— Отчего же огонь там полыхает? На дрова не похоже… Может, нефть горит, но от нее совсем другое пламя, а это что-то мне совершенно незнакомое.
— Газ горючий из земли выходит, так мне объяснили. Да я особо и не интересовался, не до этого. Горит — и ладно, мне в том какая помеха?
— А возле него турки, что ли, сидят?
— Точно не скажу, но как мне местные говорили, то с Персии и аж из самой Индии паломники сюда едут. У них учение как-то там по-особому зовется. «Золотистами», что ли, их кличут. Только о каком золоте речь идет, опять же не ведаю.
— Насколько мне известно, их учение зовется «зороастризм». От их учителя Заратустры. Кстати, весьма интересное учение, почему он и был изгнан с родины. Очень на наше христианство походит. Они точно огню поклоняются. А меня вот больше всего газ горючий заинтересовал. Вот бы его как-то приручить да в наши дома направить. Может, подойдем глянем, что к чему?
— Ой, Дмитрий Иванович, у нас своих дел столько, боюсь, засветло не успеем все осмотреть. Да и народец этот приставать начнет, вы уж потом как-нибудь, когда время свободное будет, изучите все, что желаете.
И точно к их коляске уже направлялись смуглые люди с тюрбанами на голове. При этом они низко кланялись и простирали руки к небу, словно хотели взлететь. Кокорев приказал вознице трогаться, тогда вдруг несколько огнепоклонников припустили бежать вслед за ними, что-то громко выкрикивая на непонятном гортанном языке, а некоторые даже швыряли вслед им камни, которые, к счастью, не долетали до коляски.
— Говорил же вам, с азиатами связываться — хуже нет. Не поймешь, чего они там замыслили, то ли в огонь тебя кинуть, то ли в свою веру обратить. Потому я их подальше от себя держу и не велю их на прииск пущать, а они злятся оттого, мол, землю ихнюю оскверняем, кровь, что по жилам земным течет, добываем. Тут и солдат две роты стоит, чтоб не пакостили местные, пояснял Кокорев, бросая взгляды назад и не забывая креститься.
— А рабочих где берете?
— В основном из Астрахани местных мужиков везу. Эти-то, косоглазые, ленивые больно, не хотят грязной работой заниматься. Они все больше торгуют: воду нам подвозят, продукты там разные, фрукты свои. А так сядут на корточки и могут весь день глазеть, как работяги нефть из колодца черпают.
— He пробовали черпалки на конской тяге поставить? Быстрее бы дело пошло. А то вручную много ли начерпаешь.
— Думал я… Опять же лошадей надо завозить, корм для них готовить или пасти где-то. Да и мужики осерчать могут, поломают ту черпалку, чтоб без работы не остаться. Сосед мой, Сердюков, рассказывал, как он черпалку такую целый год сооружал. Кузнеца привез, горн поставил, склепали все, опробовали вручную, вроде пошло дело. А ночью кто-то поджог все, а пламя такое, близко не подойдешь, механизм его покорежило от жара, кузнец даже браться не захотел, исправлять чтоб. Так ручной тягой и дальше черпает.
— Надо было мужикам объяснить, что им облегчение от того, а самим другую работу найти на тех же кубах перегонных. Неужто не поняли бы?
— А вы поговорите с ними, погляжу, чего у вас выйдет из этого. Они слушают, башками кивают, мол, поняли все, а делают все по старинке. Да им хоть чего говори, все одно не поймут. Как ихний старший скажет, так и делать будут…
— Знакомо мне это, ой как знакомо. У матушки моей заводик был у нас, в Сибири, фабрикой ее звали, стекло там плавили. Так тоже, чтоб с мужиками договориться, ей пришлось церковь построить, при ней школу открыть, чтоб детки тех работников учились… Мороки много, а толку… — вздохнул Менделеев.
— И что, помогло? Исправно стали работать? — заинтересованно спросил Кокорев, — Мне, что ли, тоже церкву здесь заложить, так местные турки бунт поднимут, все сплошь магометанцы потому как.
— Вот и матушке не помогло, спалили всё же фабрику нашу, потому в столицу и переехали, что всяческих доходов лишились… Оно, может, и к лучшему…
— Да, дела. У нас вот, у людей старой веры, такого сроду не водилось, к чужому добру завсегда уважительно относились. Коль не тобой сделано, не трошь, а то поймают и на месте суд тому мерзавцу устроят. А тут без солдатиков никак не обойтись, земля чужая, порядки не наши, недолго и головы лишиться, коль в строгости держать этот народ будешь.
Они миновали высокий холм, с которого виднелась обезображенная бурыми, черными пятнами земля, все изрытая, насколько хватал глаз, массой колодцев, рядом с которыми дымились чадящие котлы и так называемые «кубы» для перегонки нефти, и спустились в долину с нефтеносным пластом. Вонь от этого производства исходила ужасная, и Менделеев невольно вытащил платок и прикрыл им лицо, чтоб поменьше вдыхать зловонные испражнения,
— Значит, вот он какой ад будет? — полушутливо спросил он у Кокорева, который нацепил на лицо что-то, похожее на карнавальную маску, и подал такую же своему спутнику.
