в чем дело.
– Да ерунда, – отмахнулся тот, – тут дело легкое, сразу понятно, где искать. Пара звонков подружкам, разговор с каждой по душам, и вся информация у нас.
– Надумала она в Турцию сбежать, – качая головой, посетовала старушка. – Ну, я ей покажу!
И она, грозя сухоньким кулачком пространству, скрылась за дверью.
В кабинете у детектива Илья кратко изложил цель своего визита, аккуратно обойдя любой намек на его истинные мотивы.
– Мне нужна вся возможная информация, включая распечатки звонков с мобильных телефонов.
Андрей потер указательным пальцем переносицу.
– Когда, говорите, Воронцовский умер?
– В начале декабря прошлого года.
– Много времени прошло. Могла не сохраниться информация. Но я попробую достать. За дополнительную плату, разумеется.
– Деньги не имеют значения. Заплачу, сколько нужно.
– Отлично, – детектив встал, – давайте договоримся так. Ровно через две недели я вам позвоню...
– Я не пользуюсь мобильным телефоном.
Андрей вскинул на него глаза, в которых читалось искреннее изумление. Будто бы Илья только что признался, что самолично сорок лет водил евреев по пустыне.
– Ну... тогда вы мне позвоните, – он подвинул визитную карточку, потом покосился на бороду Ильи, – или сразу без звонка приходите, если вам так удобнее. Думаю, к тому моменту уже все будет готово.
Вернувшись домой, Илья взял ножницы и принялся ровнять бороду. Потом нашел помазок, мыло и, обильно взбив пену, начал подбривать щеки, оставив только небольшую аккуратную бородку. Сбрить ее совсем он не решился, посчитав, что так он все-таки будет менее узнаваем.
– Чего это ты вдруг? – спросил заставший его за этим занятием Константин Федорович.
– Меня сегодня за моджахеда приняли, – пожаловался Илья. – Женщина была явно не совсем адекватна, но в чем-то она права. Я пытался спрятаться, стать незаметным, а в итоге добился обратного эффекта. Не так уж часто по Москве ходят мужчины с окладистой, пусть и русой, бородой.
Константин Федорович смущенно кашлянул:
– Кхе, кхе. Тут ты прав. Хотел тебе сказать об этом еще тогда, когда ты в Москву собирался, но потом передумал. Решил, что если тебе так спокойнее, то оно того стоит.
Две недели, оставленные детективом Андреем Егоршиным на сбор сведений для Ильи, истекали.
Илья слегка нервничал, собираясь в Москву. Что он узнает нового и неприятного для себя? И как потом со всем этим поступить?
«Ерунда, главное, выяснить правду. Что с ней делать – можно будет подумать позже», – мрачно рассуждал он.
Но волнение не улеглось. Дорогу от Лосиного Острова до детективного агентства в Печатниковом переулке Илья не заметил. Ехал словно на автомате, погруженный в свои мысли.
Когда он вошел, Егоршин был не один.
– Филипп, – коротко представился второй парень, вставая и протягивая Илье руку.
– Николай Мазуров, – представился Захаров, отвечая на рукопожатие. – Поэтому детективное агентство называется «Филиппок»?
– Да, но не только, – улыбнулся Егоршин. – Филипп действительно был первым, кому пришла идея объединиться в детективное агентство, и, придумывая название, мы исходили из этого. А потом кому-то пришло в голову сравнить энергию и тягу к знаниям нашей команды с теми же качествами у Филиппка из рассказа Толстого. Вот так и вышло – без лишнего официоза и немного с иронией к самим себе.
? Оригинально, – засмеялся Илья. – А меня чем порадуете?
– Кстати, вам без окладистой бороды лучше, намного моложе выглядите. А вот распечатки телефонных разговоров, – он протянул три длинных полосы бумаги. – Тут переговоры Воронцовского за месяц до смерти и разговоры Килина и Марцевича за тот же период. И есть еще кое-что интересное по Воронцовскому.
Егоршин достал из папки распечатанные на компьютере листы.
– Воронцовский Василий Савельевич родился в тысяча девятьсот сороковом году, фамилия при рождении – Штейн. Отец – ювелир, мать – учительница. В армии не служил из-за плохого зрения, окончил торговый техникум, работал сначала продавцом, потом товароведом. Был осужден за должностное преступление на три года лишения свободы. Освободившись, занялся спекуляцией и был осужден еще на 5 лет. После выхода на волю занялся валютными операциями и посредничеством в торговле золотыми изделиями и антиквариатом. Опять был осужден. В возрасте сорока лет вышел из тюрьмы – условно-досрочное освобождение. Через три года эмигрировал в Америку. Чем там занимался, точно не известно. В тысяча девятьсот девяносто первом вернулся в Россию, поселился в двухкомнатной квартире на Старом Арбате у родной тетки. После ее смерти в наследство Штейну осталась та самая квартира, в которой он жил.
