– Дай Бог тебе пятерок, красавица, – смеясь, пожелал ей Лямзин, и она весело помахала ему стянутой с руки перчаткой.
Он медленно шел по лестнице, озираясь по сторонам и мысленно «всматриваясь» в квартиры. Это было похоже на состояние транса, в котором Лямзин пытался почувствовать, за какой из дверей окажется полезный ему человек. Конечно, те, кто попроще да поглупее, начали бы тарабанить во все двери. Но ему, во-первых, на это элементарно жаль тратить время, а во-вторых, уж очень не хочется поднимать шум. Идеальный вариант – точное попадание, когда в первой же квартире удается получить наиболее полную информацию. Тогда для подстраховки останется только в других квартирах сложившееся мнение закрепить. За долгие годы практики он уже привык к тому, что первое сенсорное ощущение часто оказывается самым верным. Именно та едва уловимая мысль, эмоция, которой мы чаще всего не придаем значения. В повседневной жизни так и происходит: мы поступаем как привыкли или как диктует нам логика. А потом спохватываемся: вот была же у меня мысль! В народе о таком человеке говорят – «задним умом крепок». Да, и Лямзин, чего греха таить, тоже регулярно совершал ошибки, но в ситуациях, когда нервы напряжены, ему удавалось собраться и сделать верный ход.
Сейчас он стоял на первом этаже, медленно «сканируя» каждую дверь, потом поднялся на второй и затем на третий. Отметил, что энергетически квартира наркомана кажется чем-то темным, вязким. Видно, действительно парень сидел на игле давно и прочно. И скорее всего, ему уже вряд ли можно помочь. Оттуда же, из сплошной черноты, шли всполохи красного огня – гнева матери. Похоже, женщина уже почти смирилась с медленной гибелью сына и только изредка вспыхивала, и тогда происходили ссоры.
Затем Лямзин осмотрел соседние квартиры. Судя по внешнему виду дверей и другим мелким признакам – тишине, слою не потревоженной побелки около половиков и пыли, в них либо не жили, либо появлялись очень редко.
Дальше он решил не подниматься. Спустился на этаж ниже и позвонил в дверной звонок.
– Кто там? – спросил глуховатый голос и закашлялся.
– Откройте, полиция, – он развернул удостоверение и поднес его к дверному глазку. – Старший оперуполномоченный подполковник Лямзин Эдуард Петрович.
Дверь приоткрылась, и в щель выглянуло маленькое личико, ровно половину которого занимали большие очки с толстыми линзами.
– А что случилось? У нас вроде бы спокойно все, – женщина вглядывалась щурясь и наклоняла голову набок, как птица.
– Можно я войду? Неудобно как-то в подъезде говорить.
– Да, конечно, – женщина посторонилась, пропуская визитера в дом.
Она зябко закуталась в вязаную кофту и прошла в большую комнату. Повернувшись, жестом поманила Лямзина за собой. В центре гостиной оказался стол, накрытый белой льняной скатертью, с дымящимися ароматными пирожками на нем и чашками чая. В левом углу, у окна, сидела белокурая женщина средних лет и делала вид, что читает газету.
– Извините, я вам помешал, – смутился Лямзин. – Но я постараюсь недолго вас задерживать. К нам поступила информация, что в вашем подъезде содержится притон. Приходят наркоманы, готовят зелье, вонь от него идет на весь подъезд. Хочу удостовериться, так это или не так. Вы сами ничего не замечали? Запахи какие-то странные, может быть, использованные шприцы на лестнице?
– Да-а, – нараспев протянула хозяйка, задумчиво подняв глаза вверх, – конечно, есть такое. Я замечала, даже поднималась вверх, чтобы понять, откуда разит. Вы знаете, на третьем этаже часто собираются странные люди. И глаза у них такие... пустые. Будто они в гипнозе или вообще зомби.
Лямзин невольно покосился глаза на книжные полки, которые тянулись вдоль стены до самого окна. В глаза бросились книги братьев Стругацких, Ефремова и Казанцева.
– Вы мне не верите? – перехватив его взгляд, обиделась хозяйка квартиры.
– Почему же, верю. Просто фантастику люблю, вот и залюбовался. У вас богатая библиотека.
Женщина зарделась.
– Это да. Книги моя страсть. Всю жизнь ими занимаюсь.
– А где вы работаете, если не секрет?
– Да какой там секрет, – она засмеялась, – товаровед в книжном магазине.
– А вот скажите мне, как любителю, почему в одном и том же книжном цены такие разные? Одна книжка вполне доступно стоит, а другая ну просто как паюсная икра. Я не о тех говорю, которые изданы на мелованной бумаге и с иллюстрациями, а о самых обычных, одинаково оформленных.
– Так у нас наценка на всю продукцию одна и та же. Если книга дороже – значит, мы ее получили по более высокой отпускной цене. Вот и вся арифметика.
– Ясно, спасибо. Вернемся к нашим «баранам». А те, кто на третьем этаже собирается, они в какую квартиру приходят, не знаете?
– Знаю. В сто девятнадцатую, к Митьке Сватову.
– А в соседних никто больше ничем подобным не занимается?
– Не думаю. У них на этаже никто постоянно не проживает. Одна квартира давно стоит пустая: хозяева за границей, а сдавать ее почему-то не хотят. В сто семнадцатой хозяева в загородном доме живут, тут только иногда остаются переночевать. А в сто восемнадцатой бабушка старенькая раньше жила. Сейчас ее дочь к себе забрала, приходит время от времени цветы поливать. Наверное, продавать квартиру будут.