— Согласен, тогда у нас в российских краях не что иное, как райские кущи, только мы этого почему-то не ценим. Да что говорить, слава богу, что не нашли где-нибудь на Волге или на Каме эту самую нефть, будь она неладна. Может, потому и не лежит у меня душа к ней, уж лучше соль добывать, как то мои предки испокон веков делали.
— Попомните мое слово, через короткий срок половина земли-матушки будет нами же превращена в такие вот адские разработки…
— Да не может такого быть…
— Вспомните, любезнейший, как выглядят ваши обожаемые соляные копи — да там на десять верст вокруг живого ничего не сыщешь. Чем от этих колодцев отличаются? Да ничем… Попомните мое слово…
— Хватит, Дмитрий Иванович, мне проповеди читать, я уж говорил, вам бы рясу да крест на грудь, псалтырь в руки — и айда проповедовать. Давайте лучше делом заниматься, тут каждый час дорог.
К ним подошел весь перепачканный с головы до ног нефтяными пятнами широкоплечий мужик, степенно поклонился и низким басом произнес:
— С прибытием вас, хозяин. Чего не предупредили, я бы отправил кого встретить вас, жилье приготовил, а то как снег на голову…
— Прошу любить и жаловать, моя правая рука на приисках — Степан Кузнецов. Из самой Москвы мной сюда привезен. Кстати, кузнечное дело знает доподлинно, молот пудовый, как игрушку, крутит, потому рука у него крепкая, мужики с ним спорить опасаются, раз кулак его испробовав… Так говорю? Все у тебя тут в полном порядке или есть кто из особо ленивых бездельников. Сказывай сразу, потом не до того будет. Я вот привез знатока по энтому нефтяному делу, будешь каждое его слово слушать и на ус мотать все, что он тебе скажет. Понял, или повторить?
Менделеев глянул на Степана, который с недоверием разглядывал его, и подумал про себя, что вряд ли этот детина, привыкший молотом махать, правильно поймет все тонкости, в которые он будет его посвящать. Но выбора у него не было, потому он сразу предложил:
— Веди, Степушка, показывай мне производство ваше, будем вместе думать, как его улучшать, прибыльней сделать. Давай, ты первый иди, а я следом. Да, Василий Александрович, распорядитесь, чтоб мой багаж аккуратно сгружали, а то у меня там колбы, пробирки и иное оборудование для опытов, как бы не побили все, к чертовой матери…
— Сделаем, Дмитрий Иванович, сам прослежу, — откликнулся Кокорев, и на том они расстались.
— Негоже к ночи нечистого поминать, — осторожно заметил Степан, пока они шли, — тут точно преисподняя самая что ни на есть, а потому и враги рода человеческого рядом где-то гнездятся, лучше и не вспоминать о них, — перекрестился он на ходу.
— Поди, тоже из старообрядцев? — спросил с усмешкой Менделеев.
— Точно, тут многие старой веры, потому не курим и вина в рот не берем, и вам лучше бы папироску спрятать, кивнул он на самокрутку Менделеева, которую тот по привычке держал во рту.
— Спасибо за предупреждение, — кивнул тот, — я тоже об этом подумал. А то так полыхнет, что и черти не помогут.
Они подошли вначале к колодцу, из которого двое рабочих черпали по очереди ведрами, закрепленными на длинных шестах, нефть и сливали ее в громадный котел, замурованный в кирпичную кладку, а под ним виднелось пепелище от недавно полыхавшего там огня.
— Чем топите? Нефтью, поди?
— А чем же еще, дров на эту дуру не напасешься, они у нас только на розжиг идут, а так доставлять их за десять верст не резон.
— И сколько по времени выпарка идет?
— По всякому, от ветра зависит. Если сильный с моря дует, гасит пламя, то полдня уходит на один куб, а в безветрие побыстрей будет.
— Кто ж вам не велит заградительные щиты поставить? Или лучше стенку из кирпичей выложить, для надежности.
— Как же ее потом перетаскивать будем, когда нефть в этом колодце закончится? Не дело это. И так идет неплохо… Нам куда спешить, коль хозяин за час платит. Мы и так, посчитай, без перерывов этим делом заняты.
— А когда выпарка идет? Тоже делом заняты? Или сидите и смотрите, пока все не перегоните до конца.
— Как же иначе, котел не бросишь, приходится смотреть за ним. Да если и бросить, то чем мужиков занять? У других колодцев иные люди работают…
— И когда отдыхать идут?
— Как положено, когда темнеть начинает. Ужинают и спать…
— А ночью никто не работает?
— Как же ночью-то? Факела, что ли жечь? Опасно опять же.
— Ясно, ясно, — думал о чем-то своем Менделеев. — И куда продукцию после выпарки деваете?
— Это нафтель-то? Известно куда, в бидоны, а потом на арбу — и к морю везут, тут подолгу не храним, опасно потому как опять же. г
— Потом, значит, на корабль — и по Волге в Россию, уже сам себе пробормотал Менделеев, после чего осмотрел еще несколько нефтяных колодцев и стоящие поблизости чаны для выпарки нефти и отправился искать место их ночлега.
То оказался глинобитный сарай с небольшими оконцами, крытый сверху камышом, обмазанным глиной, внутри которого находилось несколько комнат для приезжих и небольшая кухонька. Кокорева там не оказалось, и он начал разборку своего оборудования, заняв под него пустующую комнату.