– Идут княже, – ответил хмурый дружинники, с которым пришел Банкир.
– Много ли?
– На каждого из наших по десятку наберется.
– Хороши ли?
– Не берсерки, – коротко буркнул хмурый, – Обыкновенные варяги. Бойцы конечно ж, но не берсерки.
– Готовьтесь! – крикнул негромко Рюрик.
Надел шелом и сбросил багряный плащ, оставаясь в крепких подогнанных доспехах и кольчужной рубашке. Варяги появились чуть быстрее, чем ожидали. Их действительно было гораздо больше чем защитников Заупора. Банкир быстро глянул на стоящих рядом. Ни один не выказал, ни тени беспокойства. Кто-то половчее перехватил тяжелый кистень, кто-то проверил, как выходит из ножен кинжал и крепко ли держит рукоять меча кожаный накинутый на запястье ремешок. Хмурый дружинник закинул за спину большой овальный щит с львицей и взял в левую руку маленький круглый щит с изображенным на нем Змеем. Молодой дружинник отступил из-за засеки, оставив пустым пространство между кольями и дубовой оградой. Банкир понял, что если варяги не берсерки, то эти, что стоят рядом с ним, именно к этой категории бойцов и относятся. Варяги полезли на колья. Дружинники спокойно достали луки, и практически в упор расстреляли первых, кто появился над острым частоколом. Но засека уже пала под ударами топоров, и лавина тел захлестнула пространство перед дубовой оградой. И в ту же минуту ложное покрытие из веток и коры, застланное дерном с травой, подломилось, и, целая ватага нападавших, рухнула в волчьи ямы на острые колья. Теперь Банкир понял, почему их встретил молодой дружинник и почему так осторожно он провел их внутрь ограды. Нападавшие взревели и по головам и телам своих товарищей бросились на приступ. Теперь их было почти вдвое меньше от первоначального количества, но все равно они впятеро превосходили воинов Рюрика. В ответ раздался медвежий рык, дружинники, стоящие вдоль ограды, быстро накинули себе на плечи медвежьи шкуры, так что над шеломами оказалась оскаленные пасти зверя. Они готовы были к встрече с врагом. Банкир вытер вспотевшую ладонь о бурый мех медвежьей шкуры, свисавший с его плеч, крепко взял в обе руки рукоять огромной двухсторонней секиры. «Ну, что ж, – подумал он, – Двум смертям не бывать…». И со всего размаху опустил ее на рогатый шлем показавшийся над оградой.
Сколько прошло времени, он не знал. Но в чувство его привела тишина. Тишина. Не хруст костей и лязг металла о металл, а тишина. Не было слышно даже тяжелого дыхания рубящихся бойцов, не было слышно, иногда покрывавшего шум сражения, звериного рыка Бера, огромного медведя приходящего из Нави на помощь своим воинам. Не было слышно воя волков, покровителей варягов. Тишина! Она давила и пригибала к земле. В руках его не было секиры. Рука в кольчужной рукавице сжимала длинный кинжал, избитый и изрубленный. Шелом упал с головы, и волосы рассыпались по плечам, выскочив из-под кожаного ремешка обтягивающего голову. По лбу струилась кровь из раны на темени. Левая рука был порублена, однако кольчуга сдержала удар и, судя по тому, что рука работала, рана была не глубока. Весь он с ног до головы был забрызган кровью и чем-то белым. «Мозг из головы», – мелькнула мысль и тут же убежала, прогнанная тишиной. Банкир откинул волосы со лба, огляделся. Вокруг него лежали тела. Изрубленные тела врагов и своих. «Трупы!», – сам себе сказал Банкир. Он встал пошатываясь. Оперся о какую то палку. Посмотрел – это был посох волхва с оскалившейся головой медведя вместо крюка. Встал, упираясь на посох. Кругом было кровавое месиво из людских тел. Он шагнул, стараясь не ступать в лужи крови. Рядом начал подниматься кто-то еще. Банкир крепко сжал кинжал. Потом увидел оскаленную пасть над окровавленной головой, понял – свой. Это был хмурый дружинник. Он обтер ладонью кровь с лица, посмотрел на Банкира, как в тот раз подмигнул, заплывшим от удара глазом.
– Живой!? Значит, любят тебя Боги, – крепко встал на ноги, – Пойдем, посмотрим, может еще, кто есть. Да дай-ка мне шестопер. Не дай Боги, кто из врягов жив, – закашлялся, сплюнул кровью, – Вот он меня молотом приложил. Здоров был волчара. Пошли.
Они пошли, обходя место кровавой битвы. При каждом шаге хмурый кривился и прикладывал руку к боку. Потом сел.
– Видать, он мне ребра-то сломал. Бугай. Ты сними с меня кольчужку-то. Да вот возьми плащ, нарежь полос и обмотай вкруг. Пусть ткань ребра держит, – потом он скрипел зубами, пока Банкир снимал с него доспех, обматывал его вкруг тела красными полосами, – Все, что ли? Пошли. Вот так полегче.
Вскоре он услышали стон, раскидали тела и нашли еще одного из своих. Рука у него висела, отрубленная по локоть, но перевязанная тугим жгутом. Он сел, напился из фляги, и махнул им рукой, что бы шли дальше. Вот так они отыскали двенадцать дружинников, порубанных, побитых, но живых. Не было только самого князя. Хмурый показал рукой на высокий дуб. Банкир пошел туда. Действительно князь сидел там. Сначала Банкир решил, что он просто устал и спит, после боя, потом понял, что князь спит тем сном, которым спят герои, ушедшие к предкам в Навь. Это был сон улетевшего в Вальхаллу, обитель тех, кого забирают валькирии – богини забвения. Он уложил князя на траву, накрыл его плащом, вложил ему в руки меч, положил рядом щит, а под голову подсунул шкуру медведя великана, с которой князь не расставался никогда. После этого он пошел и собрал всех вокруг князя. Хмурый оглядел всех тяжелым взглядом. Перед ним стояли, сидели, лежали его побратимы.