Примерно 25 ноября прошлого года Штейн был убит в своей квартире. Экспертиза установила, что Василий Савельевич получил удар тупым предметом по голове, после чего упал, сильно ударившись затылком о порог. Скончался от перелома основания черепа. Подозреваемым в убийстве считают Илью Захарова, ювелира. Нашлись свидетели, которые связали смерть Воронцовского с предшествовавшим визитом Захарова, во время которого тот должен был оценить крест старинной работы. Единственное, что исчезло из квартиры – именно этот крест. Судьба ювелирного изделия до сих пор не ясна: Илья Захаров 30 ноября ночью попал в аварию на своем автомобиле и погиб. Креста при нем обнаружено не было.
Услышав из уст детектива свое имя, Илья на мгновение замер, но быстро взял себя в руки и дальше слушал Егоршина, старательно сохраняя спокойствие. Но чем больше узнавал, тем меньше что-либо понимал. Допустим, бывший мошенник Штейн, помешанный на гербах и своем знатном происхождении, меняет фамилию и начинает кропотливо обустраивать свое жилище в стиле, призванном убедить всех, что он и в самом деле потомок знатной аристократической фамилии. Допустим, купил титул и окружил себя антиквариатом. Раздобыл где-то драгоценный византийский крест – в официальную версию с наследством Илье верилось слабо. Хотя он допускал, что и такое может быть.
Но какое Воронцовскому дело до Ильи? Или обращение к нему, как к специалисту, – чистейшей воды совпадение?
Эти мысли не оставляли его всю дорогу, он пытался вспомнить, не пересекались ли где дороги его и старичка Штейна. Но ничего толком так и не вспомнил. Домой Илья почти бежал. На душе отчего-то было неспокойно, какая-то странная тоска наваливалась на грудь и душила его. На последнем повороте у поваленной сосны Илья услышал резко оборвавшийся лай Айки и перешел на бег.
Подул ветер, и пахнуло дымом. Илья бежал, задыхаясь, предчувствуя беду. Когда он очутился рядом со сторожкой, она вся пылала. Времени оставалось считаные секунды. Илья на бегу сорвал с себя куртку, обмотал ею голову и плечи, выбил бревно, которым была подперта дверь, и ринулся внутрь. Константин Федорович лежал на полу ничком, затылок его был в крови.
Только вытащив из огня старика и убедившись, что он хоть и пострадал, но все-таки жив, Илья начал оглядываться в поисках Айки. Нашел он пса лежащим у изгороди, белая шерсть его была окрашена в алый цвет.
Глава 13
Настоящее время
– Тебе такое имя как Аркадий Килин о чем-нибудь говорит? – с ходу, едва Александра переступила порог, начал Лямзин.
Она недоуменно приподняла брови:
– Аркадий Львович? Ну конечно! Это старый друг моего отца, тоже ювелир. А почему ты спросил? – Вдруг лицо ее стало покрываться румянцем, и глаза заблестели. – Ты подозреваешь Килина? О, нет, не может быть.
Вспомнилось, как два года назад Килин на кладбище во время похорон отца утешал Зою Павловну. Александра тогда приревновала к нему мать, ей показалось, что он слишком рьяно демонстрирует скорбь и утирает безутешной вдове слезы. Позже, когда Килин приходил к ним на поминки, ей стало стыдно за те мысли. Его поведение после похорон было безукоризненным, и ни разу больше он не переступил грань дозволенного.
– Ты уверена?
– Надеюсь, что да.
– Вот только давай без этих штучек! – вспылил Лямзин. – Такой ответ означает одновременно и «да» и «нет». А мне хотелось бы немного конкретики.
– Мне трудно представить Килина в роли расчетливого преступника.
– Ну почему же. Он талантливый бизнесмен, так что рассчитывать наверняка умеет.
– Не мне тебе говорить, что это еще не повод подозревать человека в преступлении, – разозлилась Александра, – ты вот, к примеру, тоже неплохо считаешь, но это не дает мне...
– Букет, который ты получила тридцатого ноября, был послан из офиса Килина, – перебил ее Лямзин.
– Что? – отрывисто спросила она, широко распахивая глаза.
– Именно. Как можешь это объяснить?
Александра схватила со стола журнал и начала обмахиваться им как веером. Представить, что старина Килин, запросто бывавший в их доме, на самом деле коварный изменник и предатель, было очень трудно. При мысли, что это может быть правдой, она испытала тошноту.
– Да никак не буду объяснять, – наконец сказала она. – Спроси об этом Аркадия Львовича сам.
– Именно это я и собираюсь сделать. Примерно минут через двадцать он будет у меня. Ты перед его приходом спрячешься вон там, – он указал рукой на шкаф, отгораживающий небольшой кусок комнаты, – и сиди тихо, как мышь. Но при этом лови каждое слово Аркадия Львовича.
Килин вошел в кабинет смущенно, боком. Маленький, сухощавый, в светлом шерстяном костюме, он выглядел благочестиво, как сельский пастор. На первый взгляд, он являлся человеком, о котором можно подумать плохо в самую последнюю очередь. Весь такой аккуратный и чинный, и пахло от него лугом и свежестью. Но когда из года в год имеешь дело с закоренелыми негодяями, умело маскирующими под нормальных людей, – это не может не вызвать профессиональной деформации. Поэтому напоминать самому себе, что нужно быть бдительным, Лямзину не требовалось: он и так был настороже.