттого, что приходится воспитывать не только саму себя, но и других взрослых людей, ей бывает тошно. Больше всего на свете ей сейчас хотелось забыть о том, что она владелица крупного бизнеса, и вернуться к балетному станку. Вести занятия хореографии у девочек и отдыхать в выходные, а не когда выдастся свободная минута.
Но она не могла предать память отца и не выполнить его последнюю волю. Это его империя, его страсть, его судьба.
Александра тихо вздохнула и, перевернувшись на бок, вытерла слезы.
– Где же ты, папочка? – беззвучно прошептала она. – Мне так плохо без тебя...
Глава 8
Через месяц после аварии. Зима
Илья трясся в маршрутке и старался не застонать. Едва зажившие ребра болели, травмированная нога ныла, а к горлу то и дело подкатывала тошнота.
«Ну почему я не послушался старика? – мрачно думал он. – Не дай Бог еще в обморок грохнусь, тогда запросто за пьяного примут. Стукнут ногой по ребрам, сломав то, что только что срослось, а потом отправят в больницу. Это в лучшем случае – если успеют разобраться, что не пьян. В худшем, я окажусь в вытрезвителе. Ну и что тогда буду делать? Ни денег, ни документов, и даже имя свое не смогу назвать. Разве что этим самым Николаем Мазуровым представляться. Надо будет все-таки проверить, кем он был. Вдруг он беглый преступник или еще кто...»
На этой мысли глаза его закрылись и он стал проваливаться в дрему.
– Приеду, пойду, хоть краешком глаза гляну на дочь, – сонно подумал он. – Вот только папирос сначала Федоровичу куплю.
И тут он понял, что абсолютно не знает, где их покупать.
Пройдясь по нескольким магазинам и не обнаружив там «Беломора», он свернул в элитный магазин и купил вместо папирос сигары. На это ушли почти все его наличные деньги, но он особенно не переживал. Главное – добраться до банковской ячейки, и тогда у них с Федоровичем будут деньги. Экономить Илья не любил и не хотел.
Прежде чем ехать дальше, он решил получить хотя бы минимальную информацию о самом себе. Посмотрев по сторонам, Илья увидел одиноко стоящую на перекрестке девушку и направился к ней.
– Вы мне не поможете? – с надеждой спросил он. – Я приезжий, только-только с поезда и немного заблудился. Не могли бы вы позвонить по телефону, который я вам назову, и попросить позвать Илью Григорьевича? Я вам за звонок заплачу. – И, боясь, что девушка откажет, торопливо добавил: – Очень вас прошу, это мой школьный друг, он – владелец сети ювелирных магазинов. А больше я в Москве никого не знаю.
Лицо девушки при слове «ювелирных» просветлело, и она поспешно кивнула:
– Конечно, позвоню. Говорите номер.
Илья медленно, следя за тем, как она набирает, назвал ей все цифры и напомнил:
– Позовите к телефону Илью Григорьевича. А если его не будет – спросите, когда он придет.
Девушка молча кивнула, слушая гудки.
– Алло? – ответили на том конце провода.
Бойко протараторив все, что просил Илья, она сосредоточенно слушала ответ. А он внимательно наблюдал за ней. И вдруг лицо ее вытянулось, став испуганно-виноватым. Затем рука ее с телефонной трубкой безвольно опустилась, и девушка тихо произнесла:
– Мне сказали, что Илья Григорьевич умер. Больше месяца назад. Извините.
– А что с ним случилось?
– Автомобильная катастрофа. Разбился...
Вроде бы он и готов был к этому, но услышать о своей смерти из уст другого человека было странно и неприятно. Хотелось, глядя на испуганное лицо девушки, рассмеяться в ответ и сказать: «Ерунда, вот он я, жив!»
Хотя уже в следующее мгновение он осознал, что есть нечто, еще более странное: мир вокруг неуловимо изменился. Он стал враждебным, и в нем больше не было места Илье Григорьевичу Захарову, ювелиру, мужчине пятидесяти семи лет. Он исчез, перестал существовать.
– А где его похоронили? – Наверное, лицо у Ильи в этот момент было очень расстроенным, потому что девушка притронулась кончиками пальцев к его рукаву и сочувственно сказала:
– Мои соболезнования. Ваш друг, должно быть, был очень хорошим человеком, раз вы его так любите.
Он протянул ей деньги, но она обиженно затрясла головой:
– Не надо, уберите! У вас такое горе, а я буду деньги с вас брать?!
И, махнув на прощание рукой, быстро пошла по улице.
Илья долго смотрел ей вслед, думая о своем, потом медленно побрел к метро. Прохожие то и дело оглядывались на него. Высокий и худощавый, с тонкими чертами лица, он всегда привлекал внимание женщин. Но сейчас бросался в глаза контраст, несоответствие его облика и манеры держаться тому, как он был одет.
Подавив желание проехать в центр города на такси и напомнив себе, что нужно экономить, Илья спустился в метро. Количество людей, едущих на работу, его поразило.
Илья не был в метро уже лет десять и теперь, вертя головой по сторонам, понимал, насколько отстал от жизни. Толпа, сосредоточенная, мрачная и злая, влекла его за собой. И он невольно подчинялся ее ритму и заражался ее настроением. Доехав до станции «Охотный ряд», Илья поднялся наверх и направился по Моховой до Большой Никитской. Там располагался ювелирный магазин и центральный офис, где работала Александра. Тот самый, где еще совсем недавно имен