– А на этажах выше? На четвертом? Вот, к примеру, над вами на пятом, кто живет?
– Хорошая женщина, бухгалтер. Да вот она, кстати, сидит, – и указала на блондинку, тихо, как мышка, затаившуюся в своем углу и старавшуюся даже не шелестеть листами газеты. – Познакомься, Наташа, это подполковник полиции, – Лямзин Эдуард Петрович, у нас по делам.
Лямзин от неожиданности закашлялся, но быстро справился с собой.
– Вы Наташа? Обожаю это имя. А чем в жизни занимаетесь, Наташа? Кроме бухгалтерии, разумеется.
– Ничем. Работа – дом. Хорошо еще, что Рита меня иногда развлекает, – она кивнула на женщину в очках. – То на посиделки вытащит, то в кино, то в театр.
– А вы что же, не замужем?
– Была. Но полгода как развелась.
– Ах, какая жалость, – вздохнул Лямзин, – примите мои соболезнования.
– Да что вы, это такое счастье! Я наконец-то жить в полную силу начала, а то света белого не видела.
– Тут я с вами солидарен, тоже давно развелся. А не появляется бывший в Москве, преследовать вас не пытается?
– Нет. Не знаю, где он, и знать не хочу.
Распрощавшись с женщинами и пожелав им приятно провести время, Лямзин ушел.
Из разговора выходило, что мужа Натальи Ивановой в Москве нет и с женой он не живет. Но, чтобы подстраховаться и проверить ее слова, Эдуард поднялся на пятый этаж к квартире сто двадцать восемь и позвонил в дверной звонок. В ответ заливисто зашлась лаем собачонка. Соседняя дверь тут же приоткрылась, и рыженькая конопатая женщина с прической типа «заросший пудель» стрельнула глазками и сообщила:
– А она внизу, в сто восьмой сидит. Вы на третий этаж спуститесь, да и позвоните. Наташка с Риткой там, они вместе чаи гоняют. Подружки! Других не зовут.
– А что муж ее, давно не объявлялся?
– Муж? – У рыжей маленькие поросячьи глазки моментально стали вполлица. – А у нее и муж есть?!!
– Ой, простите, я, наверное, ошибся, – мысленно посмеиваясь, «доверительно» сказал Лямзин. – Это же квартира Львовых, Людмила Сергеевна здесь живет? У нее еще муж и пятеро детей.
Блеск в зеленых глазках моментально потух, рыжая постно скривилась:
– Не-а. Даже не слышала про такую. Здесь Наташка Иванова проживает, в одиночестве. Вон, собака, да она, вся ее семья.
Несколько соседей, к которым он под тем же предлогом обратился, подтвердили: Иванова живет одна. Итак, пусть и с отрицательным результатом, но просьбу Кирилла он выполнил.
В кабинете на Петровке Лямзин разложил листы со списком всех телефонных звонков Ильи Захарова за месяц до его гибели и принялся их изучать. Отметив несколько наиболее часто повторяющихся, он поднял базу данных и узнал, кому принадлежат номера. Самый последний звонок Ильи перед гибелью был Оксане Козловой, секретарю. Предыдущий – оператору в банке, Алле Крюковой. Перед ним входящий – звонила секретарь, Оксана.
Лямзин решил начать с нее, по логике вещей ему показалось наиболее простым и вероятным сразу найти ее. Телефон фирмы Александры Эдуард знал наизусть, так что бодро набрал его и тут же услышал ответ Зины.
Девушка на том конце провода немало удивилась, когда голос Эдика Лямзина – а она конечно же узнала его! – попросил не Александру Ильиничну к телефону, а Оксану Козлову.
– А кто это? – от растерянности спросила она.
– Секретарь вашей фирмы. Думаю, предыдущий.
– Ах, да, – спохватилась она, – Оксана работала до меня, это точно. Но я ее не застала, потому узнать не успела. Извините, не сообразила сразу, что вы спрашиваете о ней.
– А как можно ее найти? Мне очень нужно.
– Ну-у-у, – Зина замялась, подбирая слова, – боюсь, это будет сложно.
– Ничего, мы трудностей не боимся. Диктуйте номер.
– Понимаете, Эдуард Петрович, – вздохнув, сказала Зина, – я пришла на место Оксаны, потому что она умерла. Погибла, попав под поезд.
– Когда?
– Еще полтора года назад. Там такая ужасная история... Оксана торопилась домой к больному ребенку, отпросилась пораньше с работы. Увидела свою электричку и побежала через пути. Хотела к приходу врача успеть, боялась опоздать. А с другой стороны – тоже поезд... В общем, хоронили ее в закрытом гробу.
После столь неудачно закончившихся поисков секретаря, энтузиазм Лямзина немного поугас. У него была такая примета: если сразу дело не идет, то и дальше будет со скрипом продвигаться. И надо же ему было начать с поисков именно Оксаны.
«Впрочем, так, чтоб все время везло, не бывает. Должны же существовать и проколы», – думал он.
Алла Крюкова, оператор, звонившая Илье Захарову в день гибели, разумеется, в банке уже не работала.
– Кто бы сомневался, – буркнул Эдик, кладя трубку. – Раз уж с начала не задалось, то теперь быстрого результата не будет.