– Выжили, значит, – крякнул он, – Это все? – помолчал не получил ответа, – Значит все. Сколь нас? – обвел всех взглядом, – Дюжина. А князь усоп. Князя надо схоронить до времени. Нам убогим ему усыпальницу не сладить. Нам бы товарищев наших с дымом костра погребального к предкам отправить. А князь пусть спит. Каменьями его придавим и пусть спит. Придет Трувор с дружиной подмогнет. Да еще нам бы ворогов убиенных в их последний путь проводить. Негоже их зверям оставлять и птицам. Хотя и вороги они, но бились знатно. Кто двигаться могет, ползи сюда, – он усмехнулся.
Они уложили князя на высоком берегу на ветру. Заложили его камнями, тяжелыми валунами, соорудив ему подобие маленькой пирамиды, княжеской усыпальницы. После этого двигаться могли только пятеро из всех. Хмурый распорядился не ходячим, разжечь костер и приготовить чего поесть из походных припасов. Затем за два дня они сложили огромный погребальный костер, на который стащили тела своих побратимов, погибших в сече, и подожгли его. Справили скорбную тризну. Потом медленно стащили в яму тела поверженных врагов и засыпали их землей. Зима пришла, засыпав берег белым снегом, и совсем замела следы битвы. Банкир оценил, предусмотрительность князя заранее вырывшего землянки и поставившего шалаши в дубраве. Как будто он знал, что его оставшимся воинам предстоит здесь зимовать, зализывая раны. А дружина Трувора все не шла. Никто не знал, что ни Трувор, ни Синеус не дождались гонцов от князя, перехваченных по дороге лихими людьми.
После долгой зимовки Банкир вышел на берег еще не оттаявшей реки. Вдалеке он увидел людей на санях. Он начал считать сани. Раз, два, три…
– ….четыре, пять, шесть…..
– Ну и сколько курганов насчитал? – спросил Редактор.
– Двенадцать, – ответил Банкир, – Дюжина.
– Это значит, что все тут и похоронены. Все те двенадцать, что с князем остались до лета. Все те, что по легенде, вслед за ним ушли к предкам, после того как его в усыпальницу уложили, – кивнул Редактор.
Он лежал на спине и смотрел в голубое, без единого облачка небо. Оно казалось таким бездонным и парящим над землей, что, кажется, он сам бы мог взмахнуть руками, как крыльями и полететь.
– Никогда не делай так, – услышал он спокойный и властный голос, – Никогда не думай, что ты можешь уподобиться птице.
– Понял учитель, – Редактор сел.
Он сидел на крыше огромного Храма, у подножья которого плескалось подковообразное озеро, вокруг которого росли высокие пальмы. Тот, кого он назвал учителем, стоял рядом со свитком папируса в руках. По его одежде, редактор понял, что он относится к высшей касте красных жрецов.
Жрецов Великой Богини Сехмет.
– Ты замечтался ученик. Но это простительно.
Бездонное небо манило к себе и более зрелых мужей, – сказал жрец, – Вернемся к тайнам зиккурата. Смотри сюда, – жрец расстелил папирус и начал рассказывать, водя тонкой тростниковой палочкой по рисункам.
Усыпальницы ступенями в манящее небо мы зовем зиккуратами, так же как звали древние, а на их языке это означало «вершина». Вершина власти и вершина славы, вершина знаний и вершина судьбы. Кто достиг вершины, тот заслужил уснуть до времени в зиккурате, дабы дождаться часа пробуждения. А наша рукотворная лестница поможет ему подняться к голубому небу, что бы сверху обозреть мир, в котором он пробудился и в котором ему суждено прожить новую жизнь. Так вот, ученик, первые усыпальницы были такими всегда, лестницей в небо. То, что делают в наше время, возгордившиеся владыки, и то, что они называют пирамидами, это просто дом для мертвых, для тех, кто не проснется никогда. Это знаем мы красные жрецы, верные слуги Богини Львицы, достойной супруги Бога всех Богов могущественного Птаха. И только здесь в Карнаке, в святилище Владычицы Востока храним мы этот секрет. Ибо тот, кто проснувшись не сможет подняться на вершину, чтобы вместе с Красной богиней, первым поймать лучи восходящего солнца, не пробудится никогда. Слушай ученик. Никто из тех, кто считается мудрым сейчас, не знает, зачем нужен проход из усыпальной камеры к текущей рядом реке. Его делают в новых гробницах, не понимая его сакрального смысла. Слушай. Когда герой проснется, он должен еще во тьме мира предков, пройти этим проходом к живительной влаге Матери-Земли и омыться текущей водой, дабы не ослепнуть при первых лучах солнца пробуждающего его к новой жизни. Понял ты, ученик, для чего делается подземный проход к текущей воде? Я рассказываю это все тебе, что бы ты, посланец наших северных братьев, Великих волхвов снежной земли, мог сохранить там наши знания и наши тайны. Мы знаем, что наш век, здесь на берегах Нила в великом святилище Матери Львицы не долог. Но там, на севере, где летают белые холодные мухи, вы создадите новое царство новых героев, а им понадобиться Долина успения великих владык. И ты, ученик, должен ее создать, должен создать Царство мертвых, что бы могло спокойно существовать Царство жив